Канака — люди южных морей, стр. 63
При ловле силком петлю подвешивают перед самым гнездом. Как только птица сунет голову в гнездо, петля тотчас же затягивается либо спрятавшимся охотником, дергающим шнурок, либо сама по себе. И все же в целом охота на птиц в жизни меланезийцев не имеет особого хозяйственного значения.
Бытовые противоречия
Как бы ни было трудно проследить культурное развитие какого-нибудь народа, чтобы познать типичное в его культурном своеобразии, понять взаимоотношения людей у этого народа, внутренний смысл человеческих отношений еще труднее. Только немногие исследователи, занимаясь в полевых условиях изучением быта отдельных племен, смогли в какой-то степени постичь смысл существующих у них отношений. Для этого одинаково важно и достаточно продолжительное пребывание среди изучаемого племени, и знание его языка. Но самое главное для европейца-исследователя, стремящегося проникнуть в духовный мир туземцев, это завоевать у них полное доверие. Изучение брачных отношений требует, разумеется, большого терпения и такта. Наряду с некоторыми ценными наблюдениями миссионеров выдающиеся работы Хильды Турнвальд и Бронислава Малиновского дают нам возможность подробно ознакомиться с существующими у меланезийцев взаимоотношениями полов, столь сложными и многогранными, сколь вообще разнообразны человеческие характеры. На меланезийских островах поведение людей, вытекающее из естественных человеческих склонностей, регламентируется извечными неписаными законами. Но, несмотря на это, жизнь меланезийцев не обходится без бытовых трений. Об этом свидетельствует запись Хильды Турнвальд, которую мы приводим ниже в сокращенном виде.
Поселок Колекая был расположен на круглой площадке, окруженной высокими деревьями. Он состоял из нескольких покоящихся на сваях домов, в которых жили родители Колекая и его братья со своими женами. (По обычаю острова Бугенвиль девушки, вышедшие замуж, должны жить в семье родителей мужа.) Посреди этих свайных домов находился открытый для всех рабочий дом, а позади помещалось стойло для свиней.
Однажды, когда Колекай лежал больной в своем доме, жена его Моноку, как обычно, отправилась к реке за рыбой. Вдруг откуда ни возьмись из-за кустарника вышел Камелуои и преградил ей дорогу. Этот мужчина в течение вот уже нескольких недель пытался ею овладеть. На сей раз Камелуои решил не отступать. Но Моноку отвергла его. Тогда Камелуои проследил ее путь к реке. Когда ничего не подозревающая Моноку, стоя на берегу, наклонилась над водой, Камелуои, боясь, что Моноку расскажет о его домогательствах, схватил ее и утопил в реке.
Овдовевший супруг сперва полагал, что произошел несчастный случай, но позднее до Колекая дошли слухи об убийстве: Камелуои где-то проболтался.
Колекай поручил одному человеку, пользовавшемуся репутацией опытного убийцы (буруругачи), убить Камелуои. Тот исполнил поручение, и, так как подобная месть нисколько не противоречила давней традиции, узаконенной правовыми нормами общины, инцидент был исчерпан. После этого Колекай женился на своей двоюродной сестре Талии. Впрочем, вторично жениться он мог бы, согласно законам племени, и при жизни первой жены, но Колекай не делал этого, потому что сильно любил Моноку.
Браки по любви заключаются у меланезийцев ничуть не реже, чем у нас, и даже известны случаи, когда овдовевший супруг или супруга не могут пережить своего горя и кончают жизнь самоубийством.
Талиа рожала восемь раз. Не удивительно, что она казалась старше своих лет. С утра до вереча она неустанно хлопотала по хозяйству. Ухаживала за свиньями, а их у нее было немало, смотрела за огородом, ловила рыбу, носила дрова. В отличие от Талии ее молодые дочери не любили трудиться, зато любили наряды. Но далеко не все были такие. Макуния, жена старшего сына Колекая, всегда была занята каким-нибудь делом и никогда не унывала. Звонким и легким голоском она напевала сочиненные ею самой детские песенки, вызывавшие восхищение односельчан. И несмотря на восторги окружающих, она ничуть не зазналась и осталась такой же скромной и доброй, какой была. Вот одна из ее песенок:
А вот еще одна характерная сценка, наблюдавшаяся в той же местности. Пятидесятилетний Коба после смерти своей первой супруги женился вторично. Его новую жену звали Манта, и родом она была из соседнего селения. Скупой и хитрый Коба любил похвастать тем, как дешево он добыл ее. Дело в том, что Манта была в разводе. Первый муж выгнал ее из дому за измену, и Манта возвратилась в дом своих родителей. Отец уже не раз пытался выдать дочь замуж, но тщетно. И вот наконец объявился жених. Кобе надлежало внести выкуп первому мужу Манты, так как тот остался после развода в накладе: отец Манты не вернул ему выкуп за невесту. Конечно, семьдесят снизок раковинных денег — сумма немалая, но за невесту с «безупречной репутацией» платят больше. В общем этот «дешевый» выкуп оказался для Кобы не таким уже дешевым, ведь Манта, будучи разведенной женой, не привела с собой ни одной свиньи. Дети Манты от первого брака оставались, как этого требовал обычай, у родного отца. Зато Манте приходилось воспитывать дочь Кобы.
Характер Кобы проявился в полной мере, когда Манта неожиданно скончалась. Коба тотчас же велел отнести труп жены в ее родную деревню. Это противоречило издавна существующему обычаю. Овдовевший супруг должен был оповестить родственников жены о ее смерти, чтобы те успели прибыть к нему на похороны. Отчего же Коба позволил себе нарушить этот обычай? Да оттого, что был скуп. Он хотел избавить себя от расходов, связанных с сожжением трупа, как этого требует ритуал, соблюдаемый на острове Бугенвиль.
После смерти второй жены Коба жил вместе со своей дочерью. Однажды дочь Кобы, которой тогда еще не было семнадцати лет, прибежала в миссию и попросила защиты у сестер-монахинь. Отец хотел выдать ее за пожилого мужчину, своего приятеля, потому что тот намеревался дать хороший выкуп раковинными деньгами. Но девушка любила юношу, который тщетно просил у Кобы ее руки. Разгневанный Коба примчался в миссию за дочерью и собрался, как это не раз бывало в таких случаях, пустить в ход свою грозную палку. Но сестры-монахини его переубедили, и Коба разрешил своей дочери выйти за молодого человека. Когда несколько позднее Кобу спросили, как он обходится со своим зятем, на его тощем лице появилась широкая улыбка, и он, подмигнув, сказал на пиджин-инглиш: «Не good fellow na me like stop long house belong him na piccanini belong me he all time cook him good fellow kaikai na me catch him plenty». «Он славный малый, и я люблю гостить в его доме, и дочь моя готовит ему вкусную пищу и меня потчует вдоволь».
Несколько недель спустя Коба, никогда не мывшийся, носивший вместо одежды какую-то грязную тряпку, к чему его ровесники-односельчане уже давно привыкли, вдруг предстал перед своими соплеменниками вымытым, напомаженным, аккуратно одетым, с пучком пахучей травы под наплечным браслетом. Ему опять захотелось жениться. Его избранницей оказалась бездетная вдова Унитаи из дома его друга, вождя Кокобы, который собирался отдать ее за сто снизок раковинных денег. Коба стал сначала торговаться, но в конце концов согласился с назначенной ценой, хотя ему и пришлось часть денег занять у друзей. Однако из полученных ста снизок Кокоба оставил себе лишь десять, сорок он отдал своему брату, одному из верховных вождей племени, в подчинении которого находился, человеку, получившему от колониальных властей пост начальника, остальные пятьдесят — родственникам умершего мужа той вдовы, на которой собирался жениться Коба.