Степные рыцари, стр. 23
Но Макарка был сдержан. Он ни перед чем не выказывал своего восторга, ничему не удивлялся. Словно все, что перед ним сейчас открывалось, он видел давно и ему все это успело надоесть.
Лишь однажды он проявил некий интерес, Когда вокруг их лодки начало резвиться стадо дельфинов.
— Вот, Гурьяшка, обратал бы такого, — засмеялся он, — да поездил на нем верхом по морю.
Гурьян наравне со всеми выполнял матросские обязанности, сменялся на веслах, дежурил, когда другие спали, научился управлять парусом.
Погода все время благоприятствовала казакам. Ни одного порыва ветра, ни единое облачко не омрачало спокойного, чистого неба. Золотистые, веселые дни улыбались донцам.
Но вот и Анатолия. На горизонте замаячила тоненькая серая полоска вражеского берега.
Налет казаков был внезапен, как вихрь. Малочисленные гарнизоны почти не сопротивлялись… Наделав переполоха в далеком тылу врага, казаки, довольные легкой победой, возвращались в Азов.
Занятый осадой Багдада, турецкий султан Мурад IV, услышав о набеге казаков, приказал начальнику флота Пела-паше срочно снарядить погоню за казаками.
Турецкий флот славился на весь мир своей стремительностью и быстротой.
Несколько кораблей, распустив паруса, бросились в погоню за дерзкими казаками, уплывающими на своих медлительных лодочках домой.
Казаки заметили погоню только тогда, когда турецкие корабли, как нахохлившиеся хищники, с распущенными парусами настигали их у Керченского пролива.
Казаки налегли на весла. Но было поздно. Вражеские корабли, словно стервятники, нагоняя казачьи лодки, таранили их своими длинными носами, опрокидывали, пускали ко дну. Как гром, гремели пушки, осыпая казаков ядрами и картечью…
Плотно сжав побелевшие губы, Гурьян изо всех сил налегал на весло, загребая и косо поглядывая на море. А на море сейчас происходило что-то невероятное. Грохотали орудия, выплевывая из жерла ядра. Они шлепались по воде, взметывая вокруг себя фонтаны огня и воды. Разъяренными хищными птицами метались вражеские корабли, гоняясь и топя казачьи лодки.
Гурейка видел, как беспомощно барахтались казаки в воде. Турки с кораблей пристреливали их…
У парня сжималось сердце от боли. Но что он мог поделать? Его судьба была не лучше других.
Блуждающим взглядом обводил Гурьян море, казачьи лодки, разыскивая отца и брата. Но их нигде не было видно.
Впрочем, вот, кажется, атаманский струг. Да, это он. А вот и отец стоит на носу. Струг, как стрела, летит к далекому берегу.
«Может, уйдут?» — гадает Гурейка.
За стругом, распустив паруса, как злой крылатый коршун, мчался линейный вражеский корабль.
Не сбиваясь с ритма, в такт с другими гребцами, сильно загребает веслом Гурейка, а сам никак не может оторваться от атаманского струга… Вот все ближе и ближе настигает его враг. Вот-вот, кажется, он таранит его. Но струг все мчится и мчится по волнам, ускользая от гибели.
Как завороженный, смотрит на эту захватывающую своим драматизмом картину Гурейка. И, хотя смерть размахивает своими крыльями над стругом, парень видит, как отец его как ни в чем не бывало, гордо и величаво стоит на носу своего струга…
— Молодец, батя! — сквозь слезы восторженно шепчет Гурейка. — Молодец!
Он горд мужественной выдержкой своего отца.
Вдруг Гурейка содрогнулся и отвернулся. Он видел, как турецкий корабль навалился всей своей махиной на струг…
— Эх! — вздохнул дядя Ивашка. — Царствие небесное рабу божьему Михаилу…
У Гурейки по щекам поползли слезинки.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ФАТИМЫ
Поход казаков оказался неудачным. Только половина участников возвратилась из него. Остальные погибли. Не уцелел и сам войсковой атаман Татаринов, утонул в пучине морской. Утонул и его старший сын Матвей. Погибли старшины Иван Каторжный, Потап Петров и многие другие.
Гурейка, хоть и крепился, не подавал виду, что ему тяжело, но нет-нет да смахивал с загорелых своих щек предательски ползущие слезинки. Друзья его Макарка и дядя Ивашка не утешали его. Разве можно словами утешить горе?
А когда Гурейка прибыл в Азов, новое горе ждало его в доме — исчезла Фатима.
Гурейка и так был весь переполнен горем, а тут еще это.
— Расскажи, Зейнаб, как же она пропала? — с болью выдавил он, устало садясь на скамью..
Старуха сбивчиво стала рассказывать о том, как с вечера Фатима улеглась спать в своей светелке, а на другой день утром, когда прислужница вошла к ней в комнату, то постель девушки оказалась пустой. Сколько ни искала ее старая турчанка, не могла разыскать. Фатима исчезла бесследно.
Тяжело вздохнул парень, повалился на кровать, да так недвижимо и пролежал весь день.
На Войсковом кругу казаки выбрали себе нового войскового и походного атамана. Теперь атаманом стал мужественный справедливый казак Осип Петров.
По решению казачьего круга новый атаман должен был переселиться жить в атаманский дворец. Хоть и не особенно хотелось атаману переходить на житье туда, но пришлось подчиниться постановлению круга. Он перешел со своей семьей во дворец, а свой домик на окраине города отдал Гурейке и дяде Ивашке.
После несчастливого похода на море, который унес столько жизней, казаки стали более осторожны. Хотя они и выходили по-прежнему на стругах в море, но во время набега на вражеские города и селения были предусмотрительны, бдительны.
Теперь в городе уже не стало былого бесшабашного разгула и веселья, народ притих, приуныл. Да и казаков-то совсем стало мало, некому гулять…
А тут, в довершение всего, разнесся слух, что будто к Азову надвигается несметное количество турецких полчищ, а по пути к ним присоединяются многочисленные татарские, черкесские и ногайские отряды. В то же время к Азову будто и крымский хан двинул свои войска.
Вот тут-то уж началась в городе настоящая паника, смятение. Устрашась подобных слухов, все купцы — русские и иноземные, — как спугнутые мухи, мгновенно разлетелись во все стороны.
И сразу же запустел, захирел город. Стал ощущаться недостаток хлеба и другого провианта.
А когда атаман проверил, то оказалось, что мало осталось и пороху-свинца. Если в самом деле слух оправдается и подойдут к крепости турки, то и обороняться будет нечем.
Но атаман был энергичный человек, он не предавался унынию, а деятельно стал готовиться к обороне. На Русь он послал казаков покупать порох и свинец. На Дикое же поле, по казачьим городкам, разослал гонцов с призывом к казакам, чтоб шли на выручку Азова.
И это дало результаты. Перед тем как подошла неприятельская армия к стенам Азова, казаки сумели запастись порохом и продовольствием и много казаков пришло с Дона на призыв атамана.
Гурьяна, как грамотея, атаман забрал к себе в становую избу. Там он, как и прежде, помогал войсковому дьяку составлять разного рода списки да грамоты. А при случае, когда в этом была необходимость, выполнял обязанности толмача, — когда атаману приходилось чинить допрос захваченным в плен турецким и татарским лазутчикам.
Теперь Гурьяна не узнать. С каждым днем он взрослел, раздавался в плечах, становился красавцем казаком.
Многие девушки, находившиеся в крепости, глаз с него не спускали, дарили ему улыбки. Да только он-то не замечал ни этих взглядов девичьих, ни улыбок. А может, и замечал, да делал вид, что не замечает. Он страшно тосковал по Фатиме. Теперь-то он уже знал отлично, что любил ее и без нее жить ему было невмоготу.
Заметно постаревший за последнее время, дядя Ивашка теперь все больше оставался дома. Днями сидел он на завалинке, греясь на солнце и играя на дудке. Старая турчанка Зейнаб, возясь у очага, подпевала ему.
Старик понимал состояние своего молодого друга. Но чем он мог помочь ему?
Гурьян никак не мог понять, куда девалась Фатима. Уйти из крепости она не могла: у ворот всегда находилась стража.
«Может, она утопилась? — думал юноша. — Но к чему же ей топиться?.. Причин будто к этому не было».