В безднах Земли, стр. 5

Пещера была образована в конгломерате из крупных скальных обломков, принадлежавших к серии кондалитов, и многочисленных, хорошо обкатанных валунов, сцементированных пылеватой глиной довольно сложной консистенции. Попадалось также много кварцевых голышей.

Вскоре я добрался до разветвления галереи и нацарапал на стене две стрелки, чтобы знать, в какую сторону идти обратно. Затем, карабкаясь, спустился в неглубокий колодец, за которым оказалось небольшое озерцо. Светя лампой, я тщательно обследовал все закоулки, чтобы проверить, не прячется ли в расщелине скалы пресмыкающееся, а затем осторожно двинулся по воде, которая постепенно превращалась в жидкую грязь.

Но вот под ногами — гравий, кое-где встречаются скопления черного песка. Это — тяжелый минерал (его удельный вес превышает 2,7 — средний удельный вес кварца и кальцита), который образует в отдельных местах галереи нечто вроде морщин, называемых обычно знаками ряби. Образцов не беру, а только веду разведку; геологическую съемку, цель моей экспедиции в Шри-Ланку, выполню позже. Справа замечаю значительное скопление кварцито-фельдшпатитовых песков, перемежающихся прослойками черных минералов.

Продолжаю разведку, но через несколько десятков метров передо мной возникает классическое препятствие спелеологов — сифон. В самом деле, вода заполнила весь ход, и, чтобы перейти на ту сторону, надо нырять. Но это не входит в мои планы, и я начинаю отбирать геологические образцы. Разбиваю несколько голышей, чтобы наскоро определить их характер. Это не гранаты, которые я искал для подтверждения своей теории, не сапфиры или рубины, а всего лишь дымчатый кварц. Однако в этих местах находят самоцветы, и шахты, где их добывают, были прорыты в давние времена вдоль течения подземного потока, выходящего на поверхность, как я убедился позже, в нескольких сотнях метров оттуда и метров на тридцать ниже.

На обратном пути я постарался сделать как можно больше наблюдений. Страх еще не совсем покинул меня. Все еще находясь в его власти, я выкопал шурф на берегу подземного ручья. Сильно волнуясь, разглядывал я минералогические пробы, надеясь найти в них, в соответствии с моими прогнозами, полудрагоценные камни. Но и здесь не было ни гранатов, ни сапфиров, которые я искал.

Дойдя до небольшого расширения пещерной галереи, где ручей становился довольно глубоким, я обнаружил прекрасную белую креветку длиной 10 сантиметров. Это меня немного утешило; я вспомнил о слепых креветках-нифаргусах в некоторых подземных реках Франции. В свете моего налобного фонаря различаю два маленьких глаза, сверкающих словно брильянты. Испуганная креветка укрылась за выступом скалы.

Вскоре я нашел свой рюкзак и закончил разведку, взяв в подземных песках еще несколько конкреций тяжелых минералов.

Через входное отверстие пробивался дневной свет, и я несказанно ему обрадовался. Я буквально обливался потом и промок до пояса. Папоротники и заросли трав, где могли притаиться кобры, меня больше не страшили. Это была моя первая победа над тропическими пещерами.

Горькое разочарование

Изучение собранных минералогических образцов побудило меня остаться в центральной зоне Шри-Ланки, гористой и весьма влажной в период муссонов, тем более что геологическая карта указывала на полосы известняков протяженностью несколько десятков километров. Кроме того, после обращения к местному представителю власти мне удалось получить джип для разъездов.

Я тотчас же начал разведку в Вайлдернерс-Ридже, к югу от Ратнапуры. Некоторые уединенные земли в центре Шри-Ланки знамениты тем, что там были найдены уникальные драгоценные камни, которые в течение трех тысячелетий пополняли сокровищницы раджей и султанов, украшали императорские и королевские венцы. В зените своей славы Соломон велел здесь искать сокровища, которые он подарил затем царице Савской. Здесь и в наши дни добывают цирконы, аметисты, лунные камни, сапфиры, турмалины, рубины (о, музыка и магия этих слов!), сверкающие огнями за стеклами витрин в современных столицах.

Превратить необработанный камень в ограненный — такова благородная задача шлифовщиков Ратнапуры, "города самоцветов". Сколько нужно терпения и труда, чтобы пробудить звезду, дремлющую в сердцевине сапфира! Это искусство передается от отца к сыну, из поколения в поколение.

Начались бесконечные поездки по тропическим лесам в поисках пещер и пустот по указаниям коренных жителей.

Как правило, дороги "упирались" в чайные плантации. Затем начинались тропы, чаще всего еле заметные, змеившиеся по склонам гор. Высота — более тысячи метров; встречаются лишь жалкие деревушки.

В Рамбула-Ганге, исследуя юго-западную часть острова, я познакомился с животным, ставшим моим худшим врагом: пиявкой. Переходя однажды вброд ручей, я вдруг почувствовал острую боль в ногах: отвернул носки и увидел целый десяток этих противных созданий, сосущих мою кровь. Зову проводника Кальдеру, и он натирает мне ноги "дитолем" (разновидность мази). Это заставило челюсти пиявок разжаться, и я снял их одну за другой. Все более заметным становится различие между европейцем и местными жителями: всего за четверть часа ходьбы я стер ноги в кровь, у носильщиков же, хотя они шли босиком, — ни одной ранки!

Рано утром, миновав несколько рисовых плантаций, мы начали подъем. По открытой местности идти было легко, но через несколько сотен метров мы вступили в экваториальный лес. Ни каштанов, ни кедров — кругом вечнозеленые, очень высокие деревья, которые растут в несколько ярусов и не пропускают солнечных лучей. Пробираться по такому лесу трудно: повсюду гниющие пни, папоротники, заросли кустарников.

Вначале я замыкал нашу колонну, потом подумал: "Если буду выказывать страх в присутствии проводника — мое дело дрянь! Надо идти впереди". И вот однажды, мобилизовав все свое мужество, я взял у проводника тесак и встал во главе нашей маленькой колонны. Отныне я сам проводник!

В поисках скалистых обнажений и входов в пещеры иду по слою перегноя и остатков растений. Подъем труден, так как воздух чрезвычайно влажен, солнце палит нещадно, склон крут, а тропки, которых мы придерживаемся, едва заметны и поднимаются вверх почти отвесно. Через несколько шагов остановились, чтобы сбросить пиявок.

На высоте 700 метров девственный лес уступает место зарослям бамбука, через которые идти легче. Временами замечаю обнажения скальных пород в виде хорошо выраженных пластов; к несчастью, это не известняки. Кажется, геологическая карта не отличается точностью.

Иногда мы встречаем темнокожих обнаженных крестьян с мотыгами на плечах. Обращаясь к ним по-сингалезски, Кальдера расспрашивает, нет ли поблизости пещер.

Однажды, возле деревушки Курувита, местный житель сообщил нам о затерянном в горах гроте. После изнурительного подъема по уже порядком вырубленному лесу, мы, наконец, добираемся до основания обрыва, к которому прилепились хижины. Совсем рядом — вход в грот, высотой метров двадцать, шириной — десять, который обещает, что исследование будет интересным, тем более что, по словам аборигена, грот очень глубокий.

Однако оценка размеров местными жителями, как правило, преувеличена, с чем мне пришлось столкнуться и во Франции, и длина грота не превышает тридцати метров, но я, наконец, впервые обнаруживаю зону кристаллических известняков, в то время как в Вайлдернерс-Ридже не удалось обнаружить ни одного их обнажения. Это ли не источник разочарования для того, кто проехал 6000 километров, доверившись геологическим картам, которые врут…

Действительно, после двух недель напрасных поисков я нашел в лесистых горах джунглей лишь один грот, заслуживавший это название. Судьба экспедиции начинала меня весьма беспокоить.

В подземной реке Вольпан

После принесшей лишь разочарование длительной прогулки по девственному лесу мы спустились с гор к югу в дистрикте Валава-Ганга. В одной деревне я узнал, что в горах есть пещера. Неужели она такая же, как прочие? Этот вопрос не давал мне покоя. Я не мог, не хотел потерпеть неудачу.