Охота на человека, стр. 26

— Так что, он точно там? — спросил у Юрасика Алик Ярыгин, крепко сжимая от возникшего волнения телефонную трубку.

— Там, там, Александр Иванович… Ой, Александр Иванович, знали бы вы, какие дела в нашем городе творятся… И, самое главное, все шишки на наши головы… Как будто мы одни в состоянии бороться с этой стихией преступности…Честное слово, я в отчаянии, — стараясь придать своему голосу как можно больше жалкий тон, говорил Юрасик.

— Да что вы там причитаете, как баба? — властно спросил Алик. Юрасик самодовольно подмигнул сам себе.

— Я не могу!!! — крикнул Юрасик, но тут же остановил сам себя, боясь переиграть. Должен же быть предел у глупости этого наглого самонадеянного щенка… — Я разглашаю служебную тайну, но я вынужден взывать о помощи… Вы понимаете, Александр Иванович, в городе снова похищение. На сей раз похищена жена банкира Шубникова.

— Юлька, что ли? — вздрогнул Алик. Двадцатишестилетняя Юлька Шубникова была его любовницей, и об этом прекрасно знал Юрасик.

— Да, Юлия Даниловна Шубникова, — подтвердил Юрасик.

— Когда?!!!

— Этой ночью. Примерно в то же время, когда мы с вами разговаривали по телефону…

— И вы полагаете…

— Я полагаю, что это дело рук того вора, который напал на вас в ресторане. — Юрасик умел использовать в своих целях даже ошибки и промахи. Раз вор сбежал, он и мог совершить новое похищение… А, между прочим, не пришло ли это в голову хозяину, раз его люди дали уйти Дьяконову и его товарищу из гостиницы? Ну, хитер…

— Так…. — побледнел напуганный и взволнованный Алик. — Чувствую, дело серьезное. И мы обязаны помочь вам поймать этих мерзавцев. Я уже предпринял кое-какие шаги, — произнес он деловым тоном. — Я звонил Евгению Семиглазову и многим своим друзьям. Через полчаса все собираются на машинах у Плешки. Подъезжайте туда и вы со своими людьми. Будем брать приступом домик этого Алешкина. Никуда он от нас не денется. А что Шубников? Они что, с него требуют денег?

— Разумеется. Ему уже звонили.

— И сколько же с него требуют, интересно было бы узнать?

— Полтора миллиона долларов.

— Не слабо… Откуда же он возьмет столько наличных денег?

— Это, как говорится, его проблемы. Но он на все готов. Сами знаете, как Павел Петрович любит свою красавицу-жену.

— А кто же ее не любит? — усмехнулся Алик. — Фотомодель… Такую красоту и слепой оценит, — причмокнул он губами, вспоминая сладкие минуты.

— Самое интересное заключается в том, что передать определенную часть денег он должен неподалеку от того места, где находится домик этого самого Алешкина. Так что, имеем основания полагать, что женщин прячут где-то там…

— Что, в домике Алешкина? Так что же вы сидите без дела? Ехали бы туда и брали его…

— Неужели вы полагаете, что они так глупы и наивны. Алешкин простая шестерка, он только и сделал, что передал записку мужу Савченко. Разумеется, такой человек не может быть в курсе того, где бандиты прячут несчастных женщин. За его домиком постоянное наблюдение, и я, просил бы вас не устраивать никакой осады, чтобы не спугнуть организаторов похищения… Ведь женщин могут убить…

— Ну и пусть убивают, — сорвалось было с губ Алика, но он остановил себя. Юрасик, тем не менее, расслышал и оценил сказанное. — Да вы, пожалуй, правы, — деловито произнес Алик. — Но ни в коем случае нельзя идти на поводу у бандитов. Этак они весь город к рукам приберут и станут в нем хозяйничать…

«Наконец-то ты сказал довольно неглупую вещь», — усмехнулся Юрасик. В принципе, именно этого и хочет тот, кто все это затеял…

— Да, станут хозяйничать, — повторил юнец. — Я разговаривал с Савченко. Ему доставили записку от жены и жуткие фотографии. На них она голая, и с ней какие-то головорезы кавказской национальности. Нигде без них не обходится… Они пишет, что ее изнасиловали, держат в подвале с крысами и собираются отрубить пальцы. Савченко готов заплатить. С него требуют двести пятьдесят штук зеленых. А денежки у него есть, я знаю точно… Он считает себя самым умным, а многие тут уже наслышаны о его командировочке в бескрайние сибирские просторы и афере с цветными металлами… Секрет полишинеля… Вот время, а, Славик? Вагонами воруют…. — фамильярно и доверительно произнес Алик.

«Воруют целыми городами», — мысленно возразил ему Юрасик. — «Твой папаша украл город Огарков, а теперь и у него собираются это украсть, а вернее — отобрать силой…»

… Выходец из глухой белорусской деревни, сын абсолютно неграмотных родителей, Славка Юрасик почувствовал себя человеком только после армии, а точнее — на втором году армии, когда мужественно и покорно прошедший сквозь все положенные мучения дедовщины, сам стал дедом. Он выполнял роль деда также по всем предписанным «неуставными отношениями» правилам. А после службы, которую проходил тут неподалеку, прочитал объявление и пошел служить в органы. Затем окончил школу милиции и снова вернулся в полюбившиеся ему края средней России. В родную деревню Бульбу, где ему до гробовой доски суждено было заниматься этой самой бульбой, свекольной ботвой и другими дарами природы, где как вековые пни сидели в полуразвалившемся доме неграмотные родители и впридачу к ним девяностолетний дед, восьмидесяпятилетняя бабка и трое младших сопливцев, ему никак не хотелось. Там пределом мечтаний была работа комбайнера, за которую велась ожесточенная битва. Он благодарил судьбу, что Союз развалился уже после того, как он попал в Россию… Он буквально впрыгнул в последний вагон. Юрасик очутился в Склянске в должности оперуполномоченного угрозыска и поначалу работой своей был премного доволен, он любил власть над задержанными, любил интересные приключения, не боялся рисковать жизнью. Самым страшным воспоминанием была родная нищая деревня Бульба, где неделями не было электричества, а единственным развлечением было жрать самогон и махаться на окраине Бульбы неподалеку от вонючей помойки стенка на стенку с представителями соседней деревни Ботвиньи, или наносить в Ботвинью ответный визит вежливости, чтобы дробить там чьи-то зубы. В кулачных драках он, кстати, весьма преуспел, и это впоследствии ему пригодилось. От остальных же примет прошлого он хотел откреститься полностью. Юрасик старался говорить правильным литературным языком, не материться, быть всегда чистым и опрятным — в их деревенском хозяйстве не было даже сортира на улице — нужду справляли в специально выделенном углу хлева, в котором оголтело кудахтали куры и недовольно мычала тощая корова Грибуля.