Нищета. Часть первая, стр. 116

В результате Жак Бродар, которого держали в тюрьме лишь для проформы, так как следователь убедился в его невиновности, был в тот же вечер освобожден. Выходя на волю, Жак заметил письмоводителю, выдававшему ему документы:

— Как счастливы канаки, что у них нет правосудия!

Письмоводитель ответил, что если Бродар недоволен, то может подать апелляцию в Государственный совет.

— В Государственный совет? А кто там заседает?

— Высшие судебные чины.

Жак горько рассмеялся.

— Они несменяемы, верно?

— Конечно. Их назначают пожизненно.

— Тогда будьте здоровы, с меня хватит. Ворон ворону глаз не выклюет.

LV. В поисках наследника

Бывший учитель поспешно вернулся в отель «Клермон». Здоровье Сен-Сирга оставляло желать лучшего. В его возрасте сильные переживания были так же гибельны для организма, как землетрясения — для ветхих построек. Разочарование, презрение, отвращение, досада — ведь его чуть не одурачили! — вконец подорвали здоровье миллионера. Он чувствовал, что тяжко болен, и его снедало беспокойство. Куда денется после его смерти колоссальное, случайно доставшееся ему богатство?

Однако случайно ли? Был ли это случай? Или, скорее, высшая сила, всегда карающая злых и вознаграждающая добрых? Нет ли в этом богословском вымысле крупицы истины? Старик подумал, что если заменить бога человечеством, то место провидения займет богатство.

Сен-Сирг верил, что с тех, кому много дано, — много и спросится, и физически остро ощущал свою ответственность. Огромный капитал, сгусток человеческого труда, считавшийся его личной собственностью, бременем лежал на нем, мешал дышать. На кого переложить этот груз, не потревожив совести? Время не ждало, приближалась смерть, а он все еще не был готов к далекому путешествию… Перебирая средства, с помощью которых можно было достичь намеченных им целей, старик убеждался, что ему недостает главного: исполнителя его последней воли.

Богач сидел, откинув голову на спинку кресла. Полуоткрыв рот, прерывисто дыша, испытывая стеснение в груди, он с тревогой ждал возвращения бывшего учителя. Увидев его, Сен-Сирг облегченно вздохнул.

— Наконец-то! — сказал он, протянув Леон-Полю руку. — Наконец-то вы здесь, мой милый! Какой опасности избегли мои миллионы! Без вас они превратились бы в орудие зла… — Он отер со лба холодную испарину и продолжал: — Без вас я стал бы банкротом и не выполнил бы своего долга перед человечеством. Если бы вы знали, как мне не терпелось увидеть вас и выразить свою благодарность!

Бывший учитель ответил, что весьма тронут проявлением столь дружеских чувств. Но что касается благодарности, то это он, Леон-Поль, должен сказать спасибо: ведь г-н Сен-Сирг вернул ему единственное истинное благо — свободу.

— Увы, — заметил старик, — как печально, что свобода личности в нашей стране зависит от капризов, заинтересованности или влияния отдельных людей!

Вместо ответа Леон-Поль вновь подчеркнул свою признательность. И поскольку он торопился к Бродарам, чтобы отнести им тысячефранковый билет, неожиданно полученный обратно, он попросил разрешения уйти.

Сен-Сирг с испугом слушал его.

— Не покидайте меня, друг мой, не покидайте, умоляю вас! Мои силы слабеют с каждой минутой.

Леон-Поль повторил, что дело идет о деньгах, отданных ему на хранение. Но упрямый старик заметил, что интересы класса пролетариев важнее интересов личности или одной семьи.

Бывший учитель согласился: образ мыслей этого беззаветного апостола прогресса, управлявший всеми его поступками, не допускал, чтобы личные интересы возобладали над интересами общества. Он снова уселся. Сен-Сирг, не желая терять ни времени, ни слов, кивком поблагодарил его и продолжал:

— Я одинок, меня окружает стая коршунья, алчущая наследства… Помогите же мне!

— К вашим услугам, — просто сказал Леон-Поль. — Что нужно сделать?

— Не уходите от меня.

— Охотно, но…

— Без «но», заклинаю вас! Этим испорченным до мозга костей людям, которых вы видели, едва не удалось завладеть моим состоянием… После них придут другие, — грустно добавил Сен-Сирг. — Останьтесь со мною, оградите меня от подобных субъектов и защитите мои капиталы! Их источником является труд, и, значит, они должны служить для того, чтобы устранить социальную несправедливость. Ради этой же цели следует использовать и все другие богатства, употребляемые ныне не по назначению.

— В чем же, по-вашему, их истинное назначение? — с живейшим интересом спросил учитель.

— Удовлетворять потребности всех людей, обеспечивать им духовное развитие и разумный досуг. Накопленные ценности — общее достояние, и все должны его умножать.

— Согласен с вами. Я думаю приблизительно так же. Будьте спокойны, господин Сен-Сирг, я искренне к вам привязался и не покину вас; разрешите мне отлучиться только на часок.

— Нет, нет, вы не можете, не имеете права оставлять меня ни на минуту! — воскликнул старик, испуганно озираясь.

— Это необходимо! — твердо заявил Леон-Поль.

— А я утверждаю: ваш долг — быть со мной, дабы оградить от жадных мошенников огромное состояние, предназначенное для французского народа!

Сен-Сирг снова отер пот со лба.

— Если у вас срочное дело, поручите его моему камердинеру. Это верный человек, он сейчас придет, я послал его за нотариусом. Умоляю, помогите мне! Мои часы сочтены. Недавно у меня был врач; я знаю, что смерть не за горами, мне не протянуть и дня. Завтра я уже не увижу восхода солнца…

Вместо ответа Леон-Поль дотронулся до руки старика; она была холодна как лед. Он молча пожал ее.

— Как видите, — продолжал Сен-Сирг, — мой конец близок; и вот, после ряда бесплодных попыток, после многих лет размышлений о том, как употребить свои богатства наилучшим, наиболее справедливым образом, я захвачен врасплох…

— Лучшее — враг хорошего, это верно, — заметил Леон-Поль, любивший, как известно, пословицы и мудрые изречения. — Надеюсь, однако, что еще ничего не потеряно. Вы знаете, чего хотите; у вас есть план. Вы вполне успеете продиктовать свою последнюю волю.

— Да, но у меня нет душеприказчика, на которого я мог бы целиком положиться.

Сен-Сирг проговорил это с глубокой печалью, и на его глазах выступили слезы. Он вспомнил о своем разрыве с Гаспаром де Бергонном, так долго заменявшим ему сына. «Ах, зачем я уничтожил завещание, сделанное в его пользу? — подумал старик. — Но нет, нечего сожалеть о разрыве с этим человеком, воспитанным в религиозном духе. Он никогда не освободился бы от метафизических предрассудков, разделявших нас. С его точки зрения одни всегда будут обездоленными — другие — их благодетелями… Но этого не должно быть!» Он сжал лоб руками и спросил:

— Кому же я могу поручить столь трудную задачу?

— Вы говорите о душеприказчике?

— Да.

— Я знаю такое лицо.

— Вы можете указать человека, способного выполнить миссию, которую я хочу на него возложить и достойного ее?

— Да, да.

— Настолько неподкупного, что его не собьют с пути никакие приманки легкой и богатой жизни?

— Это особа, сударь, и так очень богата, но все же довольствуется самым необходимым. Если, в придачу к своим капиталам, она будет располагать и вашими, то сможет сделать очень и очень много.

— Вы убеждены в этом?

— Вполне.

— Я доверяю вам. Кто же это такой?

— Это не мужчина, а женщина.

— Как женщина?

— Вас это удивляет?

— Нет, но…

— Разве вы не собирались сегодня сделать своей наследницей мадемуазель де Мериа?

— Да, действительно…

— Иначе говоря — женщину, которой эти жулики посоветовали держаться так, чтобы походить на ваш идеал?

— Да, да, черт побери!

— Завещая ей все свое состояние, разве вы не намеревались вернуть чувству то место, какое оно должно занимать в жизни людей?

— Возможно.

— Это несомненно. Вы инстинктивно поступали так, словно сказали себе: «Уже достаточно долго владычествует рассудок. Он правит нами, и правил плохо… Место чувству, место любви! Рассудок должен быть лишь верным их слугою».