Партизанская искра, стр. 72

Во всем доме окна были плотно занавешены и на улицу не пробивалось ни одного пятнышка света. Будто дом был необитаем. Кругом стояла тишина поздней зимней ночи. Только шуршали гонимые ветром снега, да изредка, чуть поскрипывая, хлопала где-то неподалеку незапертая калитка.

— Будьте здесь на углу и следите за мной, — шепнул Парфентий товарищам, — как только скроюсь за дверью, бросайтесь ко мне. Оружие проверьте хорошенько.

Пригибаясь под окнами, Парфентий вдоль стены добрался до двери. Он пристально всматривался в рощу перед клубом, жадно ища кого-то. Вот он увидел, как черный небольшой комочек промелькнул от одного дерева к другому и слился со стволом. Это был Юрий Осадченко, командир второй прикрывающей четверки.

Парфентий подал знак. Юрий приблизился.

— Что у тебя? — спросил Гречаный.

— Анушку недавно вернулся из Голты. Сейчас у себя в кабинете, — доложил Юрий.

— А Брижатый?

— Он минут десять назад пришел сюда с жандармом. Теперь у начальника.

Это сообщение обрадовало Парфентия. Значит, предатель не уйдет отсюда.

— Твои все на местах?

— Все. Я расположил их с трех сторон здания, а сам наблюдаю за этой стороной.

— Кто четвертый?

— Демьян Попик.

— Добре. Следи за дверью и за нами.

Парфентий вернулся к своей тройке. Он обрисовал товарищам обстановку и приказал:

— Ни одному гаду не дать выйти отсюда живым. Бить в упор, наверняка Теперь так: мы с Мишей в камеру, а вы, Андрей и Соня, — к кабинету начальника. Все.

Дверь была плотно прикрыта. Парфентий знал, что здесь за дверью в коридорчике, на расстоянии, может быть, протянутой руки от него, сидит вооруженный солдат. А там, в конце коридора, дверь в камеру. Там ждут очередной пытки, а может быть, и смерти товарищи. Туда можно попасть, только убрав часового, что за дверью. В коридорчике есть еще две двери: одна налево в кухню, другая направо в кабинет начальника. Там сейчас двое. Один с черными усиками и злыми глазами, наверное, сидит за столом, другой стоит перед ним и отвечает на вопросы, а скорее всего рассказывает офицеру об организации, а может, по малодушию, спасая собственную шкуру, называет имена своих бывших товарищей. И загорелась в жилах Парфентия горячая кровь. В первое мгновение юноша почувствовал необъяснимое волнение, какое обычно наступает перед каким-нибудь сложным решением. Но волнение быстро прошло, оно сменилось спокойной решимостью. Парфентий крепко сжал в правой руке рукоять нагана, а левой ухватился за мерзлую скобу двери и потянул на себя. В тусклом неверном свете керосиновой лампы что-то бесформенное, черное поднялось и двинулось навстречу. Парфентий шагнул через порог и, ткнув дулом револьвера в середину черного чучела, нажал спуск. Тяжелое тело, издав копоткий утробный звук, рухнуло Парфентию под ноги. В это же мгновение трое, ожидавших за углом, вбежали в коридор. Парфентий задул на стене лампу. В коридорчике стало совсем темно.

— Вперед, — шепнул вожак.

В этот момент дверь в кабинет начальника открылась. В желтом квадрате света стоял писарь Петре.

— Что за стрельба? И почему темно? — спросил писарь часового.

Вместо ответа из темноты блеснул огонек, грохнул выстрел, и черный силуэт в дверях упал. На короткий миг все затихло. Только там, в глубине кабинета, отстучали торопливые шаги и хлопнула дверь. То убегал в смежную комнату Анушку.

— Кругом к окну! — скомандовал Гречаный. — Не выпускать!

Андрей и Соня бросились на улицу туда, где с задней стены выходили окна из квартиры Анушку.

Парфентий с Мишей Кравцем ворвались в кабинет. В углу они увидели Сашку Брижатого. Он стоял перед товарищами, которых предал. Стоял, не смея двинуться, будто на зыбкой жердочке, перекинутой через пропасть.

Стремительно летели мгновенья. И не было для объяснения ни времени, ни слов. Парфентий только и мог сказать:

— Подойди ближе.

Сашка сделал один шаг, расслабленный и нелепый. Парфентий поднял наган и в упор выстрелил в предателя. Брижатый навзничь повалился около убитого писаря Петре.

Товарищи бросились в конец коридора, сбив замок, ворвались в камеру.

— Митя! — тихо окликнул Парфентий.

Из темноты послышался слабый, похожий на стон ответ.

— Выходи, это я, Гречаный.

Парфентий опустился на колени и стал в темноте нащупывать лежащих на полу товарищей.

— Митя, Миша, вставайте…бежим отсюда скорее! — горячо повторял Парфентий, помогая товарищам подняться.

Но Дмитрий с Михаилом настолько были измучены, что совсем не могли двигаться. Тогда, подхватив их под руки, освободители вывели их на улицу и дальше в рощу.

Едва они сделали несколько шагов, как вслед им щелкнул выстрел, затем другой…

И вдруг Парфентий почувствовал жгучую, пронизывающую боль в ноге. Но, не обращая на это внимания, он продолжал тащить Дмитрия вглубь рощи и ниже к речке. Одна мысль, одно желание поглощало его — подальше уйти, поскорее скрыться из виду. Парфентий видел, как рядом, тяжело дыша, нес на себе Мишу Клименюка Михаил Кравец.

У берега, в заснеженных камышах, они приостановились. Отсюда начинался лес.

У клуба слышались крики, выстрелы. Это, отстреливаясь от подоспевших полицейских, уходила в другую сторону прикрывающая четверка Юрия Осадченко к которой примкнули Андрей с Соней.

— Всем четверым вместе нам держаться нельзя, нужно рассредоточиваться, — сказал Гречаный. — Ты, Михаил, уводи Мишу и спрячь его понадежнее, а я пойду с Дмитрием.

— Я понесу Мишу к себе домой.

— Только подальше от села, идите стороной.

И только, когда остались вдвоем, Парфентий заметил, что Дмитрий был без верхней одежды.

— А где твое пальто, Митя?

— Осталось там, — он указал в сторону жандармерии, — Анушку сорвал его с меня. Он думал, что я так скорее все расскажу ему. Но он ошибся, Парфень.

Парфентий снял с себя ватный пиджак и укутал товарища.

— У тебя жар, Митя, ты погибнешь раздетый. В рукава можешь одеть?

Дмитрий попробовал.

— Нет, рука не действует.

— Больно?

— Горит и не слушается.

Парфентий стиснул зубы. Митину боль он ощущал сильнее, чем боль собственной раны.

— Я тоже ранен. Вот сюда, в ногу, — признался Парфентий, нащупав рукой холодное, липкое место у бедра.

Митя забеспокоился.

— Как же теперь, Парфень? Эх, еще я тут…

Не хотел говорить Парфентий товарищу о своем ранении. Он понимал, как это огорчит Митю. Но не выдержал. Хотелось в эту минуту тяжелых испытаний быть во всем ближе к своему самому дорогому другу. Ему казалось, что кровь, пролитая вместе, еще сильнее свяжет их братство.

— Пустяки, Митя, моя рана свежая и еще совсем не болит. Главное — мы на свободе. Вот только нам с тобой первым делом нужно перевязать раны да немного придти в себя.

Парфентий думал, куда можно сейчас пойти. Он видел, что Дмитрий очень слаб. Рана, ожоги от сигары на лице, холодная камера и пытки допросов довели Митю до полубредового состояния. Поэтому прежде всего нужно было дать ему помощь, тепло и хоть короткий отдых.

— Ты можешь идти?

— Могу.

— Пойдем помаленьку, — шепнул Парфентий, — а то закоченеем. Да и на улице оставаться опасно.

— А куда пойдем, Парфень? — одними губами спросил Дмитрий. Он сейчас был готов на все.

Парфентий еще сам не знал, куда идти, а идти надо было и как можно скорее спасать друга. Да и самому в суконном пиджачке становилось холодно. Теперь, когда отошел пыл боя, ослабло напряжение нервов, холод оказывал свое действие.

— Идем, Митя, — решительно сказал Парфентий.

Одна из задушевных подруг Поли, Тамара Холод, жила неподалеку. Это была хорошая, простая девушка, преданная их общему делу комсомолка, одна из первых вступившая в члены «Партизанской искры». У нее и решил Парфентий спрятать Дмитрия.

Глава 8

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

Чтобы дать подальше уйти освобожденным товарищам, прикрывающая группа Юрия Осадченко, вместе с Андреем и Соней, отступала в противоположную сторожу, увлекая преследовавших их жандармов и полицейских. Отстреливаясь, комсомольцы уходили глухими переулками от хаты к хате, а там через кладбище к северной стороне села.