Партизанская искра, стр. 22

Но нет, мелодия лилась, расходилась, наполняя тихую чердачную полутьму.

— Она самая — широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек.

— Тише, Юра, дай дослушать, — шепнул Митя.

— Москва, — мечтательно и нежно прозвучал в тишине голос Полины.

— У тебя радио, Парфень?

— И молчал до сих пор!

Но Парфентий сам был удивлен больше других. Наконец мелодия оборвалась. Послышалось сухое хрипение микрофона и… тишина.

— Это где-то внизу, — заметил Миша.

— Я спущусь, узнаю, — сказал Парфентий. Минуту спустя Парфентий взобрался наверх, таща за собой Андрея Бурятинского.

— Вот он сам приемник явился.

И все сразу вспомнили, что Андрей еще в школе был замечательным звукоподражателем. Он, бывало, на школьных вечерах имитировал множество звуков, изображал то жужжание пчел, то шум поезда.

— Крепко ты нас обманул. Ну, настоящая Москва! Коминтерн.

— Прямо за сердце взяло, до чего похоже. Будто это в школе и войны никакой нет.

— А ну, Андрей, повтори еще разок, послушать хочется. Больно соскучился я по этой музыке, — попросил Парфентий, — только тихонько.

Андрей приложил ко рту губную гармошку и нежные звуки вновь полились.

Сидящие закрыли глаза, чтобы сильнее было впечатление. Хотелось до конца внушить себе, что это правда.

Некоторое время все сидели молча. Песня о Родине всколыхнула сердца. На короткий миг услышали родное, волнующее, по которому тосковало сердце. И не хотелось мириться с мыслью, что это пока еще только Андрюшина выдумка.

— Вот оно что, — тихо произнес Дмитрий, закрыв широкой ладонью глаза.

— Расстроил ты нас, Андрей, погляди, все задумались как, — промолвила Поля, смахнув набежавшую с лезу.

Митя отнял от лица руку. В горящих глазах его трепетало пламя свечи.

— Даю слово комсомольца в ближайшее время собрать радиоприемник.

— А можно это сделать?

— Трудно, но можно. Нужно, — поправился Дмитрий.

— Сделаем, Парфень, — сказал Миша Клименюк, — я помогу Мите. У меня тоже кое-что из деталей имеется.

— Это облегчило бы нашу работу, — сказал Парфентий, — мы бы все знали, что делается там, по ту сторону фронта. По сводкам мы составляли бы листовки.

Голос Парфентия звучал убедительно и страстно. Тонкое лицо его, на котором бликами дрожали отсветы пламени, было вдохновенно. На товарищей глядели умные, озаренные внутренним светом голубые глаза.

— У кого какие будут думки?

— У меня есть, — заявил Миша Клименюк.

— Говори.

— Я хочу рассказать сон, который видел позавчера.

— Сны, если они толковые, тоже хороши.

— Мой сон как раз такой. Я вообще не верю снам и не запоминаю их. Но этот запомнил. Снится мне, будто я на работе на железной дороге. Обеденный перерыв. Я лежу на насыпи навзничь и смотрю, как бегут облака. Устал и хочется спать. Вдруг чувствую, как кто-то обхватывает горячими руками мою голову и поднимает. Я открываю глаза — брат Ваня. Лицо темное, суровое, глаза воспаленные, красные. Ваня повернул мое лицо к себе и посмотрел мне в глаза. Потом огляделся кругом на хлопцев, девчат. «Работаете?» — говорит и смотрит мне в глаза. Я не выдерживаю его взгляда и отворачиваю голову. Тогда он улыбнулся и погладил меня по голове легонько, как маленького. «Ничего, братишка, потерпи, недолго осталось Только ты не спи, сейчас не время спать, и товарищам своим скажи, чтобы не спали». Сказал он это и пошел по линии. Идет и оглянется, идет и оглянется, будто глядит, не заснул ли я. И так, пока не видно стало.

— Долго на чердаке стояла тишина. Рассказ Михаила взволновал. Сон поняли, как явный укор всем.

— Хороший сон, — промолвила Поля.

— Правильный сон, — пояснил Андрей.

— Верно, все, кто там воюет, думают о нас так же, как Ваня, — продолжала Поля.

— Трудно им, они надеются, что мы отсюда поможем победить врага.

— И будем помогать, — сказал решительно Парфентий, — как — нам подскажут старшие. У нас будет радио, мы сумеем бороться. Теперь насчет оружия. Его надо доставать больше. Я думаю, к этому делу надо привлечь Володю Белоуса и Ваню Беличкова. Они ребята толковые и надежные. Это Миша Кравец и Юра Осадченко возьмут на себя.

— Есть, — вместе ответили друзья.

— Нам нужны теперь девушки. Поля, твоя задача вовлечь в работу своих подруг-комсомолок.

— Сделаю, Парфень.

— Будем расширять нашу организацию, принимать в неё новых комсомольцев, сначала, конечно, нашего села, а со временем и молодежь других сел. У нас будет огромная организация, и мы не дадим им, гадам, спокою.

Непокорная золотистая прядь волос Парфентия упала на лоб. Он резким движением смахнул ее в сторону, привстал на колени и горячо, решительно произнес:

— Значит, борьба?

— Борьба! — ответили дружно комсомольцы.

— До победы!

— Хоть до смерти.

— Умирать не собираемся, а если придется, то так, чтобы сказали про нас: «они храбро боролись за Родину и погибли, как герои». А герои всегда бессмертны.

По одному расходились хлопцы в разные концы огромного села. Шли без боязни, твердо ступая, с сознанием, что идут по своей собственной земле.

Парфентий, проводив Полю, возвращался домой. Из-за леса показался большой круг луны, мягко ложились поперек дороги длинные тени деревьев и между ними вытянутая тень Парфентия. Стало заметно виднее.

За поворотом улицы Парфентий увидел приближающуюся фигуру румынского патрульного. Неверной, вихляющейся походкой пьяного Парфентий пошел прямо навстречу солдату.

— Стой! — окликнул патрульный, клацнув затвором винтовки.

Парфентий остановился.

— Кто идет?

— Сва-а-а-и… не видишь, что ли?

— Куда иди?

— Домой иди, — передразнил Парфентий.

— Поздна. Ночь. Спи надо.

— Без тебя знаю, что надо.

— Эй, дурак, пьяна свиня.

— Вот, вот, угадал, она самая. Пьян, пьян вдрызг, понимаешь?

— Понимай, понимай.

— На именинах был, гулял, самогон пил, — лепетал Парфентий, затем, смешно вскинул вверх руки, перебирая «непослушными» пьяными ногами, без складу и ладу забубнил:

Гоп, мои гречаники, гоп, мои мили,
Що ж вы, мои гречаники Не скоро поспилы.

Жандарм вдоволь насмеялся над «пьяным» и, слегка ткнув Парфентия прикладом в живот, с деланной строгостью приказал:

— Иди на твой хата. Спай. А то застрелу.

Глава 13

В ЛЕСУ

Так, день за днем, стараясь обходить людные места и села, в которых его могли узнать, подолгу отсиживаясь в лесных посадках, Моргуненко добрался до Саврани. Это был один из самых отдаленных северных районов Одесщины. Но помимо отдаленности, Савранский район имел еще одну, очень важную особенность. Здесь, почти от самого районного центра Саврани, на многие километры вдаль и вширь тянулись густые дубовые леса. Это давало возможность патриотам разворачивать в тылу врага партизанскую борьбу.

У Моргуненко в этих местах не было ни родных, ни знакомых. Не знал он и явочной квартиры. Он хорошо держал в памяти лишь одну фамилию человека, которого ему нужно было разыскать здесь.

Владимир Степанович знал, что в этом районе есть люди, которые собирают силы для борьбы с оккупантами. Верил он также, что кругом много честных советских людей, но чтобы связаться с ними, потребуется время. Ему, не местному человеку, долго разгуливать нельзя, да еще в Саврани, кишащей теперь военными и гражданскими оккупантами и всяким предательским сбродом. Он решил прежде всего устроиться хоть на какую-нибудь работу, а потом, постепенно начать поиски человека, с которым должен встретиться.

Осторожно, стороной, он узнал от людей, что в савранское лесничество набирают рабочих. Это было самое подходящее дело, и Моргуненко, не откладывая, решил отправиться прямо туда.

Лесничество находилось в селе Слюсареве в нескольких километрах от Саврани.

Стояли последние дни сентября. По утрам уже плавали туманы, падали обильные росы. Но солнце еще грело, и дни стояли теплые, прозрачные, какие бывают только ранней осенью, когда погода устанавливается надолго.