Жизнь зовет. Честное комсомольское, стр. 9

Римма Владимировна провожает его живыми карими глазами.

К вечеру готово неуютное жилище мальчиков и замысловатое убранство комнат девочек. Чего только они не придумали! На окнах висят кружевные занавески из газет. На дверях — марля, чтобы не влетали мухи. Стол застлан чистой простыней вместо скатерти, с кружевными дорожками из газет. В углу прибита полочка. На ней зеркало с подставкой, несколько ручных зеркал, куча расчесок, одеколон и даже неизвестно откуда взятые открытки с видом озера Рица.

— Вот это да! — удивляются мальчики, то и дело путаясь головой в марле на дверях.

Вечером Тихон, Павел и Ваня сидят на широком крыльце клуба с резными деревянными колоннами в старинном русском стиле. На коленях Тихона — баян, привезенный из города. В нескольких шагах от них, под навесом, на длинных деревянных столах дежурные режут ароматный черный хлеб. Тут же глубоко врытая в землю большая печь. На ней шумно кипят два огромных котла. По краям крышек тонкими струйками выходит пар и распространяет вкусный запах.

У печи хлопочет повариха-колхозница. Настоящая повариха, по всем правилам, — толстая и румяная. Тут же стоит физик Семен Семенович, по фамилии Конница, а по прозвищу «Конница Буденного». Это один из любимых учителей в школе. Он прекрасно знает свой предмет, на его уроках слышно, как летит муха. Подкупает он еще ребят и тем, что любит подшутить над ними. Вызвал он как-то раз к доске ученицу, невнимательную и невдумчивую.

«Ну-с, — сказал он ей, — докажешь, что Земля имеет форму правильного параллелепипеда!»

«Доказать, что Земля имеет форму правильного параллелепипеда!» — не моргнув глазом, по привычке не думая над своими словами, начала ученица и осеклась. Бурный хохот раскатился по классу.

Неподготовившегося ученика он обычно отсылал на место, приговаривая:

«Хорошо. Пять!» — и выводил в журнале жирную двойку.

Сейчас он стоит, заложив за спину руки, высокий и полный, и, по долгу начальника полевого лагеря, присматривается к работе повара.

Павлу хорошо с новыми товарищами. Он слушает веселую, не очень умелую музыку Тихона, вглядываясь в темнеющие, спокойные улицы села с низкими домами, просторными огородами. Ему так непривычно хорошо здесь, что он даже смеется с мальчиками громким, заливистым смехом.

— Знаете, ребята, кем я хочу быть? — рывком останавливая баян и откидываясь на верхние ступени крыльца, говорит Тихон.

— Кем? — заинтересованно спрашивают товарищи.

— А вот кем… — Тихон нарочно медлит, чтобы получилось эффектнее. — Вот представьте себе — глухой, нетронутый лес. Представили?

— Представили!

— В лесу домик.

— На курьих ножках! — улыбаясь, подсказывает Ваня.

— Нет, обычный деревянный домик, такой веселый. Здесь живет лесник. У него в доме все так же, как у обычного лесника, — коврик над кроватью, ружье на стене. Только одно необычно — в комнате стоит рояль красного дерева.

— Современный лесник, окончивший консерваторию. Ничего нет удивительного! — смеется Павел.

— И лесник этот — я, — говорит Тихон. — У лесника борода по грудь, косоворотка и…

— …и лапти! — смеется Ваня. — Рояль красного дерева, и борода с лаптями… Ну, наплел же ты лаптей, Тихон!

— Нет, кроме шуток, лесное дело меня очень интересует. А вот литература, история, химия, физика — все это пустое!

— Какой же из тебя будет специалист лесного дела без химии и физики? — удивляется Павел. — Ты как учишься-то?

— По-пластунски.

— Как это? — не понимает Павел.

— Ползу, друг, ползу из класса в класс, на горе мамаше и папаше!

Действительно, ученье Тихона доставляло немало огорчений его родителям. Мать и отец его были научными работниками филиала Академии наук и мечтали о сыне-ученом. Сын же учился кое-как, в свободное время не прикасался к книгам, а играл с ребятами в футбол и на баяне.

Недавно он заявил, что будет лесником. Другие родители обрадовались бы увлечению сына, свели бы его со специалистами лесного дела, достали бы интересных книг. А отец и мать Тихона всеми силами принялись заглушать его увлечение. Они доказывали, что дело это никчемное, всю жизнь придется сидеть в лесной глуши: ни театров, ни людей. Но Тихона совершенно не пугало все это: к театру он был равнодушен, а люди ему казались везде одинаковыми — что в филиале Академии наук, что в Управлении лесного хозяйства.

Последнее время родители Тихона немного успокоились. «Дурная мысль» о лесном хозяйстве взбрела, мол, парню в голову по молодости и со временем исчезнет. Они и не подозревали, что сын серьезно заинтересовался лесным делом, прочитал уже не одну специальную книгу. И поездка в колхоз увлекала его главным образом возможностью встретиться здесь с лесником, посмотреть его хозяйство.

Тихон долго молчит, потом начинает наигрывать какую-то грустную мелодию.

— А ты где живешь, Павел? — спрашивает Ваня.

— На улице Красных Зорь.

— Ой-ей-ей! Расстояньице до школы приличное. Значит, ты не относишься к нашему району? Зачем же ты перешел к нам?

Все хорошее, что заключал в себе этот тихий вечер, мгновенно ушло. Павел ненавидел ложь. Он привык говорить лучше горькую правду, чем выкручиваться выдумкой. Но правду сказать невозможно.

— Да так случилось, — неопределенно говорит он.

Вскоре Павел уходит, ложится на свою постель и, не поужинав, засыпает.

— Тебе не показалось, что мы чем-то обидели Павла? — шепчет Тихону Ваня, укладываясь спать.

Но Тихон никогда не замечает таких тонкостей.

— Нет, не показалось, — отвечает он. — Спать захотелось — вот и не стал ужинать.

Но слова Тихона не убеждают Ваню. Он долго лежит с открытыми глазами и перебирает в памяти разговор с Павлом. Нет, решительно ничего не сказали ни он, ни Тихон, на что можно бы обидеться. «Просто у Павла тяжелый характер», — решает он. Но Павел понравился ему с первого взгляда. И Ваня думает о том, что хорошо было бы подружиться с ним. Кажется ему, что Павел может быть хорошим другом. А такого друга у Вани нет. Почему нет? Он и сам не знает. С первых классов Ваня то староста, то комсорг, а в прошлом году выбрали его секретарем комсомольской организации школы, несмотря на то что был он восьмиклассником. Привык он дружить со всеми сразу, а одного друга — настоящего — у него пока еще не было.

3

Утро мрачное и холодное. Воет ветер по бескрайным просторам полей. Они тянутся до горизонта, однообразные и унылые, подернутые легкой дымкой тумана.

Мальчики вооружились лопатами. Они неумело подкапывают гнезда картофеля, оставляя клубни в земле или перерезая их. Рыжая ботва ровными рядами ложится по межам.

Девочки собирают картофель в большие корзины с двумя ручками, ссыпают его в кучи и первые часы не переставая удивляются огромной величине картофелин.

— Ребята, смотрите, какой поросенок! — кричит Рита, с трудом поднимая одной рукой картофелину, чуть не с голову величиной.

— Вот это да! — восторгается Ваня.

Рита давно уже бросила картофелину в корзину, прикрыла ее другими и вместе с подругой высыпала картофель в кучу, растущую с каждой минутой и ввысь и вширь. Но восторженная улыбка все еще не сходит с лица Вани. Он стоит, все так же вонзив лопату в землю, положив на черенок скрещенные руки, а на руки подбородок.

— Не иначе раздумывает, откуда такая картошка берется! — хихикают девочки. — Спящая красавица!

Римма Владимировна разгибает уставшую спину:

— Зайцев! О чем размечтался? Задерживаешь девочек!

— Да, правда, задерживаю, — отвечает Ваня, поспешно наступая ногой на лопату.

Павел работает по соседству с Ваней. Он молчалив, невесел. Ему не хочется ни говорить, ни двигаться. Ему хочется спать, спать, спать, как почти всегда в последнее время.

Ровно в полдень у дороги останавливается полевая кухня.

— Обед! Обед! — бурно радуются ребята, бросают где попало лопаты и корзины, бегут под горку к ручью умываться.