Сафари под Килиманджаро, стр. 11
Однажды утром, примерно в девять часов, мы приступили к съемкам этой памятной сцены. На краю долины отдыхало большое стадо буйволов. Там их могло быть около четырехсот.
На противоположном конце долины мы разместили трех операторов. Жан с широкоугольной камерой сидел на высоком термитнике, замаскированный ветками. Вторую камеру мы укрепили на стволе дерева, примерно на трехметровой высоте. А третью поместили на земле. Эти две камеры — укрепленная на дереве и пристроенная на земле — управлялись на расстоянии операторами, которые сидели на дереве.
Все было промерено шагами, рассчитано. Буйволы спокойно отдыхали, ничего не подозревая о наших приготовлениях. Моей задачей было создать мощную дымовую завесу. Как только большая часть стада окажется между камерами, я должен зажечь дымовые шашки. Я устроился в кустарнике, приготовил контакты, проверил батареи и с нетерпением стал ждать сигнала… Наконец! Три джипа начали гнать стадо в сторону камер. Скорость джипов и скорость бегущего стада увеличивались. Буйволы уже неслись по долине, превращаясь в страшную лавину тел и рогов!
Полный газ!
Рев моторов тонул в оглушающем топоте зверей. Эти звуки сливались в единый ураган, который все более нарастал.
Первые ряды стада лавиной обрушились на камеры.
— Mon Dieu Помоги-и-и-те!
Жан отбросил камеру и спрыгнул с термитника. Он со всех ног помчался на противоположный откос, он кричал, рыдал, хохотал, взбирался на огромные камни, но ни один из них не представлялся ему достаточно надежным убежищем. Ошеломленный, я смотрел на него. Знаете, все это выглядело и страшным, и смешным, но потом вдруг произошло такое, что мне самому стало не до созерцаний.
Передняя часть стада достигла уже моей части долины. Вдруг стадо неожиданно изменило направление своего бега на девяносто градусов и ринулось прямо на меня. Речь шла о спасении жизни, а в такую минуту мысль человека работает невероятно отчетливо и ясно. Убежать мне уже не удалось бы, взобраться на дерево я бы тоже не успел. Я зажег одну из дымовых шашек и бросил ее в несущееся стадо. Потом быстро зажег вторую и бросил ее позади себя… «Больше я ничего не могу сделать для своего спасения, — подумал я. — Только ждать…» И вдруг я оказался окруженным грудой тел и рогов, но все это происходило как в каком-то фантастическом и жутком фильме. Оглушающий топот вдруг сменился мертвой тишиной. Я был не в состоянии что-либо думать, чувствовать…
И все же в это время я заметил, что оказался на каком-то островке между перепуганными буйволами. Колыхающееся пламя и густой дым от моих дымовых шашек разделили стадо на две части. Буйволы с грохотом промчались мимо, почти касаясь меня.
Когда все кончилось, долго еще стояла тишина, и никто не мог вымолвить ни слова.
Первым пришел в себя Жорж, главный оператор. Он спрыгнул с дерева и на подкашивающихся ногах подошел ко мне.
— Джо, мы не сняли ни одного метра, но дымовая завеса была изумительной.
Правда, всем было не до смеха, потому что она могла стать и завесой смерти. Но потом мы все-таки развеселились. Когда укладывали камеры в джипы, Жан с отчаянием спросил:
— Может, у кого-нибудь есть запасная смена белья?
Тому я долг отдал.
Но из дому я получил телеграмму, в которой меня уведомляли, что деньги мне не будут переведены и что я должен срочно вернуться в Чехословакию. Министерство поручило специальной комиссии рассмотреть мой проект по созданию сафари. Комиссия нашла все это бессмысленным — животные не выдержат транспортировки по морю, а те, которые перенесут ее, все равно погибнут, оказавшись в совершенно иных, чуждых для них условиях. И так далее… Одним словом, мой проект о создании сафари отвергли, и деньги на перевозку животных из Африки мне не прислали.
Всех жирафов и антилоп я выпустил обратно в буш — это был один из самых печальных дней. Честно говоря, когда я выпускал из загона этих редких животных, я плакал, как маленький ребенок.
В самолет я взял с собой несколько мелких зверей, змей и ящериц, чтобы не возвращаться домой совсем с пустыми руками. Грустным был этот путь.
Однако в Праге, уже в аэропорту, я был снова полон сил и энергии, чтобы продолжать свою борьбу за создание чехословацкого сафари.
Возвращение проданной невесты
— Рубен, завтра мы едем охотиться на слонов.
Это была дивная ночь полнолуния. Желтоватый свет керосиновых ламп, которые висели в нашем лагере, как-то по-особенному смешивался с серебристым светом луны. Рубен смотрел на небо и ничего не отвечал.
— Рубен, завтра мы едем охотиться на слонов, — сказал я.
Этот высокий, стройный красавец работал у нас шофером. Его мечта была стать шофером-профессионалом, но у него не было документов. Поэтому я ему обещал, что если он будет хорошо работать в нашей экспедиции, то, кроме зарплаты, он получит премию в триста шиллингов и я ему куплю еще лицензию шофера. Рубен старался страшно, был услужливым, работал много, а машину в буше вел так, словно он ехал по асфальтовой дороге.
Сейчас, когда он стоял над разобранным джипом и с тоской смотрел на звездное небо, он показался мне странным и смешным. Что с ним происходит? Всегда, когда мы отправлялись на охоту, Рубен был в восторге, радовался, как малое дитя.
— Хорошо, бвана, поедем на охоту, — ответил он грустно.
И без всякого удовольствия принялся ремонтировать джип. Лагерь был полон света и глубоких теней. Небо мне казалось близким, намного ближе, чем у нас дома, так близко, что хотелось протянуть руку и снять одну из сверкающих на нем драгоценностей. Некоторое время я еще размышлял о Рубене у догорающего костра, а потом отправился спать.
На рассвете мы выехали на трех джипах на опушку леса. Мы ждали. Скоро будет возвращаться с ночного пастбища стадо слонов. На широком плоскогорье появятся точки, с каждой минутой они будут увеличиваться и быстро превратятся в огромных, всесильных повелителей, у которых, благодаря их силе и мощи, нет в природе врага.
За исключением одного — человека.
Африканцы волнуются. Они не любят охотиться на слонов. Перед слонами они испытывают просто суеверный страх. И не удивительно. Охота на слонов — самая опасная. Представьте себе огромное плоскогорье, на нем множество слонов — тут только начинаешь понимать эту чудовищную силу… Вы видите, как слон протягивает хобот к верхушке пальмы и ломает ее без малейшего усилия, как будто это тоненький стебелек. Вы видите, как он разворачивает землю и роет ее, как валит деревья, оставляя в непроходимом лесу огромные туннели. Да, многое приходит в голову в такие минуты — что ухо, например, африканского слона весит около 80 килограммов, что у старых слонов клыки весят до 200 килограммов, что сами они весят несколько тонн, что они безжалостно растаптывают все, что встает у них на пути…
На горизонте появилось множество «точек». Африканцы мрачно на них смотрели. Эди, наш механик, взволнованно схватил меня за плечи и тихо сказал:
— Бвана, страшно много слонов!
Он сказал это таким тоном, что можно было угадать и те слова, которые не были произнесены: «Бвана, это опасно, бвана, нужно быть осторожным, бвана, а что, если сейчас уехать, пока не поздно?..»
Слоны уже были похожи на черный гудящий муравейник. Эти минуты ожидания — всегда самые тяжелые. Вдруг начинаешь чувствовать себя одиноким, не обращаешь внимания ни на тихое дыхание тропического леса, ни на широту и таинственность плоскогорья, не волнует красота природы, чувствуешь себя песчинкой, затерянной в бесконечной пустыне.
Невольно я потянулся к правому карману моих шорт — охотничий нож был на месте. Нож против этих чудовищ… Смешно, правда? Но поверьте, этот невольный жест был вызван воспоминаниями. Я расскажу вам о них. Это было в нашем зоопарке. Слониха поранила человека, который за ней ухаживал. Тогда я сам стал ходить к ней в загон. Однажды я что-то у нее убирал. Все это время я не спускал глаз со слонихи, но достаточно было только на мгновение отвлечься — слониха молниеносно кинулась на меня. Я уже не мог ни убежать, ни отскочить в сторону, ни даже прыгнуть в угол загона. Слониха схватила меня хоботом за ногу и подняла вверх. Минута ошеломления прошла, и я стал лихорадочно соображать, как мне спастись. Я вытащил из ножен охотничий нож и ударил им по хоботу. Слониха меня отпустила, я упал на землю. Но я тут же сообразил, что борьба еще не окончена, что разъяренная слониха начнет меня топтать. Вы знаете, это не были, конечно, настоящие мысли, были просто подсознательные действия, моментальная реакция второго «я», которое пробуждается в каждом человеке в минуту смертельной опасности.