Дело №306, стр. 69

НОВЫЕ ФАКТЫ

Архитектор отлично вел машину - стрелка спидометра подползала к цифре «100». Вечерние лиловые тени быстро скользили по накатанному асфальту и снегу на обочинах.

Посмеиваясь, Георгий Георгиевич рассказал, как в гостиной санатория после ужина собираются люди вокруг Андрея Яковлевича. И он рассказывает о скрипичных мастерах и скрипачах. Да еще сопровождает свою беседу музыкой. Поставит в радиолу пластинку и говорит: «Послушайте, как сейчас Никколо Паганини исполнит на скрипке Джузеппе Гварнери свои "Вариации". Внимание! Он играет на одной струне - на баске! Ходила легенда, что этому гениальному скрипачу помогает нечистая сила!..»

- Ну-с? - спросил Савватеев. - Орел - наш старик!

- Но все еще он ведет себя странно, - ответил я. - Почему-то не хочет сдать красный портфель на хранение администрации санатория.

- «Пунктик» у него! - подхватил архитектор. - Лев Натанович рассказывал, что пока старик был, как здесь называют, лежачим больным, то держал портфель у себя - между тюфяком и матрацем. А ключ повесил себе вроде нательного креста на шею.

- Но что бы он делал, если бы пришлось хранить таким образом все части «Родины» и остатки дерева?

Коллекционер расхохотался, тормозя машину, а я спросил:

- Не приходилось ли вам видеть эти части?

- Приходилось! - ответил он и тотчас же оговорился: - Андрей Яковлевич сам их показывал.

- Говорят, он хранит их у верного человека?

- Возможно, так оно и есть…

- Кто же этот человек?

- К сожалению, об этом история умалчивает.

- Не может ли с готовыми деталями скрипки случиться то же, что с красным портфелем? - поинтересовался я.

- Кто от этого застрахован? Но должен сказать, что из этих деталей получится мало хорошего, если к ним не прикоснутся золотые руки Андрея Яковлевича.

- Значит, эти части, попав к другому, даже отличному скрипичному мастеру, не преобразятся в редкостный инструмент?

- Нет, почему же, скрипка выйдет, но до «Родины» ей будет так же далеко, как, например, гм… гм…

- Как маляру до художника!

- Вот-вот! - воскликнул Савватеев.

- А не собирается ли Андрей Яковлевич отправить портфель к этому же верному человеку?

- Уверен, что нет! Он не станет рисковать и держать всё в одном месте.

Я вспомнил, что советовал Золотницкому отдать красный портфель на хранение архитектору, но мастер отклонил это предложение. А готовые части «Родины» и остатки дерева спрятал у какого-то «верного человека». Из этого вытекает, что скрипичный мастер не так уж сильно доверяет Савватееву.

Признаюсь, меня несколько удивили двусмысленные ответы коллекционера: то он еще не может раскрыть факты, на основании которых предсказал, что красный портфель вернут мастеру; то не вправе назвать «верного человека» - хранителя деталей «Родины»… О чем ни спросишь - молчок, загадка, тайна.

Все это очень подозрительно, и снова напрашивается мысль о причастности Савватеева к таинственным приключениям с портфелем.

На следующее утро я, как и обещал Андрею Яковлевичу, позвонил на квартиру Золотницких. Бабушка, мать Любы, сообщила, что Вова третий день болен, лечит его «докторица» из районной поликлиники, а улучшения нет. Она, мол, сбилась с ног, и обратиться за советом не к кому.

Созвонившись со знакомым детским врачом, я через два часа привез его к Вове. У мальчика было ангина. Врач одобрил предписания докторицы и выписал еще какое-то мудреное пенициллинное полоскание.

Взяв с врача слово, что он заедет через два дня, я проводил его.

И тут бабушка стала отводить душу.

- Беда! Утром за продуктами сходить надо? А с кем мальчика оставить? - Она вздохнула и продолжала: - К Москве ведь я не очень привычная, в Мытищах живу. А молодые - Люба и Миша - задержались. И когда они приедут?..

Я рассказал ей, что был в санатории у Андрея Яковлевича, он молодцом выглядит. Объяснил, как трудно приходится Михаилу Андреевичу и Любови Николаевне: музыканты, разъезжать приходится. Потом предложил ей, пока я им напишу письмо, сходить в аптеку и заказать внуку лекарство. Она дала мне ленинградский адрес Золотницких, собралась уходить, но остановилась в дверях и сказала:

- Вы, голубчик, правильно говорите: что-то неспокойно, трудно стали жить наши молодые. Любаша жаловалась мне, что между Мишей и отцом какой-то раздор пошел. Михаил стал пропадать перед Новым годом по целым дням. Будто что-то написал, пропечатать хочет… Нам, старикам, и не понять!

Она махнула рукой, вздохнула и ушла. А я стал раздумывать над поведением скрипача. Многие ли редакции газет и журналов могут заинтересоваться темой о новом грунте для скрипки? Не было ли его хождение со своей статьей маскировкой дальнейших операций с похищенными вещами?

Я сел сочинять письмо молодым Золотннцким. «Как же можно так поступать с больным стариком, - возмущался я. - Неужели нельзя было выбрать три минуты и написать хотя бы открытку? Даже если это был бы не отец, а много лет живущий за стеной сосед?» Я бранил Золотницких за то, что они ни разу не позвонили домой. В заключение призывал Любу повлиять на мужа и добиться, чтобы он написал письмо отцу…

В это время Вова проснулся, попросил пить, а потом почитать про зверей.

Я разыскал на этажерке книгу с яркими рисунками, полистал ее и начал читать про льва.

- Он кусачий? - спросил мальчишка.

- Да!

Я перевернул страниц пять и стал читать про серну.

- Она кусачая?

- Нет!

- Дядя, почитай сказку!

Я отыскал на этажерке сказки Пушкина, открыл книгу наугад.

Жил-был поп,

Толоконный лоб.

Пошел поп по базару Посмотреть кой-какого товару.

Навстречу ему Балда…

- А балда кусачая?

Тут, на мое счастье, вернулась из аптеки бабушка.

Днем я стал обзванивать по телефону разные редакции и объяснять, что скрипач Михаил Золотницкий уехал на гастроли и просил меня узнать, как обстоит дело с его статьей о грунте для скрипок. Но я запамятовал, в какой орган он ее сдал: кажется, в ваш… Наконец техническая секретарша журнала «Советская музыка» заявила, что статью скрипача они получили тридцатого декабря прошлого года. Она точно помнит - он ее принес в конце рабочего дня.

- Я еще спросила его, какое отношение он имеет к лауреату конкурса смычковых инструментов мастеру Золотницкому, - продолжала она. - Узнав, что это его отец, посоветовала попросить лауреата также поставить подпись под статьей. Он ответил, что тотчас поедет в мастерскую. Статью он сдал мне, у него осталась копия.

Я объяснил, что она находится у меня. И я, по просьбе автора, скоро отредактирую, сокращу ее и пришлю в редакцию.

Значит, скрипач был в редакции около шести часов вечера и, разумеется, не мог быть в мастерской после шести, иначе я видел бы его там. А позднее он был у приятеля, и Люба вызвала его по телефону домой. Если бы он по дороге все-таки заехал в мастерскую, то остановился бы перед опечатанной дверью.