Обнаженные чувства, стр. 102

Ей казалось, будто она из последних сил продралась сквозь темно-зеленую чащу цепких водорослей к свету, на поверхность воды, будто она в изнеможении, часто дыша после утомительного бега приникла к стоящей на ее пути скале — то ли это полусон, то ли полубессознательное состояние.

«Что-то вроде вселенского подсознания, о котором писал Юнг», — предположила про себя Ева.

Словно ожил забытый сон, захвативший ее настолько, что полностью отрезал ее от подлинной жизни и от Дэвида — главного источника ее жизненных сил.

И вот вдруг она — жена другого, их венчал священник — не кто-нибудь! — а ее свадьба с Брэнтом Ньюкомом стала величайшим событием в ее городке за многие последние годы. Маленькая церковь была набита до отказа, беспрерывно сверкали фотовспышки, и Брэнт был просто вне себя, потому что Джерри притащил с собой огромную толпу репортеров. Слава тебе, Господи, что все, наконец, позади.

Ева чувствовала себя как марионетка: будто бы она, словно манекенщица, позировала в своем подвенечном платье. Она и Брэнт, оба красивые, как супермодели из журнала мод, двигались как актеры: правильные жесты, нужных размеров улыбки, — все как из целлулоидной сказки, пока они не предстали перед отцом Килкенни, зачитавшим свадебный молебен. Неожиданно она и Брэнт оказались такими одинокими там, пред алтарем, когда их нарекли мужем и женой. Она лишилась своей собственной фамилии, вернувшись в мир миссис Брэнт Ньюком, богачкой — женой Брэнта Ньюкома.

Ева вспомнила отца, взбешенного после того, как она неожиданно сообщила ему, что собирается уехать в Беркли, совершив свой первый самостоятельный серьезный поступок.

— Политические науки, демонстрации — ты этого для себя хочешь? — кричал он. — Там ты этого не найдешь, в этом городе, где все ходят расфуфыренные, обвешанные модными тряпками, или заголяются — видит Бог, — чтобы ублажить грязных свиней…

Это было как раз в то время, когда на него начали неожиданно находить припадки гнева, один из которых убил его. Как бы ее отец отнесся к Брэнту и их слишком поспешной свадьбе?

Ева лежала рядом со своим новоиспеченным мужем и смотрела, как он спит. Он спал так чертовски спокойно, совсем без каких-либо подрагиваний мускулов лица или тела, не переворачиваясь, не вздыхая, — то есть без каких-либо человеческих проявлений, которые обычны для спящих, как, например, у Дэвида. В этот момент она переполнилась невыносимой тяжестью любви к Дэвиду — она чувствовала, что нужна ему, так же как и Лайзе, которая была Дэвидом в миниатюре. Зачем же она здесь, рядом с этим прекрасным золотистым незнакомцем, спящим так мирно, утомленным после любовных утех?

Она очень осторожно перевернулась на другой бок и легла от него как можно дальше, остановив взгляд на окне, из которого были видны толстые пузырящиеся ветви деревьев, раскачивающиеся и поскрипывающие от ветра. Совершенно неожиданно ей захотелось дать волю своим чувствам и расплакаться бесконечным плачем, навзрыд, утонув в слезах и стонах, как бывало уже в те безумные ночи, когда она лежала в одиночестве в безнадежном ожидании Дэвида. Но этой ночью она не посмеет позволить себе это. И не из-за возможной реакции Брэнта, а потому, что в глубинах ее сознания укоренилась постоянно пульсирующая мысль, почти суеверная, о том, что Дэвид — это ее прошлое, которое уже не вернуть никогда, а Брэнт — ее муж, ее настоящее.

Ева беспокойно заворочалась, не в силах заснуть, и услышала, что ритм легкого дыхания Брэнта изменился. Дурацкая ее старая кровать, продавленная посередине! Они решили провести первую брачную ночь здесь, чтобы избавиться от этих всех репортеров, для чего пришлось перезаказать авиарейс на завтра.

Она чувствовала тепло, исходившее от его тела. Тихо вздохнув, Ева придвинулась к нему поближе и ощутила, как его рука обняла ее после того, как он повернулся на бок; ее спину согревало его дыхание. Она подумала, что, наверное, она и Брэнт чем-то похожи: и он, и она искали убежища, стараясь скрыться от прошлого. Он может быть очень добрым, она в этом уже убедилась. Может быть, это было так удивительно, потому что он всегда казался ей таким эгоистом и таким бессердечным человеком. Но, вероятно, он стал таким для того, чтобы как-то защитить себя: лучше нападать и причинять боль другому, чем стать жертвой самому. Ведь лучший способ защиты — это нападение…

Он снова вошел в нее. но на этот раз, будто бы почувствовав ее , настроение и полусонное состояние, он делал все медленно и очень нежно; в начале их первой брачной ночи он набросился на нее почти что яростно, словно заставляя ее войти в любовный экстаз.

Утром, представ перед матерью, Ева почувствовала, что залилась краской, совершенно неожиданно для себя.

Вся семья казалась какой-то притихшей в торжественном молчании, даже дети. Они позавтракали, и затем ее дядя отвез их в аэропорт. «Миссис Ньюком» — так все ее теперь называли. Даже молоденькая стюардесса, с завистью уставившаяся на ее обручальное кольцо и с неприкрытым желанием — на ее мужа. Она почти физически ощущала, как все вокруг думали: вот какая везучая женщина… А что на самом деле? Что она будет думать о своем браке через год? Отличная работа, не сбывшаяся карьера — будет ли она сожалеть об этом?

Ева с трудом заставила себя думать о настоящем. Им предложили утреннюю газету: на первой полосе красовались фотографии их свадебной церемонии. Когда она работала фотомоделью, она часто изображала невесту, поэтому она отлично вышла на снимках: сияющая, счастливая. Дэвид тоже, наверное, увидит газеты. Поверит ли он, что она действительно счастлива? Ее посетила затаенная мысль: жалеет ли он обо всем, что случилось? Но все уже слишком поздно, они уезжают из страны и не вернутся в Калифорнию, по меньшей мере, полгода, как заявил Брэнт. Они собирались лететь на остров в Индийском океане, за полмира от дома. Совсем мало туристов, прекрасные пляжи, дружелюбные местные жители, ласковое солнце. Шри-Ланка, бывший Цейлон. Это название звучало почти так же красиво и невинно, как и описание этого острова, сделанное для нее Брэнтом. Если ей понравится, они построят там дом и заживут в нем. И, Господи, пожалуйста, пусть оставят меня воспоминания о Дэвиде, пусть у меня не возникнет глупых, опасных мыслей о том, чтобы нам встретиться вновь, заполучить его назад, уже на новых, моих собственных условиях…