Куда ведет Нептун, стр. 3

«Для подлинного известия, — говорилось в докладе, — есть ли соединение Камчатской земли с Америкой, имеются ли проходы северным морем — построить одно судно в Тобольске, два в Якутске и на них следовать определенным маршрутом. Из Лены одно судно отправить на запад к устью Енисея, а другое на восток до устья Колымы».

Северным отрядам предлагалось «чинить осмотр и опись, где имеется у берега стоячий лед, насколько он от земли простирается. Описать плавучий лед, где он есть, всегда ли бывает или его относит. Ежели найдутся места, где сильного препятствия от льдов нет, то выяснить, возможно ли там проходить судам… Узнать, где каких рек устья и какой глубины, есть ли удобные места для стоянки судов и к зимовью, под какими градусами они лежат, где есть в море углы или носы. Описать то аккуратно и на карту положить…».

Рьяными поборниками невиданной до тех пор экспедиции были обер-секретарь Сената Кирилов, президент Адмиралтейств-коллегии Головин, гидрограф Соймонов. Но среди высокопоставленных вельмож оказались и противники: экспедиция разорительна для России; в северных морских путях нет особой нужды; все это предприятие есть не что иное, как пыль в глаза Европы.

Последнее слово оставалось за государыней.

Обер-секретарь Сената Кирилов отлично знал характер императрицы. Интересы отечества не весьма сильно ее заботили. В те дни «Санкт-Петербургские ведомости» не успевали сообщать о балах, званых обедах и приемах в Зимнем дворце. На это Анна Иоанновна денег не жалела. А тут — экспедиция! Первоначальная стоимость ее была определена в 12 тысяч рублей — сумма нешуточная.

Кроме приемов и ежедневных развлечений, императрица увлекалась охотой. В ее кабинете постоянно имелось несколько заряженных ружей. Анна Иоанновна не чаяла большей страсти, как пострелять из открытых окон ворон, галок, ласточек.

Одно слабое место в натуре правительницы знал Кирилов: тщеславна!

Что ж, ради великого дела и подольститься не грех.

В заключительной части доклада Кирилов написал: «Сия экспедиция отвечает полным образом интересам Вашего Императорского Величества».

Новые земли. Новые богатства. Меха, золото, невиданные прибыли.

Именно это решило судьбу экспедиции. Императрица соблаговолила поставить подпись на поданной бумаге: «Быть посему».

Доклад Сената и Адмиралтейств-коллегии становился законом. Назывался он так: «Высочайше утвержденные правила, данные капитан-командору Берингу».

Ему срочно предписывалось выехать в Ревель и Кроншлот для набора людей, знающих морское дело, готовых добровольно участвовать в походе. Командующим эскадрами повелевалось не чинить препятствий тем, кто откликнется на зов Витуса Беринга.

СЛУШАНО НА АДМИРАЛТЕЙСТВ-КОЛЛЕГИИ

«…5 января 1733 года слушан указ об отправлении в сибирскую экспедицию господина капитана-командора Беринга и других офицеров и служителей.

Приказано:

1. Определить нижеписаный комплект. На назначенные к Америке судна иметь:

лейтенанта — 1; штурмана — 1; лекаря — 1; матросов — 12; солдат — 24; канониров — 6; боцмана — 1.

2. На три дубель-шлюпки, которые пойдут из Ленского и Обского устей, на каждую:

лейтенантов-командиров по 1; солдат по 26; матросов по 2; писарей по 1; лекарей по 1; парусников по 1.

3. Назначенных в ту экспедицию людей жалованьем наградить и, пока в той экспедиции пробудут, давать против оклада вдвое.

4. Адмиралтейств-коллегия приказали: по требованию капитан-командора Беринга в Камчатскую экспедицию определить желающих — лейтенанта Ласиниуса, штурманов Вакселя, Челюскина, Дмитрия Лаптева.

В собрании коллегии капитан-командор Беринг доносил словесно, что порученный в команду его штурман Прончищев всеподданнейше бьет челом, чтобы ему в той экспедиции править штурманскую должность. Капитан-командор Беринг просит всемилостивейше пожаловать Прончищева в лейтенанты флота.

Адмиралтейств-коллегия приказали: помянутого штурмана Прончищева написать в ранг лейтенанта и назначить командиром судна».

Через месяц экспедиция тронется в путь. Сотни подвод, кибиток, розвальней. В составе отрядов около тысячи человек. Беринг деятелен как никогда. Возле него новые помощники — Лаптев, Челюскин, Прончищев, Ваксель, Ласиниус… Когда-то они вернутся обратно в Санкт-Петербург? Все ли вернутся? Дай бог.

Куда ведет Нептун - nonjpegpng__6.png
Куда ведет Нептун - nonjpegpng__7.png

Часть первая

ОТ МЫШИГИ ДО НЕВЫ

Глава первая

Куда ведет Нептун - nonjpegpng__8.png

СИЗАРИ В НЕБЕ

Самые разные события волновали Санкт-Петербург в 1714 году. Россия празднует победу своего молодого флота под Гангутом. Спущен на воду крупный линейный корабль «Шлиссельбург». Издано шестнадцать морских карт Балтики. Запрещено рубить строевой лес на дрова. А о каком пассаже сообщают «Санкт-Петербургские ведомости»! Во время крещения царевича за праздничным обрядом карлица вышла из пирога и выпила здоровье новорожденного. За дамским столом такой же пирог был начинен карлом. Вечером фейерверк.

Впрочем, все эти сведения из Санкт-Петербурга до калужской деревеньки Богимово доходили с большим опозданием. Да, сказать по правде, совсем иные заботы одолевали Василия Парфентьевича Прончищева, дворянина мелкопоместного, но весьма гордого и самолюбивого. Более двух лет тянулась тяжба с богатым помещиком Кривовым за малую деревеньку Торбеево.

Прончищев обивал пороги канцелярий, хрипел от гнева; медаль за полтавскую баталию позванивала на груди; скрипела липовая деревяшка на правой культе. Натиск на присутственные места всякий раз оборачивался горьким поражением. Подьячие, эти чернильные крючки, надували бритые щеки (головы бы им обрить да на каторгу), разъясняли: фамильные бумаги расстроены, недоимки по окладному сбору составили немалых денег. И прочее, и прочее.

Немалые годы Прончищев воевал янычар и шведов. Виват тому, кто искуснее владеет саблей, кто исхитрился ошеломить врага неожиданным броском. Но как одолеть судейских подьячих?

Любезный друг и сосед Федор Степанович Кондырев вразумлял Василия Парфентьевича: душеполезными словесами канцеляристов не проймешь. Читал нескладные вирши, писанные от имени подьячего:

Небось давай деньги смело,
Мы уж знаем, как обманывать, то наше дело.

Прончищев в негодовании стучал деревянной ногой с железной набойкой по полу, выставлял в окно — в сторону Калуги — крепко сложенную дулю: вот им!

На дворе бродил извалявшийся в луже хряк; петух вспрыгнул на колодезный сруб, по-орлиному расправил крылья и воззвал барских кур к порядку. Другой его собрат, петух индейский, тихонько прокашлялся, тряхнув фунтовым зобом, и неторопливо прошествовал в сторону колодца.

Василий Парфентьевич мрачно отметил про себя: вот и он, боевой полтавский кавалер, против богача Кривова — все одно что горластый петушок против зобастого каплуна.

— Но мы еще поглядим! — и пробежал из угла в угол по горнице. Расстегнутый ворот пестрядинной рубахи обнажил широкую грудь, а за плечами точно выросли орлиные крылья.

— В Москву ехать! — понял намерения своего друга Кондырев. Одной рукой он по-царски облокотился на подлокотник старинного дубового кресла, другой поглаживал голову шестилетней дочери Тани.

Разговор предстоял долгий, мужской. Закурили турецкие трубки, привезенные Прончищевым из-под Азова.

— В Москву надо ехать! — повторил Кондырев. — Там и решится.

— А ты, Танюша, иди на двор с Васькой поиграй, — сказал Прончищев.

— Там хряк бегает.

— Полезай на голубятню, хряк и не достанет.