Зеленая записка, стр. 1

Ганс Вальдорф.

Зеленая записка.

Повесть

Как обычно, Лиль находилась в центре внимания, и это привычно льстило ее самолюбию. Она не сомневалась, что Новаку доставляло удовольствие видеть, как другие мужчины в ее присутствии всегда словно немели и, будто завороженные, не сводили с нее глаз. Но весь сегодняшний вечер Новак был ужасно ревнив, хотя, возможно, это началось накануне, после лыжной прогулки с доктором и графом, когда она вернулась в гостиницу.

Сейчас граф сидел напротив нее и без умолку говорил.

— Польди, — взмолилась Лиль, хотя графа звали Фердинандом. — Польди, пощадите меня! Я же ничего не понимаю в охоте!

Заметив, что Новак допил вино и повернул голову в поисках официанта, Лиль мягко положила свою ладонь на его руку. Она не хотела, чтобы он напивался, надеясь, что ей удастся сохранить непринужденный характер беседы еще в течение часа, не дав Новаку повода для новых вспышек ревности. Но если Новак не прекратит пить, он все равно устроит ей в номере сцену. Вчера она пыталась убедить его, что совершенно равнодушна к графу, и это действительно было так. Однако не исключено, что Новак успел приревновать ее к доктору Перотти. Доктор был высокого роста, стройный, черноволосый, непревзойденный танцор и отличный лыжник; он одинаково свободно владел немецким и итальянским и, по словам Новака, знал не хуже английский и французский. В конце концов Новак должен понять, что она давно решила стать его женой, переселиться в особняк в Вене, родить одного или двух детей и оставаться всю жизнь любящей и верной подругой. И она никогда не позволит сбить себя с толку какому-то врачу из Модены, будь он даже красив, как бог!

Пианист пересек зал и склонился в изящном поклоне перед Лиль. Сидящие за столом мгновенно поняли, зачем он пришел. Некоторые посетители, улыбнулся пианист, убедительно просят Лиль что-нибудь спеть; он с удовольствием присоединяется к их желанию. Лиль вопросительно взглянула на Новака: тот равнодушно кивнул головой. Граф и врач, как и следовало ожидать, горячо поддержали пианиста, и Лиль уступила. Гитарист поднес микрофон ко рту и объявил, что сейчас выступит известная певица Лиль Кардо, Федеративная Республика Германии, и что трио почтет за честь аккомпанировать ей. Раздались аплодисменты. “Хлопают скорее из вежливости”, — подумала Лиль, улыбаясь в зал.

Она исполнила две немецкие песенки и одну английскую. Все шло как нельзя лучше: аплодировали сильнее, чем она ожидала, и в заключение Губингер, владелец гостиницы “Бурый Медведь”, даже преподнес ей букет цветов.

— Боже мой, — произнес граф, когда Лиль вернулась к столу, — у вас ангельский голос.

— Я бы уточнил это несколько стандартное выражение: ангельский, с хрипотцой, — добавил доктор Перотти.

— Из-за вас можно окончательно посадить голос, — пожаловалась Лиль. — Но сейчас это модно и, вероятно, нравится публике. Однако ни одни песец не сможет петь долго в такой манере.

— А тебе вообще нечего петь! — раздраженно вмешался в разговор Новак. — Давно пора кончать с этим балаганом. Мне не нравится, что ты дерешь горло перед всяким сбродом, на который нам наплевать, ради какого-то жалкого букета цветов!

— Ну что вы говорите? — мягко упрекнул его граф.

— По-моему, случайное выступление для артиста — просто небольшое развлечение, своего рода хобби, — поддержал графа доктор Перотти.

Новак, казалось, только этого и ждал.

— А вас я убедительно прошу не лезть не в свои дела! — взорвался он.

Новак выкрикнул это так резко и громко, что привлек внимание посетителей, сидевших за соседними столиками.

— Право же, нам не следовало так горячиться, господа, из-за какого-то пустякового недоразумения, — миролюбиво заметил граф.

Они с трудом высидели вместе еще четверть часа и встали из-за стола.

Войдя в номер и закрыв дверь, Лиль прижалась головой к груди Новака.

— Ты не должен принимать все это так близко к сердцу, — просительно произнесла она. — Если хочешь, мы перестанем замечать доктора, и тебе не придется выслушивать его извинений. Я хочу доказать тебе перед всеми, что совершенно равнодушна к нему. Запомни навсегда: я люблю только тебя и…

— Оставь, — перебил он ее. — Все это действительно пустяки. Мне очень жаль, что так вышло. Пожалуйста, не вспоминай больше об этом. Меня беспокоит совсем другое.

Она сразу приготовилась слушать, чувствуя, что он чем-то угнетен. Они знали друг друга уже четыре года, считая со дня их первой встречи, и еще никогда она не видела его таким утомленным, как в последние дни. Он любил работать не жалея сил, и ее всегда поражала его неиссякаемая энергия. В сорок восемь лет он выглядел скорее плотным, чем толстым, хотя и весил почти сто килограммов, но высокий рост скрадывал полноту; его слегка поредевшие волосы тронула седина, лицо было полным, мужественным и внушающим доверие.

— Мало того, что они отказываются платить, они еще шантажируют.

— Кто шантажирует?

— Не спрашивай того, чего тебе не положено знать. Я и сам не знаю всего. Но и то немногое, что известно, достаточно неприятно.

Сердце Лиль сжалось от неведомого страха. Новак был чрезвычайно способным коммерсантом. Живя в Вене, он искусно пользовался положением Австрии, расположенной между Востоком и Западом. Он торговал металлом и цементом, листовой сталью и трубами, электромоторами и токарными станками, торговал с Венгрией и Бельгией, восточными и западными немцами, румынами, французами, русскими, американцами и итальянцами. Он не упускал случая приобрести какой-нибудь замок, лес или поместье, чтобы при первой же благоприятной возможности выгодно сбыть их с рук. Он и сейчас собирался купить у графа замок и с этой целью вел с ним предварительные переговоры.

Лиль не допускала даже мысли, что Новак способен на сомнительные сделки, и она не на шутку испугалась, когда он, саркастически усмехнувшись, мрачно произнес:

— Я получил анонимное письмо, в котором мне угрожают расправой. Как это ни похоже на дешевый детектив, тем не менее это факт.

Он достал бумажник и протянул ей зеленоватый листок. Лиль прочла отпечатанный на машинке текст: “Ты просто сволочь, что требуешь от нас деньги. Предав нас, ты подпишешь себе смертный приговор. Немедленно выезжай в Грац. Если не приедешь до четверга, пеняй на себя”.

Лиль недоуменно посмотрела ему в глаза.

— Кто это написал?

— Какая разница? Я связался с этими людьми, я и развяжусь.

Лиль поняла, что сейчас не время заниматься расспросами и что она должна сделать все, что бы ни потребовал Новак. Если она поведет себя с умом и сумеет доказать свою преданность, то одержит важную победу над женщиной в Вене — его женой.

— Да, но сегодня уже четверг! — напомнила Лиль.

— Неважно.

Он протянул ей листок с номером телефона.

— Ступай и позвони в Инсбрук господину Крёберсу. Передай ему от моего имени, что я требую немедленно перевести деньги на мой счет. Я буду ждать не больше двух дней. Впрочем, нет, потребуй, чтобы он завтра же выслал деньги, и передай, что в противном случае я разоблачу всю организацию. Ступай! А я тем временем приведу в порядок некоторые бумаги. Когда вернешься, я расскажу тебе кое-что еще.

— Хорошо.

Новак открыл дверь, которую запер, войдя в номер, выпустил Лиль и снова повернул ключ. Женщина несколько удивилась этому обстоятельству, но не придала ему особого значения. В вестибюле она встретила Губингера и показала ему записку с номером телефона.

— Я немедленно закажу разговор с Инсбруком, — сказал он и направился к телефонной кабине с обитой кожей дверью.

Из бара доносилась музыка. Лиль села в кресло и приготовилась ждать. Она сидела тихо, надеясь, что ее не заметят и не станут надоедать ухаживаниями. Губингер подошел к ней еще раз и спросил, не желает ли она чашечку кофе или что-нибудь еще, но Лиль отрицательно покачала головой; она желала только одного: остаться наедине со своими мыслями. Хотя все, что рассказал ей Новак, и вызывало тревогу, один момент не ускользнул от ее внимания: если до сих пор она была его любовницей, и только, то теперь Новак нуждался в ней, ее помощи. Лиль было двадцать восемь лет, ему — сорок восемь. Он был женат, имел двух детей: двадцатилетнюю дочь и четырнадцатилетнего сына. Жену он, вне всякого сомнения, не любил, но от нелюбви до развода и женитьбы на третьеклассной эстрадной певице Лиль Кардо лежал длинный путь Лиль знала, что она красива и что при разумном образе жизни ее красота не поблекнет еще долгое время. Высокий рост, пропорционально сложенная фигура, прекрасные светлые волосы и жемчужные зубы не могли не привлекать внимания мужчин. Она умела говорить обо всем, о чем принято беседовать в барах: напитках, автомашинах, теннисе и танцах, пела не лучше и не хуже большинства девушек, посвятивших себя ремеслу эстрадной певицы, но большего ей добиться не удалось, и она прекрасно понимала, что не удастся. Единственный реальный шанс добиться положения в обществе — привязать к себе Новака, и наиболее верный путь к этому — быть для него не только любовницей, но и помощником и другом. Так, в размышлениях, пролетели полчаса или три четверти часа.