Остров метелей, стр. 24

Да, паника может заставить эскимосов не только отказаться от переселения на северную сторону острова, но и вообще покинуть остров, уйти на собаках вместе с семьями на материк. Возможно, они только и ждут, пока немного потеплеет. Им это грозит верной гибелью в морских льдах, а делу создания на острове советского поселения— крахом.

Я собираю эскимосов, которые плотным кружком усаживаются рядом с моей постелью, и начинаю беседу.

— Почему вы не едете на охоту?

— Боимся.

— Чего?

— Туг'ныг'ак'а! Он не хочет, чтобы мы жили и охотились на его земле. Он не дает нам зверя! Он нас всех заберет! — сыплются ответы.

— Почему вы так думаете?

— Как почему? Разве ты не понимаешь? Кто поедет — тот болеет. Злой дух посылает болезни. Мы боимся его. Он недоволен, что мы приехали на его землю!

— Но со мной же вы ездили, не боялись?

— Да ведь ты — большевик!

— Ну так что же?

— Как что? Сам знаешь! Большевика дух боится. После минутного колебания я заявил:

— Хорошо! Я встану, поедем вместе.

Наступила долгая пауза. Потом эскимосы встали, отошли от моей постели и стали тихо обсуждать мое предложение. Наконец старший объявил приговор:

— Нет, умилык! Теперь мы с тобой не поедем. Злой дух боялся тебя, когда ты был здоровый и сильный. А теперь ты слаб. Ходишь с палкой, шатаешься, когда нет ветра, не можешь согнуться. Ты слаб, умилык, очень слаб! Туг'ныг'-ак' не испугается тебя. Он убьет тебя и нас.

Для убеждения времени не было. Выход надо было найти немедленно. Риск большой, но решиться на него необходимо.

Я приказал запрячь моих собак. Когда все было уложено на нарту, оделся, взял карабин, патроны и пошел к упряжке.

Эскимосы оторопело стояли поблизости.

— Ты куда, умилык?

— Поеду драться с вашим «туг'ныг'ак'ом».

— Ты слаб! Он убьет тебя!

— Неправда! Его не существует, поэтому он не может причинить мне вреда. Даже больной я привезу мясо. Вам будет стыдно! Женщины будут над вами смеяться!

Видя, что меня не остановить, они, опустив головы, разошлись по ярангам. Там воцарилась мертвая тишина.

Поселок скрылся из виду. Я был один среди снежных просторов. Не то от лучей медленно ползущего у самого горизонта солнца, не то от слабости рябило в глазах. Мучительная боль грызла поясницу. Усталость охватывала все тело. Тянуло лечь.

Когда и где я найду зверя? Неужели придется пересечь весь остров? Хватит ли сил на несколько суток?

Но на ловца и зверь бежит. Через четыре часа пути собаки подхватили и, распалясь охотничьим азартом, понесли по свежему медвежьему следу. Через час огромный зверь лежал у моих ног.

Но торжествовать было еще рано. Предстояло самое трудное: надо было освежевать зверя. Лежа на снегу, корчась от боли, кусая губы, чтобы удержать стон, обливаясь холодным потом и поминутно вытягиваясь во весь рост, чтобы отдохнуть, я освежевал уже коченевшую на морозе тушу медведя, втянул на нарту шкуру и Немного мяса. Но на большее я был уже неспособен. Голова кружилась. Силы иссякали. Направив собак на пройденный след, я лег на нарту и привязал себя ремнями. Последняя мысль была о том, чтобы собаки не встретили нового медведя и не потеряли свой след…

Очнулся я на третий день в своей постели. В комнате опять сидели эскимосы. По-видимому, они пришли давно: все были без кухлянок и обнажены до пояса.

Заметив, что я пришел в себя, охотники сгрудились около постели. Радость и ласка смягчили их суровые лица. Они заговорили об охоте, стали высчитывать, сколько надо заготовить мяса и жира, чтобы их хватило… на следующую зиму. Появились женщины и ребятишки. Махлютай — восьмилетний сынишка Кивъяны — притащил своего любимого трехмесячного щенка и под одобрительный смех окружающих положил мне его прямо на грудь…

Уже через неделю на нескольких упряжках мы неслись на северную сторону. Я был еще слаб, но уже не боялся остаться один, а эскимосы со мной не боялись злого духа.

Кризис миновал. Советское поселение на острове стало укрепляться.

Глава X

Первые лучи солнца. — Ледяные маски. — Бесславное возвращение. — Пожар снежных полей. — На севере. — Аналько ублажает черта. "Туг'ныг'ак'и"

Все обитатели острова с нетерпением ждут появления первых лучей солнца. Аналько уже второй день дежурит на возвышенном берегу — так он скорее увидит солнце. Сегодня к нему присоединилась Скурихина. Да и все остальные то и дело выскакивают из помещений взглянуть, не появился ли этот всемогущий бог — Солнце.

С первых чисел января узкая полоска бледно-розовой зари постепенно начала шириться и окрашиваться в желтые и, наконец, в пурпурные цвета. Но до вчерашнего дня и берег, и снег, и лед все еще сохраняли мертвенный пепельно-серый оттенок.

16 января утренняя заря разгорелась особенно ярко. В 11 часов брызнули первые косые лучи солнца.

Аналько, не покидавший своего поста, подпрыгнул от радости. Все эскимосы повысыпали из яранг. Да и я сам был в приподнятом настроении. Солнца еще нет, всего несколько лучей вырвалось из-за горизонта, но и они, словно по волшебству, совершенно изменили ландшафт. Снег и лед приобрели нежно-голубой оттенок.

Ярко-красная заря и пурпурная корона над невидимым пока еще солнцем выше постепенно переходили в еле уловимые желто-зеленые тона, зенит окрасился нежнейшей лазурью, а северная часть небосклона горела малиновым огнем, который у горизонта принимал ярко-фиолетовые цвета. Перистые облачка, собравшиеся на пурпурной короне, казались причудливыми серебряными накладками. Снег и льды ожили, но глядеть хотелось только на небо. Я ни разу в жизни не видел его таким прекрасным, нигде не наблюдал таких нежных и в то же время ярких красок.

В середине марта я решил осуществить давно задуманное переселение нескольких семей эскимосов на северную сторону острова.

11 марта выдалось погожее ясное утро. Дует легкий юго-восточный ветерок. Мороз сильный. Наши сборы недолги. Нарты увязаны накануне. Запрягаем собак — и в путь. Со мной Анакуля, Етуи и наши переселенцы — Аналько и Нноко с женами.

У нас три упряжки собак. На каждую собаку приходится около 30 килограммов груза. За полярную ночь собаки сильно исхудали, но тащат нарты без особого труда.

Не успели мы пройти и- 10 километров, как движение начало замедляться. Через час после отъезда ветер перешел на восточный, а еще через полчаса задул встречный северный.

Даль затуманилась. Под ногами закурился снег. Навстречу потекли снежные ручейки. Они заметно растут. Словно пар, все выше и выше поднимается над ними мельчайшая снежная пыль. Начинается метель.

Отсылаю обратно Аналько с женщинами, а с остальными решаю продолжить путь, чтобы, если удастся, завезти сначала продукты и снаряжение. Полчаса продвигаемся еще сравнительно легко. Но ручейки все растут, соединяются. Снежная пыль несется уже на высоте метра. Собаки начинают останавливаться, Ветер крепчает с каждой минутой, поднимает снежную пыль все выше и выше и, словно взбесившись, бросает ее нам навстречу. Почти невидимые кристаллики снега бьют с такой силой, что от мучительной боли сводит лицо. Нарта Анакули идет метрах в 15 позади моей, а я различаю только ее силуэт. Третьей нарты совсем не видно. Чтобы не растеряться, останавливаемся и связываем все три нарты общим ремнем. Вверху просвечивает голубое небо. Может быть, метель стихнет? Вперед' Лицо перестало ощущать удары снега. На нем сплошная ледяная маска. Чувствую, как легкие наполняются влагой. Дыхание прерывается. В изнеможении бросаюсь «а нарту. И вдруг… чудо! Еле волочившаяся нарта понеслась вперед словно птица. Мелькает мысль: «Собаки подхватили — медведь!» Сдергиваю с плеч винчестер. А нарта летит — _ в ушах резкий свист… Голова кружится… Всем телом наваливаюсь на остол и… ничего не понимаю. Никакого сопротивления.

Срываю с лица ледяную корку и гляжу на собак. Видны только ближайшие. Они лежат, свернувшись клубком, и уже наполовину занесены снегом. Полозья у нарты замело. Видимо, собаки уже давно остановились, а снежная пыль несется навстречу сплошной массой и создает иллюзию бешеной гонки. Собаки Анакули также спокойно лежат за моей нартой, а ездок, как и я, не заметает остановки Он сидит на нарте спиной к ветру и громко выкрикивает обычное понукание: «Х'оком. Х'ок'!» Бегу к третьей нарте — та же картина. Етуи и Нноко так же спокойно подставляют спины под ветер и покрикивают на собак. Даже в их позах сказывается твердая уверенность в, том, что нарты движутся.