Механический ученик, стр. 3
Иногда, усталый, он прислонялся к дереву и, закрыв глаза, с тоской вспоминал родную Швецию…
В конце концов судьба забросила Шедаля в новый город под названием Екатеринбург. Здесь, на реке Исети, он поставил возле пристани крепкий сруб и написал у входа: «Постоялый двор капитана шведской армии Тура Шедаля».
Шедаль полюбил своё новое дело. Долгими вечерами он просиживал с заезжими купцами за бутылкой вина, слушал их бесконечные рассказы о дальних городах и странах, на славу потчевал и каждого просил об одном — привозить из Петербурга и заграницы географические карты, геодезические приборы и книги. Его собственная комната понемногу превращалась в музей.
Шедаля считали чудаком. Ему было пятьдесят, а он водил дружбу с мальчишками: запускал змеев, мастерил кукол и потешные ружья. Особенно он привязался к смышлёному солдатскому сыну Ване Ползунову, скучавшему в компании сверстников. Из взрослых Шедаль водил дружбу с прапорщиком геодезии Андреем Ивановичем Порошиным.
Андрей Иванович попал в Екатеринбург безусым юнцом сразу после артиллерийского училища. Его прислали на строительство нового города, под начало капитана Татищева. Порошин сумел завоевать расположение капитана, Татищеву пришлись по душе честолюбие и трудоспособность помощника. Порошин мог работать день и ночь, во всём стараясь быть первым.
— Вот погоди, Андрей Иванович, — сказал ему как-то Татищев. — Как закончим главные городские строения, так пошлю тебя на обучение за границу. С твоим упорством ты преуспеешь в науках, а воротясь, принесёшь пользу отечеству.
Татищев своё слово сдержал.
Молодой артиллерист отправился в Швецию. А когда вернулся на Урал, увидал, что многое изменилось. Бросилось в глаза то, что не замечал прежде: неперелазные заборы, цепные кобели, скука… Ему давали мелкие поручения, работа была скучна, а будущее — туманно. Вместе с рудознатцами он искал новые месторождения меди, но так и не нашёл. Он всё ближе сходился с городским чудаком Шедалем и его приятелем четырнадцатилетним Ваней Ползуновым.
Вот и сейчас они дружно шли к дому.
— Без вас мне, наверное, пришлось бы совсем худо, — сказал Андрей Иванович, крепко сжимая Ванину руку. — Да только помочь вы мне не в силах. Поверьте, господин Шедаль, не о таких делах я мечтал, когда возвращался из Швеции. Я думал совершить нечто значительное, но все мои мечты разбиваются в прах. Не к чему приложить мне свои знания.
— Да не спешите вы, Андрей Иванович, — успокаивал его Шедаль. — Всё образуется. Вы молоды, полны сил. Вот найдёте руду, изобретёте что-нибудь. Вас заметят, одарят благами, Только тогда вы поймёте, что такое настоящая тоска. И ещё пожалеете о нынешнем беспечном житье!
Порошин удивлённо поглядел на него.
— А пока вы не стали знамениты, пойдёмте ко мне, — продолжал Шедаль. — Сварю я вам пунша, посидим, покурим. И тебя, Ваня, чем-нибудь угощу.
Они приближались к пристани, где стоял дом Шедаля.
Там, в задней комнате дома, для Ивана открывалась настоящая страна чудес. Капитан Шедаль интересовался всем на свете и мог смастерить что угодно. Вся комната была уставлена чучелами птиц и зверей, на стене висели барометры и картины, татарские лук и стрелы, бивни слонов. На столе стоял глобус, валялись в беспорядке русские и немецкие книги, увеличительные стёкла. И самое замечательное в этой комнате — сказочный набор чертёжных инструментов в тяжёлой, обтянутой изнутри бархатом коробке.
Иван мог часами разглядывать этот набор, брать в руки тяжёлый стальной циркуль, транспортир с множеством делений, измеритель — две длинные ноги, с острыми иголками на концах.
— Эти инструменты достались мне от самого дорогого друга, — сказал как-то Шедаль. — Он был учёный человек и хороший солдат. Из-за него я и вернулся в лагерь к русским, где попал в плен.
Они часто играли в путешествия. Раскладывали на полу громадную карту и отправлялись в далёкие моря. Ваня служил на корабле юнгой.
— Ползунов! — командовал Шедаль. — Всё ли погрузили на борт?
— Так точно, капитан.
— Тогда поднять паруса!
Они воевали с пиратами, садились на мель, попадали в штормы. Однажды их корабль налетел на рифы. Команда спаслась на плоту, который подплыл к затерянному в море острову. Остров оказался обитаем: там жили чёрные дикари.
— Вот здесь поставим плотину, — предложил Ползунов, разглядывая карту. — В горах наверняка есть железная руда. Завод будет возле плотины. Колёса заставят работать кузнечные мехи, пилы, токарные машины. Сейчас я нарисую кузню.
— А дикарей мы обучим грамоте и механике, — деловито продолжал он. — Я в механике могу растолковать всё: как сцепляются шестерёнки, как работают воздуходувки и даже зачем нужен кривошипно-шатунный механизм.
— Да у тебя получился не океанский остров, а уральский завод-городок! — смеялся Шедаль.
Быстро мелькали дни! Как-то зимним вечером Порошин пришёл к Шедалю в особенно грустном настроении.
— Видно, мне на роду написано быть геодезистом до конца дней, — сказал он. — Буду рисовать на бумаге планы местности, выполнять мелкие поручения конторы, дослужусь до поручика, а там в отставку, на покой. Славный путь!
— Андрей Иванович, дорогой, да не мучайте вы себя! — уговаривал Шедаль. — Ведь тысячи людей…
— Мало ли кто и что! — сердился Порошин. — Я так жить не хочу!
— Ах, если бы я мог хоть чем-то помочь вам, — сокрушался Шедаль.
— Я и сам не смог себе помочь, — ответил Андрей Иванович. — Меня недели две назад послали с отрядом рудознатцев искать золотую жилу, а я вернулся с пустыми руками.
— А кабы нашли? — спросил Ваня.
— Тогда б, наверное, и разговор был другой.
Ваня на минуту задумался, потом твёрдо сказал:
— Я помогу вам, Андрей Иванович. Дождёмся весны, и я покажу, где искать жилу.
— Откуда ты знаешь? — спросил Порошин.
— Это моя тайна, — отвечал Ваня.
МЕХАНИЧЕСКИЙ УЧЕНИК
Когда механику Главнейшей горных и заводских дел канцелярии Никите Бахареву потребовался ученик, он пришёл в арифметическую школу.
Бахарев не устраивал испытания. Он просто разговаривал с мальчиками, задавал вопросы. Иногда переходил на немецкий, проверяя, понимают его ребята или нет.
Потом он отобрал несколько мальчиков и пошёл вместе с ними к плотине.
— Плотина есть главнейшее сооружение нашего города, — объяснял Бахарев. — Она даёт движение всем цеховым механизмам. Кто ответит — сколько колёс крутит плотина?
— Полета… А то и боле! — вперёд всех выпалил Сенька Черемисинов.
— Верно. И что ты о них знаешь?
— Вода бежит ручейками с рубленых ларей на большие и мелкие колёса, — отвечал Сенька. — Колёса крутятся, да так шибко, что ни одна лошадь не остановит. Такие сильные. От них сила разбегается по цехам: качает воздуходувки, пилит брёвна, куёт металл.
— А может машина работать далеко от реки?
— Может. Только тогда в неё надо впрячь лошадь. Я видал, как откачивают воду из шахт.
— Молодец, — похвалил Бахарев.
— Без водяной силы или лошадей, — продолжал Сенька, — ни одна машина работать не будет.
— Верно, — согласился Бахарев.
— Нет, не верно, — раздался голос за спиной Сеньки.
Все с удивлением обернулись.
— То есть как это — не верно? — спросил Бахарев. — Ты кто таков?
— Я, ваше благородие, Иван Ползунов, — спокойно отвечал мальчик. — А про машины без плотин и лошадей я читал в Леупольдовой механике. Эти машины зовутся огнедействующими.
— Ты читаешь по-немецки?
— Плоховато, но разобраться могу. А с Леупольдовой механикой мне изрядно помогали господа Порошин и Шедаль.
— Действие огненных машин можешь истолковать?
— Пока нет. Сей предмет для меня ещё тёмен.
— Так, так, — сказал Бахарев. — Интересно. Пойдёмте, ребята, назад, в школу.
На другой день в школе объявили: вместо одного механического ученика Бахарев взял сразу двух — Ваню Ползунова и Семёна Черемисинова. Поговаривали, что за Семёна похлопотал его отец, полицмейстер Черемисинов.