Призвание варягов. Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике (СИ), стр. 1

Лидия Павловна Грот

Призвание варягов. Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике

Вступление Национальная идея, национальная история и национальные интересы

Известно, что более полутора десятков лет Правительство России, представители политических партий и различных общественных организаций, центральные научные центры заняты обсуждением и разработкой национальной идеи и других консолидирующих культурно-ценностных принципов, способных дать российскому обществу понятие общероссийской идентичности. Но пока цельной и убедительной концептуальной системы по данной проблеме так и не сложилось.

К решению задачи по формулированию национальной идеи призвал в свое время Б.Н. Ельцин, в результате чего с середины 90-х годов началось широкое обсуждение сущности национальной идеи в самых различных формах: на конференциях, на базе различных общественных форумов, в рамках исследовательских проектов и пр. Одновременно проявился и скепсис: дескать, обществу, занятому борьбой за выживание, поиски национальной идеи безразличны.

Однако серьезный интерес российских руководителей к проблеме консолидирующей системы ценностей продолжал оставаться и при президенте В.В. Путине. Об этом свидетельствует нашумевшая публикация одного из номеров еженедельника «Версия» за 2002 год, в которой рассказывалось о том, что президент Путин собрал на неофициальную встречу в Кремле ученых-историков и почти полтора часа потратил на беседу с ними. Ученых, как сообщает еженедельник, призывали для того, чтобы наметить основные вехи отечественной истории и на этой базе сформулировать национальную идею.

Одним из вопросов президента России был вопрос о том, возможно ли, опираясь на опыт русской государственности, выработать национальную идею? Но этот вопрос остался без ответа. «Никто этого не знает, – признался академик В.Л. Янин, – и мы этого не знаем». Далее, согласно статье в «Версии», следовали рассуждения в том духе, что в России сейчас доминирует мироощущение, которое наводит только на идеи о хлебе насущном.

К концу первого десятилетия, как можно было заметить, накал дискуссий по проблеме национальной идеи стал остывать, однако декабрьские межэтнические волнения 2010 года резко поставили государство и общество России перед фактом того, что серьезная работа по выработке общероссийских консолидирующих идей – это насущная необходимость для страны. 11 февраля 2011 года в Уфе состоялось заседание Государственного совета, на котором обсуждались вопросы межнационального и межконфессионального согласия, а также – развития национальных культур. Научная общественность откликнулась рядом дискуссий, одной из которых стал «круглый стол» Научного совета по проблемам национальной политики Отделения общественных наук РАН в Институте социологии РАН, проведенный 14 марта 2011 года.

Материалы данных мероприятий показали, что обсуждения проводились на высоком профессиональном уровне, содержали множество глубоких мыслей, показали искреннюю заинтересованность всех участников найти действенные решения для назревших проблем. Но обнаружили они также и одну интересную особенность, на которую хотелось бы обратить внимание. При перечислении того, какой опыт уже существует в мире для решения проблем межнационального и межконфессионального сосуществования, политики и ученые называли опыт советский, американский и канадский, французский и английский, но ни разу не прозвучали призывы изучить опыт российский (имеется в виду российский опыт до 1917 года), хотя во многих выступлениях подчеркивалось, что Россия – изначально страна полиэтничная.

Таким образом, как российские политики, так и российские ученые при рассмотрении проблематики межэтнических отношений готовы сосредоточиться либо на иностранном опыте, возникшем в условиях, несхожих с российскими, либо на советском опыте, просуществовавшем 73 года и закончившемся взрывом яростного национализма, и закрывают глаза на опыт наших предков, благодаря которому уникальный феномен российской полиэтничности родился и существовал в течение множества веков. Сам по себе этот факт можно расценить только одним образом: как фактически негативное отношение к тысячелетнему опыту отечественной истории. Факт этот усугубляется еще и тем, что в современной российской науке отсутствует до сих пор концепция национальной истории как единая система от ее истоков до наших дней, в силу чего российская история оказывается лишенной собственных корней.

Но тогда ответ на вопрос, почему национальная идея в руки не дается, напрашивается сам собой, ибо связь этой проблемы с историей очевидна. Национальная идея – это детище национальной истории и плод национальной культуры, которые вырастают из жизненного опыта всех предшествующих поколений наших предков как синтез того, что создано их руками и мыслью. А россияне вышли из распавшегося СССР, как уже было сказано, без цельной концепции своей национальной истории.

В предлагаемых ниже статьях мне хотелось бы на исторических примерах показать, какое значение для выхода общества из духовного кризиса имеет позитивное восприятие национальной истории, и, соответственно, продемонстрировать связь национальной истории с национальными интересами и национальной идеей.

Лидия Грот, кандидат исторических наук

Часть 1 Каким бывает «светлое прошлое»

Эпоха возрождения как переформатирование

Понимание необходимости изображать прошлое своей страны и народа в сугубо позитивном ракурсе с целью создания здоровой историософии и искренней веры, необходимых для морального здоровья нации, уходит своими истоками к началу эпохи, которая получила название эпохи Возрождения.

В числе характеристик этой эпохи принято называть усиленное развитие товарно-денежных отношений, появление ранней буржуазии и соответствующее этим социально-экономическим переменам изменение общественного сознания. Лейтмотивом Возрождения называется гуманизм, под которым понимается интеллектуальное движение, направленное на «признание самодовлеющей значимости, неувядаемого достоинства человека, всего богатства творческих проявлений индивида в качестве высшего жизненного блага». Под покровом этих обобщающих описаний почти всегда скрывались конкретные действия конкретных людей, которые привели в действие процесс, вызвавший «переформатирование». Итак, конкретное место и время действия известны – это Италия XIV–XV веков.

Первыми гуманистами называют прославленных писателей Ф. Петрарку (1304–1374) и Дж. Боккаччо (1313–1375) – эти великие итальянцы были зачинателями среди тех, кто стал обращаться к изучению античности и стремиться в наследии античных авторов найти идеалы, нужные для их современников.

«С наибольшим рвением предавался я изучению древности, ибо время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе», – писал Петрарка. Чем было вызвана устремленность в древнюю историю своей страны? Поиски ответа на этот вопрос приводят к некоторым корректировкам в общем мажорном ладе, доминирующем в создании образа эпохи Возрождения. Дело в том, что первая страна Возрождения – Италия в XIV–XV вв. представляла собой жалкую картину политического разлада и общественной деморализации при интенсивном экономическом и культурном развитии.

Вот что мы видим, например, в очерке о жизни Савонаролы:

«Во всей Италии было полное отсутствие общего национального духа, и даже само слово «Италия», не исчезнувшее из народного языка, в действительности не представляло никакого определенного понятия. Стремление к разрозненности не ограничивалось нескончаемыми спорами с близкими или дальними соседями… Постоянное желание захватывать в свои руки власть возбуждало отдельные партии к взаимной вражде… Одерживая верх, победители пускали в ход кровавую расправу… Резня шла открытая и тайная, убивали на улицах среди бела дня и предательски, из-за угла. …Тщеславие побуждало отдельных правителей щегольнуть перед врагами не только внешним могуществом, но и развитием в своих областях наук и искусств, которые были доведены в Италии до процветания, неизвестного в остальной Европе… Сами преемники св. Петра на папском престоле больше врагов христианства и католичества способствовали умалению значения папства… Никогда так низко не падал авторитет папской власти, как в пятнадцатом веке, хотя еще предательства и алчность папы Павла II (…) набросили достаточную тень на папство. Он сам мучил римских академиков, заподозренных в уважении к учениям Платона, и один из них даже умер от пытки в его руках.