Семь походов по Восточному Саяну, стр. 5
Через три часа достигли реки Большая Кишта. Тропа подвела нас к построенному еще в 1941 году для нужд существовавшего в то время в Тофаларии соболиного заповедника «Чертову мосту». Внешне он вроде бы еще крепок. На многочисленных затесках поломанных перил масса надписей туристов, местных жителей. Например: «Мост испытан. Переведена лошадь и олень». Но наш проводник предупреждал, что ему пора уже рухнуть. Не без опаски мы его покачали. Выдержит ли? Потом стали переходить. Под мостом ад. На глубине в двадцать пять метров в узком каменистом ущелье теснился и рвался на свободу бешеный поток. Шесть метров идем по бревнам моста и облегченно вздыхаем. Снова на твердой земле.
За следующий день удалось пройти всю Кишту. Миновав колоссальные поля черемши, не без труда вскарабкались на перевал. Как же быстро меняется обстановка! Весна-то шла вместе с нами! В местах, где двадцать дней назад лежала толща снега, теперь зеленело, краснело, белело сплошное море цветов. Сколько тут жарков и аквилегий! За 19 июня, последний день похода, мы выжали из себя все. Прошли 35 километров!
В 5 часов вечера впереди показался Гутаринский аэродром. Пошли в магазин. Нельзя сказать, что нас терзал голод. Это чувство уже притупилось. Ведь сегодня кончились пятнадцатые сутки перехода, за которые мы прошли более двухсот километров. Купив всего необходимого, мы по старой памяти зашли к Геннадию. Мать Геннадия поила нас парным молоком. Здесь мы впервые рассмотрели, как сильно изменились наши лица. Вениамин и Володя опухли от голода, а я ужасно исхудал.
Александр Иванович Щекин председатель колхоза и совершенно незнакомые люди предлагали помочь деньгами. Мы с благодарностью отказались. До Нижнеудинска хватит, там получим переводы.
У меня, да и у обоих моих друзей, на душе было как-то неспокойно. По Казыру проплыть насквозь, как планировали, не удалось. Это чувство отравляло даже благополучный исход наших странствий.
Наши рассказы об увиденном, пережитом интересовали жителей Гутары. Тофалары не плавают по рекам, а соболюют только до Ванькиной избушки и прилегающей к ней местности. Ниже этого угодья они Казыр не знают.
Григорий Иванович Тутаев — наш проводник, оказывается, тоже набедовал при возвращении, чуть не утопил оленей в Левом Казыре и вынужден был трое суток ждать спада воды. Возвращаясь же домой, он добыл медведя.
В воскресенье, а часто и в понедельник самолеты в Гутару не летают. Мы ловили хариусов, знакомились с жизнью и бытом гутаринцев. Рассказывая о соболевках и белковании, нам говорили: «Когда начинается сезон, соболевать уходят все, даже председатель. Заработки хорошие. За соболя нам платят от 170 до 1200 рублей (в старых деньгах), в зависимости от качества шкурки: чем темнее, тем дороже. За белку — по десятке, за мясо зверя — по четыре рубля за килограмм…».
Уже когда ехали в поезде, Вениамин Глебов пошутил: «Вот и кончился наш отдых. Выйдем на работу, начнем отдыхать от отпуска».
В этом походе мы много увидели, немало узнали. Испытали свои характеры в борьбе с силами природы. Отсутствие в продаже подробных карт заставило нас исследовать Казыр «на ощупь», но мы ни о чем не жалели. То, что искали, мы нашли. Уезжая из этого замечательного края, мы чувствовали себя альпинистами, едва избегшими сорвавшейся лавины. К сожалению, мы не взяли намеченную вершину, но ведь любая дорога начинается с первого шага.
В ДЕБРИ ВОСТОЧНОГО САЯНА
11 мая 1960 года мы опять вылетели из Нижнеудинска. Мой сослуживец Александр Борисов и Володя Чабаненко — двадцатитрехлетний рабочий, член Ленинградского турклуба — прильнули к иллюминаторам.
Посматривая на заснеженные Саяны, на скованные льдом ленты рек, я думал о том, как сложится наше путешествие. Довольно сильный попутный ветер ускорил наш перелет, и через час десять минут мы, наконец, увидели Гутару. Описав над аэродромом круг, летчик круто бросил самолет в глубь ущелья. Еще минута — и мы на знакомой земле. Об этом мгновении я мечтал целый год.
На краю аэродрома вырос новый добротный дом, белеющий свежеобструганными бревнами. Около него нас встретили незнакомые люди. От них я узнал, что Геннадий, у которого мы останавливались в прошлом году, в поселке уже не живет. «Председатель колхоза Щекин и проводник Григорий Тутаев в горах, а сейчас заведует всем заместитель председателя Василий Ильич Пустохин».
Товарищи остались ожидать лошадь для перевозки груза с аэродрома в Гутару, а я пошел в поселок, чтобы подыскать место, где можно было бы остановиться на ночь. По пути к правлению колхоза встретил много знакомых. Люди интересовались, почему не приехали мои прошлогодние товарищи Володя Дворкин и Вениамин Глебов. Я ответил, что служебные обстоятельства не позволили им снова принять участие в походе, но они здоровы и передавали всем привет.
В правлении встретился с Василием Ильичем. Он усомнился в возможности заброски наших грузов на Орзагай. «Снегу много — не пройти. И в прошлом году отпуск у вас ранний был, а в этом совсем неподходящий. Тутаев в тайге, а кроме него никто уверенно не проведет. Оленей погубить можно. Да вы не расстраивайтесь, он должен вот-вот вернуться».
Но все затруднения разрешились сами собой: вечером из тайги вернулся Григорий. Встреча была радостной. Мы обнялись и расцеловались.
Он сказал, что обязательно пойдет с нами: «Отдохну только день… И проведу на Орзагай…»
Когда были решены все организационные вопросы, я повел Григория знакомиться со спутниками.
Утром Саша и Володя, встав пораньше, решили пройтись вдоль реки, посмотреть, как выглядит еще не проснувшийся поселок, а я занялся грузами. Кроме того, мне необходимо было поговорить со знающими людьми об условиях плавания на плоту по Агулу и Кану. Ведь выходить из Центрального Саяна мы планировали по одной из этих рек.
Мои спутники вернулись через час возбужденные. На опушке видели рябчиков, причем Володя, как рыбак, раздвигал руки и уверял меня, что они были «вот такие»…
На окраине Гутары можно увидеть не только рябчика, сюда в прошлый наш приезд даже рысь забралась, хотела лисицей из питомника закусить.
Прибежал мальчонка: «Дяденька, из тайги вернулся Щекин!». Конечно, сразу же пошел к нему. Посидели, поговорили. Жизнью все довольны. Заработок из года в год лучше.
«Соболевали в этом году хорошо, — говорит Александр Иванович, — некоторые по пятьдесят соболей добыли за полтора месяца. А пятьдесят даже самых обычных соболей дают колхознику от десяти до пятнадцати тысяч рублей. Я и сам промышлял в паре с Тутаевым…»
Между тем погода испортилась. Сначала поселок утонул в холодном тумане, затем пошел мелкий дождь, его сменила снежная крупа, опять дождь…
На другой день проснулись мы довольно рано. Володя выглянул в окно и восторженно проговорил: «Погода — мечта!»
Как и в прошлом году, Григорий назначил выход на послеобеденное время. Оленей он привел часов в одиннадцать и мы занялись работой. Целый час возились с тюками и ремнями.
Пока Григорий занимался оленями, проверял оружие и запас патронов, в чем ему помогала его супруга, кстати сказать, русская, мы с Сашей Борисовым сделали по нескольку фотоснимков.
Но вот, наконец, все готово. Можно начинать поход.
Сегодня 12 мая 1960 года. Дорога, по которой мы идем, ведет нас к речке Каменке. Она сейчас покрыта толстым льдом. По льду Каменки идти немного скользко, но в целом легко и даже приятно. «Вечером придем в стойбище, — говорит Григорий, — там возьмем собаку, работающую по медведю».
А пока нас сопровождает мой старый знакомый Узнай. Это из него в прошлом году Григорий грозился сделать рукавицы. Оказывается, пес купил себе право на жизнь удачной работой по соболю.
Вскоре начали карабкаться на Сопи-гору. Меткое название! Нам действительно пришлось здесь и посопеть и попотеть. Есть, правда, способ облегчить себе движение на подъем: надо ухватиться за подхвостник концевого в связке оленя, но едущий верхом Григорий косится на нас и ворчит.