Куросиво, стр. 58
Митико изменилась в лице, она не спускала глаз с виконтессы и учащенно дышала – девочка догадалась, что матери уже нет на свете. Увидев ее лицо, полное отчаянней решимости, почувствовав, что девочка не успокоится, пока не узнает правду – любую, самую страшную, но обязательно правду, – госпожа Сасакура не решилась смягчить горечь минуты неопределенными отговорками и намеками, как она сделала бы, чтобы утешить всякого другого слабого маленького ребенка. Этой девочке она обязана была рассказать все без утайки. И, утерев слезы, госпожа Сасакура рассказала все, как было. Отчего умерла мать… Как она умерла…
Митико слушала молча. Она не заплакала, не закричала, не потеряла сознание, как того опасалась виконтесса Сасакура. Только бледное личико ее стало, если это возможно, еще бледнее, потом вспыхнуло, как огонь, и вся ее маленькая фигурка сотрясалась от сильной дрожи.
– Сегодня маму похоронят?
– Да, девочка. Сейчас я поеду в храм Гококудзи. Если бы Митико была здорова, я бы взяла ее с собой, но ты еще больна и лучше уж останься сегодня дома. Тэруко побудет с тобой.
– Нет, я поеду, я тоже поеду!
– Но…
– Тетя, возьмите меня с собой! – Митико изо всех сил уцепилась за госпожу Сасакура, и слезы градом покатились из ее глаз.
Так случилось, что обе они с опозданием приехали в этот день в храм Гококудзи.
6
После обряда сжигания курений многие из приехавших на похороны удалились, а когда закончилось погребение, уехали и все остальные. В покое для посетителей, куда был подан чай, остались только родные и близкие.
Митико стояла неподалеку от виконтессы Сасакура, которая обменивалась немногословными репликами со старой виконтессой Ямагива, с графиней Сираи и с другими дамами. Опираясь о столб, поддерживавший крышу покоя, девочка молча смотрела в сад, где отцветали гортензии.
С той минуты, когда сквозь ароматный дым курений Митико увидела в гробу холодное тело матери, с той минуты, когда гроб опустили в сырую, влажную землю и она услыхала стук падающих на крышку комьев земли, отчаяние, которому не было исхода в слезах, железным кольцом сдавило ее маленькое сердце, Она не думала больше об отце, при виде которого кровь застыла у нее в жилах, она не видела окружающих, не слышала участливых слов и многозначительных вздохов родственников, не обращала внимания ни на маленьких Фусако и Ёсико, таращивших на нее округлившиеся от изумления глазенки, ни на Тэруко, державшую ее за руку. Мысли девочки блуждали где-то далеко, далеко.
– Митико!
Митико подняла голову, и бледные щеки ее покраснели. Перед ней стоял отец.
– Долго ты хворала… Смотри же, не забудь хорошенько поблагодарить тетю и дядю Сасакура за заботу.
Митико в упор смотрела на отца. Глаза у графа были влажные, на щеках виднелись следы слез. При виде этих слез Митико показалось, будто вся кровь у нее закипела. Встретившись глазами со взглядом девочки, граф отвернулся.
– Пустяки, совсем не за что благодарить… Правда, Митико? – вмешалась госпожа Сасакура.
Граф сел рядом.
– Нет, помилуйте, я чрезвычайно обязан вам за заботу о Мити… Я еще специально заеду, чтобы выразить вам свою благодарность…
– Право же, мы заботились о ней вовсе не в расчете на благодарность…
Граф слегка покраснел.
– Да, но мы доставили вам столько хлопот… Собственно, я вот что хотел сказать: Мити, как видите, уже совсем здорова и не должна без конца обременять вас… Я намерен забрать ее как можно скорее… Слышишь, Мити, мы поедем вместе домой.
– Разумеется, Митико – старшая дочь в роду Китагава, И конечно… Но… – госпожа Сасакура оглянулась на Митико.
На глаза Митико навернулись слезы, и она быстро потупилась.
– Ну-ну, что с тобой, Митико? – ладонь графа легла на плечо девочки, но в ту же секунду Митико, задрожав, сбросила его руку. Залившись краской до самых ушей, она решительно вскинула голову.
– Ты что это?!.. – в голосе графа Китагава послышались гневные нотки.
– Мы еще поговорим об этом, а сегодня пусть Митико поедет со мной… – поспешила вмешаться госпожа Сасакура.
Митико молчала.
– Мити, оставь капризы, слышишь? Ты вернешься домой со мной!
Митико энергично затрясла головой.
– Ну, хорошо, тогда поезжай с тетей Сасакура!.. – сердито проговорил граф и встал.
– Да, Мити-сан, поедем…
– Поедем домой, Митико! – взяла ее за руку Тэруко.
Митико внезапно вырвалась и что было сил обхватила обеими руками столб.
– Я не уеду отсюда!
На ее громкий голос все оглянулись, Раскрасневшись до ушей, Митико крепко закусила губы, глаза ее, из которых лились жаркие слезы, точно пламенем жгли отца.
– О-о, Мити-сан, да что это с тобой? – усмехаясь, подошел к ней виконт Умэдзу.
– В чем дело? Что здесь происходит? – приблизился виконт Сасакура.
– Ну, Мити, полно, полно! Поедем домой и будь умницей! – хотела взять ее за руку виконтесса Сасакура. Но Митико только сильнее цеплялась за столб и отрицательно трясла головой.
– Я не поеду домой! Я останусь здесь!
– Здесь? Но, Мити-сан, ведь здесь же монастырь!
– Я хочу остаться в монастыре!.. Я хочу быть монашкой!
– Ой, сестрица будет монашкой! Как смешно! – Фусако прыснула, широко открыв от удивления глазенки.
– Не говори так, Мити-сан! Больно слушать твои слова! Ну, приди же в себя, поедем!
– Поедем домой, Митико-сан! – со слезами в голосе вторила матери Тэруко.
– Перестань болтать глупости! Постыдись людей!
Слышишь, Мити, сию же минуту оставь капризы! Слышишь, что я сказал?
Митико продолжала трясти головой.
– Негодница! Поедешь ты домой или нет?!
Побелев как полотно, Митико прямо взглянула на отца.
– Только с мамой… Только если с мамой…
Все взгляды обратились на графа Китагава. Граф опустил голову.
Кое-как растолковав Митико, что это мужской монастырь, где не полагается находиться женщинам, виконтесса Сасакура с трудом увезла ее. Но расчеты на то, что слова Митико: «Я хочу стать монашкой», сказаны в порыве горя, охватившего ее детскую душу, и что она скоро забудет их, против ожидания не оправдались. Решение Митико уйти от мира оставалось бесповоротным.
Вся семья Сасакура, даже сам граф-отец, на все лады пытались отговорить ее, но так и не смогли справиться с удивительной решимостью девочки. Вопрос обсудили на семейном совете и волей-неволей решили уступить ее желанию. Было получено разрешение двора, и Митико поступила в женский монастырь в Киото, где у семейства Китагава имелись связи.
В конце сентября, когда уже отцвели кусты хаги, когда крик перелетных гусей поутру и на закате грустью отзывается в сердце, Митико распрощалась с маленькими сестрами, с семьей Сасакура, со всеми родными и вместе с отцом, который собирался кстати поехать на охоту, в сопровождении слуги, управляющего, горничной и верного своего пса Нэда выехала в Киото. Первого октября совершился обряд пострижения в женском монастыре в Омуро, где у ворот цветут вишни, где все дышит чистотой и печалью.
Рассказывали, будто старая монахиня, обрезавшая ножницами черные как смоль волосы Митико, уронила слезу на гладко обритую голову этой маленькой девочки, так рано сменившей яркое, как краски зари, кимоно на бесцветное одеяние монахини, навеки покинувшей мир в возрасте двенадцати лет.