Куросиво, стр. 45

2

В то самое время, когда экипаж виконтессы выезжал из ворот особняка Сасакура в квартале Аояма, Митико поднималась по каменным ступенькам вокзала в Симбаси. Она решила бежать к матери в Нумадзу и, воспользовавшись наступлением сумерек, незаметно выскользнула из дома.

После расправы с Митико граф-отец принимал гостя – деятеля некоей политической партии, а затем, поскольку до сбора в Дворянском собрании еще оставалось время, отправился кататься вместе с О-Суми и младшими девочками. Митико осталась одна, запершись в своей комнате. Не дотронувшись ни до обеда, ни до ужина, она сидела над раскрытым учебником, погруженная а свои думы.

Слезы у нее давно высохли – Митико считала зазорным плакать перед слугами. Спина, исполосованная плетью, мучительно ныла, кисть руки, поврежденная жестоким пинком ноги, болела так, словно кость была сломана. Но Митико страдала не только физически. Чем больше она размышляла, тем нестерпимее жгла ее сердце обида, тем горше становилось у нее на душе. Где и кому может она поведать эту обиду, выплакать эту боль, рассказать все без утайки? В доме только слуги, и среди слуг – ни одного человека, которому она могла бы довериться. Тетя Сасакура… Да, Митико любила ее, но на этот раз она не хотела обращаться к ней. Есть одна лишь грудь в целом мире, на которой она могла бы выплакать свое горе, – родная грудь матери. Ведь мать тоже, наверное, тоскует по ней, тоскует так же сильно, как сама Митико, и плачет… Митико прижмется к ней крепко-крепко и будет плакать с ней вместе. Выплачет все свое горе… В Нумадзу! В Нумадзу! Воспользовавшись суетой, поднявшейся в доме, когда на закате солнца О-Суми с детьми вернулась с прогулки, Митико поспешно обулась и украдкой выбралась из дома.

На улице было уже темно. Ориентируясь по огонькам газовых фонарей, дрожащим светом озарявших безлунный, беззвездный мрак майской ночи, Митико направилась к вокзалу Симбаси. В кармане у нее не было ни гроша – маленькой аристократке еще ни разу в жизни не случалось держать в руках деньги. Больше того, ей приходилось бывать на улице только в экипаже или в украшенной гербами коляске рикши. Но сейчас не время было думать об этом.

Митико никогда не бывала в Нумадзу. Четыре года назад, когда в доме еще не появилась О-Суми, Митико ездила с родителями в Атами. [170] Они проезжали тогда у подножья гор Хаконэ. Там, за этими горами, сказали ей тогда, находится Нумадзу – вот и все, что она знала. Поэтому она решила доехать до последней железнодорожной станции, а дальше… Митико торопилась, почти бежала. Вдруг она споткнулась о камень и едва не упала. В тот же момент девочка почувствовала, что кто-то неожиданно ухватил ее за рукав. Не издав ни звука, испуганная Митико гневно рванула руку и оглянулась. В неясном свете далекого фонаря она увидела огромную собаку.

– Нэд, ты!

В самом деле, это был Нэд, кинувшийся вдогонку за своей хозяйкой. Митико с замиранием сердца ждала появления погони, но никаких преследователей не было видно. Вероятно, дома ее еще не хватились.

Нэд с тревожным недоумением заглядывал в лицо девочке. Когда Митико попыталась продолжать путь, он снова вцепился в ее рукав, словно пытаясь остановить.

– Нэд, ну, будь же умницей… Пусти… Ведь я иду к маме…

Маленькая ручка легла на голову собаки, и Нэд, как будто поняв, что от него требовалось, завилял хвостом и пустился бежать сзади Митико. Она так и не смогла прогнать его, и ей пришлось смириться с этим провожатым, тем более что в обществе верного пса она чувствовала себя несколько смелее.

Когда, незамеченная, по счастью, постовым полицейским, Митико благополучно выбралась из пасти льва и, стараясь не попадаться никому на глаза, добралась до вокзала Симбаси, она окончательно выбилась из сил; все тело ее точно одеревенело от усталости.

3

Оставалось ровно двадцать минут до отхода последнего поезда на Кофудзу. Зал ожидания 3-го класса вокзала Симбаси был битком набит самой разношерстной публикой. Но когда в зал вошла девочка с прической «Титова», с белым воротничком, видным из-под пестрого кимоно, повязанная алым шелковым поясом, в дорогих сандалиях и в сопровождении огромной собаки, все, кто был в зале, словно по команде уставились на нее. Митико обвела зал серьезными черными глазами и села, вернее почти упала, на скамейку в углу, рядом с каким-то стариком и старушкой, по виду – крестьянами, с огромными узлами за спиной.

– Вот так пес! Здоровенная собака!

– Что это за девочка? Как она сюда попала? – раздался кругом разноголосый шепот. Митико, коротко вздохнув, осматривалась по сторонам. Нэд уселся у ее ног, неусыпно сторожа хозяйку.

Старик и старушка рядом с Митико о чем-то заговорили между собой, не спуская с нее глаз. Митико прислушалась, но большую часть их слов понять не могла. Единственное, что она отчетливо уловила, было слово «Кофудзу». Митико смутно помнила, что во время поездки в Атами они проезжали Кофудзу. Минуту-другую Митико внимательно приглядывалась к старикам.

– Когда уходит поезд в Кофудзу? – внезапно проговорила она.

– Поезд в Кофудзу? Скоро, сейчас уже будет отправляться. Мы тоже едем в Кофудзу… А тебе, барышня, тоже туда надо? – спросил старик.

– А дальше Кофудзу поезда не ходят?

– Верно, верно, дальше не ходят… Через горы Хаконэ не проложили еще дороги… А тебе куда нужно-то?

Митико промолчала.

– Одна едешь?

Митико продолжала молчать.

– А провожатые твои куда же подевались? – полюбопытствовал старик.

– Этот здоровенный пес твой, что ли? – спросила старушка.

Митико утвердительно кивнула.

В толпе, прислушивавшейся к этой беседе, снова начали оживленно переговариваться, но в этот момент открылось окошечко кассы и все с шумом поднялись с мест.

– Барышня, если тебе надо в Кофудзу, так уже начали продавать билеты… – заметил добродушный старик, и Митико, а вслед за нею и Нэд, встала.

– Славная какая барышня! – старушка ласково погладила Митико по голове.

– А ты сумеешь сама взять билет-то? – заботливо спросил старик, взглянув на Митико. Вместо ответа Митико опять только молча кивнула.

Вскоре подошла ее очередь.

– Направление? – раздался строгий голос из окошка.

– Кофудзу…

Услышав в ответ детский голос, кассир выглянул из окошка. Из-под черной челки на него смотрели большие черные глаза.

– Так. Один билет до Кофудзу… иен… сэн.

Сжав билет в руке, Митико все еще пристально смотрела на окошечко кассы.

– А деньги? – в голосе кассира, слишком усталого, чтобы разговаривать после долгого дня механического труда, звучали ласковые нотки, когда он произнес эти слова.

– Барышня, нужно заплатить деньги… – подсказал сбоку все тот же старичок.

– Разве за билет надо деньги?

– Без денег в поезде ехать нельзя… – кассир с улыбкой, но несколько подозрительно глядя на Митико, высунулся из окошка. Стоявшие в очереди с удивлением прислушивались. Вокруг Митико неожиданно образовалась толпа.