Нищета. Часть первая, стр. 15

— Надо приказать привратнику, чтобы не пускал сюда нищих. До чего обнаглели эти люди!..

Анжела больше ничего не слышала. Сгорая от стыда, она точно обезумевшая бросилась к выходу, но не могла найти дверь. Мастерица, с которой она говорила утром, пришла ей на помощь: покраснев, словно оскорбление было нанесено ей самой, она открыла Анжеле дверь и, крепко пожав ей руку, сунула ей франк.

Этот знак симпатии, это проявление дружбы глубоко тронули бедную девушку. Она подумала, что мир не без добрых людей и что в конце концов ей помогут. Такие люди уже встречались Анжеле: она вспомнила об отзывчивой хозяйке молочной, принявшей такое участие в ней и в Лизетте. Молочная была поблизости, и Анжела направилась туда чего-нибудь перекусить. Почти не задумываясь, она истратила десять су, сознавая, что не имеет права голодать, ибо тогда у нее не будет молока для ее драгоценной крошки.

Оставалось еще четыре франка. Она не теряла надежды найти в конце концов какую-нибудь работу. Зачем отчаиваться? Какой в этом прок? У Анжелы был практический ум, и, невзирая на неопытность в житейский делах, она могла бы сносно устроить свою жизнь, если бы не беспросветная нужда.

Близилась ночь: пора было подумать о Лизетте. Анжела валилась с ног от усталости. И все же ей пришлось возвращаться в предместье. Черпая силы в материнской любви, девушка пустилась в обратный путь. Он показался ей бесконечным и трудным, как путь на Голгофу [17]. По дороге она думала: «Удивительно, что в таком огромном городе, как Париж, человек, стремящийся жить честно, не может найти работы!»

Наконец Анжела добралась до яслей. Другие матери тоже пришли сюда за своими детьми. Это были жены рабочих. Все они выглядели очень опрятно. Монахини вежливо разговаривали с ними, не обращая на Анжелу ни малейшего внимания.

Юная мать взяла своего ребенка на руки и ушла, счастливая тем, что вновь может прижать его к своей груди. У нее было такое чувство, словно она потеряла и вновь нашла Лизетту. Радость заставила ее на минуту позабыть все заботы.

Но заботы преследуют бедняков неотступно. И мучительные мысли вновь овладели Анжелой. Где провести ночь? Вернуться к Олимпии? А если пьяница все еще там? Даже если он и ушел, то разве, протрезвев, не может заявиться снова? Правда, у нее есть еще четыре франка, но что она будет делать, когда истратит их.

А вдруг и завтра она не найдет работы…

Анжела шла в полной растерянности, когда навстречу ей попалась Амели с г-ном Николя. Увидев их, девушка очень обрадовалась: с самого утра она находилась среди чужих людей, и вот наконец встретила знакомых. По-видимому, и они были ей рады, особенно Николя. Заметив Анжелу, он довольно ухмыльнулся. Они, ее друзья, ищут ее с самого утра; заходили к Олимпии, но птичка из гнездышка уже улетела; там оказался только этот чертов де Мериа… Он, конечно не ровня им, но, в сущности, добрый малый, не дурак выпить. Денег у него куры не клюют, и он швыряет ими направо и налево.

Анжела рассказала, какую ужасную ночь она провела в обществе пьяницы, Амели прыснула со смеху.

— И ты не догадалась обшарить его кар…

Она не договорила, так как Николя наступил своей подружке на ногу. Однако Анжела это заметила, поняла, что Амели собиралась сказать, и возмутилась, почувствовав смутную неприязнь к этой чете, которую связал порок.

Господин Николя заговорил о малютке. Нужно быть просто подлецом, чтобы бросить такого ангелочка и такую женщину, как Анжела… Ведь она сущий цветочек, нет, не цветочек — ягодка!

Отпустив этот комплимент, «журналист» прищелкнул языком, откланялся и ушел, обменявшись с Амели многозначительным взглядом.

От Анжелы это не ускользнуло; сама не зная почему, она инстинктивно не доверяла этим людям.

— В самом деле, — заговорила непринужденно Амели, — твой молодчик — просто чудовище. Как его зовут?

— Я никому этого не сказала, даже матери.

— Матери, конечно, говорить не следует, но подруге — другое дело. Все останется между нами. Ведь открылась же ты брату?

— Я?

— Да, ты.

— Ничего подобного! Эту тайну я унесу с собою в могилу.

— Как, Огюст ничего не знает?

— Ничего.

— Поклянись жизнью своей малютки!

— Клянусь.

— Ты что, любишь этого прохвоста?

— Я его ненавижу, презираю. Но не спрашивайте меня, Амели, я все равно ничего не скажу, ни вам, ни кому другому. У меня есть на то своя причина.

Амели поняла, что попытки вызвать Анжелу на откровенность — пустая трата времени. Уж такой у нее характер…

— Ладно, поговорим о другом, — заметила она равнодушно. — В конце концов меня это мало интересует, к тому же твои секреты известны всем. Скажи лучше, знаешь ли ты, что твой бывший хозяин…

— Ну?

— Господин Руссеран…

— Что он сделал?

— Он-то? Ничего. Зато с ним кое-что сделали… Кое-что, не совсем для него приятное…

При этом Амели посмотрела на Анжелу так пристально, что бедняжка опустила глаза, не решаясь ее расспрашивать.

— Разве тебя не интересует эта история? — продолжала Амели. — О ней шумят все газеты, весь квартал Муфтар взбудоражен. Тем более что люди знают, о ком идет речь…

— О, конечно, это меня интересует, — пробормотала Анжела, — скажите же, что случилось?

— Руссерану проломили череп. Он получил по заслугам.

— Ах!..

Анжеле едва не стало дурно. Побледнев как полотно, она спросила сдавленным голосом:

— Он убит?

— Нет, — ответила Амели, не спуская с нее глаз, — нет, но ему от этого не легче.

— Известно, кто ударил его?

— Пока нет. Говорят, какой-то рабочий.

— Молодой или старый?

— Почем я знаю? Прощай, моя милая. Мы с Николя навестим тебя вечерком у Олимпии. Спокойно возвращайся туда, де Мериа уже ушел. Не бойся, мы не дадим тебя в обиду! Мы принесем кое-что для тебя и для малютки. Насчет ужина не беспокойся: всего будет вдоволь: колбасы, сосисок, пирожков и сыра, не говоря уже о выпивке… Сегодня ты полакомишься!

XIV. Газета

Завершив беседу столь заманчивым обещанием, Амели вернулась к Николя, который ожидал ее в ближайшей пивной. Этот субъект, сидя перед пустой кружкой, с нетерпением ожидал прихода любовницы.

— Ну, как, — спросил он, — узнала что-нибудь?

— Нет, — ответила она, — но кое-что подозреваю.

— Подозрения ничего не стоят и за них денег не платят. Нам нужны факты.

— Не беспокойся, мы их добудем.

— Когда?

— Вечером.

— Каким образом?

— Я сказала Анжеле, что мы ее навестим и принесем чего-нибудь вкусного.

— Черт побери! Ты слишком проворна: у меня осталось всего один или два золотых из тех, что я… позаимствовал у де Мериа, пока он преспокойно дрыхнул.

— Не волнуйся, для такой горемыки, как она, немного колбасы, кусочек сыру, хлеба вдоволь — уже пир горой.

— Ну и отлично.

— Кроме воды она сроду ничего не пила, и несколько глотков бургонского сделают эту мартышку разговорчивей. Остальное достанется нам.

— Вовсе она не мартышка! — запротестовал журналист. Амели косо взглянула на него, и он робко добавил: — Нет, в самом деле, она недурна. Ты не находишь?

— Не в моем вкусе.

— И не в моем. Я предпочитаю полненьких. Она слишком бледна, слишком тщедушна — в чем только душа держится? Тронь ее — сломается… Так ты думаешь, нам удастся кое-что выведать?

— Безусловно.

— Но меня удивляет, что такая лиса, как ты, не сумела выпытать у этой дурочки все, что нужно.

— Положим! Если бы так легко было заставить людей говорить, полиция в нас не нуждалась бы. Поди сообщи все-таки, где можно ее найти, и тотчас возвращайся. Я почти уверена, что заводчика пытался укокошить ее братишка за чересчур теплое отношение к сестре. Но пока об этом — молчок. Проку будет куда больше, если мы разом все выложим самому начальнику сыска. Это нам выгоднее. Не знаю только, стоит ли обвинять Руссерана. Подумай: ведь у него — тысячи, миллионы! Если он отдаст Богу душу, дело замнут. А если выкарабкается?..