В безднах Земли, стр. 32

Зато все окружающие скалы — в стадии разрушения и покрыты более или менее толстым слоем белой пыли, чем-то вроде порошкообразного мела, образующего тонкий налет на деревянном настиле, чему способствовала также доставка оборудования в палатку.

Сегодня после обеда первой моей задачей было освободиться от этой пыли — врага номер один. Она осела везде, не только на полу, но и на всех предметах. Я энергично принялся за уборку: подмел сначала сухим веником, затем предварительно побрызгав водой. Одновременно я объявил войну врагу номер 2 — плесени, которая начала появляться повсюду.

Я встревожен, ибо перед самым отъездом выяснил, что в Техасе также встречаются пещеры с гуано, содержащим микроскопический болезнетворный гриб, возбудитель тяжелой болезни — гистоплазмоза. Я думал, что его географическое распространение ограничивается Мексикой, не ведая, что мексиканские летучие мыши, в значительной степени зараженные этим грибом, ежегодно мигрируют в пещеры Техаса.

В безднах Земли - i_050.jpg

В полном одиночестве

Вначале я пытался задерживать дыхание, но это утомляло, и вскоре я от этого отказался. Вставляя себе ректальный зонд, я первое время панически боялся, как бы с ним не проникли частицы гуано и плесени. Несмотря на то что я беспрерывно мыл руки водой и протирал их спиртом, мне все время казалось, что я не смогу полностью избежать этой опасности, но мало-помалу я примирился с возможным риском. Во всяком случае, эффективной защиты от пыли нет.

В первые дни эксперимента "вне времени" я перетащил на свободный участок настила, за палаткой, ящики с личными вещами, книгами, отчетами о предыдущих экспериментах и научной аппаратурой.

Одним из наиболее важных аспектов моего эксперимента является запись электрической активности мозга во время сна. Это делается с целью определить, насколько сон восстанавливает силы. Поэтому ночью я тремя кабелями (в каждом — по два изолированных провода) подсоединен к прибору, записывающему показания датчиков, которые прикреплены у меня к черепу, подбородку и у глаз. Эти датчики плотно прижаты к коже посредством специальной электропроводной пасты. Такая паста применяется на борту американских космических кораблей; меня ею снабдили Лоренс Дитлейн, возглавляющий программу медицинских исследований центра НАСА в Хьюстоне, и Мильтон де Луччи, заведующий отделом нейрофизиологии.

В безднах Земли - i_051.jpg

Мой телефон был присоединен к прибору, который автоматически фиксировал дату и час моего звонка в тот момент, когда я сообщал о своих главных физиологических функциях (пробуждение, еда, естественные отправления, отход ко сну). Каждое сообщение подтверждалось посредством выполнения последовательных тестов

Механизм сна исследуется с помощью аппаратуры, выявляющей отдельные его фазы, в частности фазу сновидений.

Задача состоит в том, чтобы узнать, как изменяется сон при переходе от нормального 24-часового ритма к 48-часовому. Для сравнения я располагаю серией записей, сделанных в течение четырехнедельного пребывания в моей комнате-лаборатории в Ницце. Там у меня были записаны электроэнцефалограммы сна в нормальных условиях, а также температура тела и результаты выполнения ряда тестов.

Разумеется, у меня нет ни часов, ни радио, ни телевизора. Лишен я также и газет. Даже если в мире произойдет нечто непредвиденное, группа с поверхности не поставит меня в известность. Таковы "правила игры".

Пока я провожу наблюдения над собой, " Big brother " ("Большой брат") следит за мной или, чаще, слышит меня. Он — на поверхности, в палатке-лаборатории, и, получая от меня известие, фиксирует точное время его поступления.

"Большой брат" — это Жерар Каппа, или Жак Шабер, или же Жан-Пьер Мезон. Благодаря электронным приборам, они всегда в курсе того, что я делаю, и непрерывно регистрируют мой пульс, температуру тела и другие физиологические параметры. Моя жена Натали помогает им, но ей не разрешено отвечать на мои звонки.

Стоит мне подумать о ней (разлуку я переживаю тяжело), как участившийся пульс выдает мое волнение… Довольно-таки неприятно чувствовать, что за тобой постоянно следят и все записывают; ни одно мое движение, даже в интимные моменты, не ускользает от незримых наблюдателей.

В течение своего долгого и тягостного одиночества под землей я утешаюсь мыслью, что мой эксперимент не пройдет даром: длительный сбор все более точных и объективных данных позволит, быть может, найти точное математическое соотношение между такими понятиями, как время и сон.

В практическом плане не менее важно определить, какие скрытые механизмы при определенных условиях жизни вызывают переход от 24-часового ритма к иному. Но сколько экспериментов предстоит провести и сколько трудностей преодолеть, чтобы решить эту задачу!

"Утро" нового "цикла"

Когда я спускался в пещеру Миднайт, мне казалось, что самое трудное — быть привязанным с помощью кабеля к записывающим приборам. На деле, вынужденный все время быть "на привязи", я довольно быстро привык к "поводку". Зато все более и более неприятными становились психологические и психофизиологические тесты, которые мне приходилось выполнять по нескольку раз в день.

С них начиналось "утро" или, точнее, то, что я считал утром нового "цикла". Лишь только вспыхивает лампочка накаливания, подвешенная на скользящем крючке, я снимаю с себя датчики, расстегиваю молнию спального мешка, вылезаю из него и зажигаю лампы дневного света снаружи палатки.

Снимаю телефонную трубку и говорю:

— Я проснулся!

— О'кей!

Мои беседы с находящимися наверху очень кратки. Это предусмотрено: ничто не должно даже косвенным образом указывать мне час и дату.

Выполнение тестов четыре или пять раз в день занимает у меня около четырех часов (по крайней мере я так считаю).

Недели за две до моего спуска в пещеру Джон Руммель, руководитель одного из отделов Центра пилотируемых космических кораблей в Хьюстоне, придумал физиологический тест, еще не применявшийся при экспериментах "вне времени": он снабдил меня велоэргометром и дал указания, как им пользоваться. Мелькает мысль: хорошо бы сломать ногу! В самом деле, ко всем классическим тестам добавлен еще один, продолжительностью около 20 минут. Перспектива езды на велосипеде, закрепленном на одном месте, с каждым утром отталкивает меня все больше и больше, а порой просто невыносима… Тем не менее я регулярно, каждое утро, кручу педали и со скоростью 30 километров в час "проезжаю" от двух до пяти нескончаемых километров. От усталости у меня вырывается несколько крепких слов.

Тесты, которые я выполнял, должны были помочь определить работоспособность человека, живущего не по обычному суточному ритму, без ориентиров во времени. Не ухудшаются ли его умственные и физические способности от долгого бодрствования, как, например, после "белой ночи"? Не отражается ли это на его внимании, самоконтроле и других качествах, столь важных для тех, кто работает?

Я должен также измерять свое артериальное давление, вес, записывать температуру внутри палатки (постоянно, с точностью до десятой доли градуса), барометрическое давление. С помощью динамометра измеряю также мышечную силу правой и левой руки, записываю полученные данные. Это весьма объективный регистратор, он не ошибается; когда я в форме, стрелка динамометра доходит до 105-го или 110-го деления, а когда утомлен — только до 60-го или 70-го.

Потом стреляю в цель из пневматического ружья. В пяти метрах от палатки установлена вертикальная доска, на которую вешаю мишень. Этот тест не предусматривался экспериментом, но ведь интересно узнать, не влияют ли на меткость стрелка продолжительность и характер его сна.