В безднах Земли, стр. 31

И вот я — в этом гроте, в пещере Миднайт, где мне предстоит провести двести дней. Ничто не сможет воспрепятствовать выполнению эксперимента. Во всяком случае, отступать я не собираюсь. Неудача означала бы моральный и материальный крах — десять лет напрасной борьбы, чтобы доказать обоснованность моих изысканий и пригодность подземной среды для изучения биологических ритмов, сна и чувства времени у человека.

Наблюдая ряд лет за спелеонавтами, лишёнными ориентиров во времени, я установил, что они засыпают и просыпаются ежесуточно примерно на час позже, причем это происходит вполне естественно, без признаков утомления. Но после выхода из пропасти эти люди, у которых ритм бодрствования и сна изменился и более не совпадает с нормальным, быстрее устают, и потребуется несколько дней и даже недель, чтобы они снова приспособились к прежним условиям жизни. Именно это наблюдается у миллионов рабочих, которым приходится трудиться то в дневную, то в ночную смены. Аналогичное смещение биологических ритмов наблюдается у летчиков и пассажиров реактивных самолетов, которые на машинах, развивающих огромную скорость за относительно небольшой промежуток времени, пересекают несколько часовых поясов. Совершенно очевидно, что для полноты моего эксперимента необходимо изучить также восприятие чувства времени до, во время и после сверхскоростного полета. Для этого требовались весьма продолжительные наблюдения и сложная аппаратура; к сбору физиологических, неврологических и психологических данных следовало привлечь две лаборатории: одну — во Франции, другую — в Соединенных Штатах.

Сейчас, когда я уютно расположился в своем кабинете, в такой тишине, что отчетливо слышу биение собственного сердца, все эти приготовления кажутся далеким прошлым. Однако они были очень важными.

В поисках места

В 1971 году я узнал, что один из моих американских друзей, известный спелеолог Ред Уотсон, руководитель семинара в Сент-Луисском университете, находится в Париже. Я тотчас же навестил его.

— Ред, мне нужна пещера с постоянной температурой, сухая, где нет летучих мышей и где можно было бы устроить камеру с канатной дорогой для отправки на поверхность мочи на анализ, с источником электроэнергии у входа. Найдется такая?

— О'кей! Можешь использовать Флинт-Ридж, если захочешь. Фонд исследования пещер Соединенных Штатов готов предоставить в твое распоряжение помещения с электропроводкой, пригодные для устройства лаборатории.

— Спасибо, Ред!

И началось!

Я решил совершить кратковременную поездку в Штаты для установления контактов с американскими спелеологами и учреждениями, которые могли оказать мне содействие, а также для осмотра пещеры, где будет установлена моя палатка.

В Сент-Луисе (штат Миссури) я узнал, что намеченную пещеру использовать нельзя. Посетив с Редом один грот на плато Озарк, я отправился в Техас, где вел переговоры с сотрудниками НАСА в Хьюстоне и чинами Военно-воздушных сил в Сан-Антонио. Там спелеологи из Остина исключили из списка пещер десятки, одну за другой, и наконец остановили свой выбор на пяти или шести подходящих. Но у меня уже не оставалось времени, чтобы посетить их: я должен был вернуться во Францию.

По возвращении в Ниццу я отправил жену с группой товарищей в Штаты для выбора пещеры и устройства лагеря. За это время я провел в Ницце первую стадию эксперимента, а именно предварительные биологические исследования своего организма. Но прошло полтора месяца, а пещера еще не была найдена.

Осталось осмотреть еще две или три, в том числе пещеру Миднайт, очень красивую, расположенную в 600 километрах от Хьюстона, близ Дель-Рио. При первой моей поездке владелец отказался показать ее под предлогом, что я отлично смогу провести свой эксперимент в баро- или сурдокамере. На сей раз, мобилизовав все свое искусство дипломата, Натали добилась осмотра пещеры, которая, как оказалось, отвечала всем нашим требованиям. Но она расположена в труднодоступной местности, вдали от жилья. Оборудовать там лагерь будет нелегко. Кроме того, владелец запросил за аренду пещеры непомерно высокую цену — 1800 тыс. старых франков, то есть 300 тыс. в месяц. Учитывая, что много времени уже упущено, я решил остановить свой выбор на пещере Миднайт. Вся группа, которая претерпела немало лишений в поисках пристанища для меня, протестовала против траты таких огромных денег; лишь жена поддержала меня.

Я настоял на своем. Группа принялась за устройство лагеря на вершине холма пещеры Миднайт в изнуряющую жару. С помощью, самодельной подвесной дороги были доставлены тонны материалов, закупленных в Хьюстоне. А я тем временем в квартире своих родителей, превращенной в звуконепроницаемую лабораторию, записывал кривые своего сна, чтобы получить исходные данные для сравнения. Затем 20 октября 1971 года я вылетел с Бернаром Лапло прямым рейсом Париж — Хьюстон. Благодаря содействию "Эр Франс" эксперимент продолжался и в самолете: измерение температуры тела, психофизиологические тесты, взятие мочи для анализа и т. п., вплоть до посадки в Хьюстоне.

В базовый лагерь я добрался ночью в состоянии, близком к коматозному, так как не спал тридцать часов, с самого вылета из Франции. Сразу по приезде мне пришлось нацепить на себя девять электродов, чтобы сделать записи сна после перелета Париж — Хьюстон через несколько часовых поясов. В ранчо, арендованном одновременно с пещерой и приспособленном под лабораторию, я целых две недели оставался "на привязи", которая не позволяла мне продвинуться далее чем на десять метров. Это нужно было для того, чтобы детальнейшим образом выявить все изменения в моем организме и его адаптацию к местному американскому времени.

Первые дни "вне времени"

Теперь я один, мне предстоит полное одиночество в течение шести месяцев. Конечно, я волнуюсь, но для страха и тревоги нет оснований: я — в сухой пещере, моя палатка комфортабельна, и в первый вечер мне ни о чем не надо заботиться.

Но думаю я много. Должен признаться, что разлука с женой была мучительной. Я ощущаю это с тем большей силой, что не прошло и года с тех пор, как мы поженились. Мне пришлось распрощаться и с членами группы, которые будут круглые сутки нести вахту под навесом на необитаемом холме у входа в пещеру. Там будут поочередно бодрствовать Жак Шабер, Жан-Пьер Мезон и Жерар Каппа. Последний возложил на себя функции руководителя, которые я выполнял на поверхности при других экспериментах. Если он допустит хоть малейшую техническую ошибку или не сумеет вместе с Натали решить ту или иную проблему — эксперимент сорвется.

Эта пещера, тот зал, где находится моя палатка, ничуть не хуже любой американской или советской камеры для испытаний в условиях изоляции. В такой обстановке я буду жить, привязанный к десятиметровому кабелю, соединенному с ректальным зондом для непрерывного измерения температуры тела и с электродами, с помощью которых так же непрерывно будут регистрироваться показатели работы сердца. Полгода мне придется крутиться на площадке пять на восемь метров, загроможденной столом, койкой и научными приборами. Шесть месяцев "на привязи"! Они только начались, а я уже запутываюсь в кабелях.

Мой зал великолепен. Он очень просторен, известняковых конкреций в нем почти нет. Есть, правда, немного гуано летучих мышей, но, к счастью, оно скопилось во впадине между глыбами, обрушившимися с потолка, и достаточно было сделать настил, чтобы перекрыть это место почти полностью. Выход гуано можно заметить позади палатки, но заглядывать туда нет надобности.