А ты постарайся! (Сборник с илл.), стр. 4
– Ну уж ладно, катайся. В другой раз не разрешу. Так и знай.
Но я все равно сошел. Неудобно как-то.
Место совсем незнакомое. Никогда в этом районе не был. С одной стороны дома стоят. С другой стороны нет домов; пять экскаваторов землю роют. Как слоны по земле шагают. Зачерпывают ковшами землю и в сторону сыплют. Вот это техника! Хорошо сидеть в будке. Куда лучше, чем в школу ходить. Сидишь себе, а он сам ходит, да еще землю копает.
Один экскаватор остановился. Экскаваторщик слез на землю и говорит мне:
– В ковш хочешь попасть?
Я обиделся.
– Зачем мне в ковш? Я в кабину хочу.
И тут вспомнил я про горчицу, что кондукторша мне сказала, и стал улыбаться. Чтоб экскаваторщик думал, что я веселый. И совсем мне не скучно. Чтоб он не догадался, что я не был в школе. Он посмотрел на меня удивленно.
– Ты что?
– А что?
– Вид у тебя, брат, какой-то дурацкий.
Я еще больше стал улыбаться. Рот чуть не до ушей растянул.
А он:
– Что с тобой?
– А чего?
– Что ты мне рожи строишь?
– На экскаваторе покатайте меня.
– Это тебе не троллейбус. Это машина рабочая. На ней люди работают. Ясно?
– Я тоже, – говорю, – хочу на нем работать.
Он говорит:
– Эге, брат! Учиться надо!
Я думал, что он про школу. И опять улыбаться стал.
А он рукой на меня махнул и залез в кабину. Не захотел со мной разговаривать больше.
Весна. Солнышко. Воробьи в лужах купаются.
Но почему мне так скучно?
Путешественник
Я твердо решил в Антарктиду поехать. Чтоб закалить свой характер. Все говорят, бесхарактерный я: мама, учительница, даже Вовка. В Антарктиде всегда зима. И совсем нет лета. Туда только самые смелые едут. Так Вовкин папа сказал. Вовкин папа там был два раза. Он с Вовкой по радио говорил. Спрашивал, как живет Вовка, как учится. Я тоже по радио вы– ступлю. Чтобы мама не волновалась.
Утром я вынул все книжки из сумки, положил туда бутерброды, лимон, будильник, стакан и футбольный мяч. Наверняка морских львов там встречу – они любят мяч на носу вертеть. Мяч не влезал в сумку. Пришлось выпустить воздух.
Наша кошка прогуливалась по столу. Я ее тоже сунул в сумку. Еле-еле все поместилось.
Вот я уже на перроне. Свистит паровоз. Как много народу едет! Можно сесть на какой угодно поезд. В конце концов можно всегда пересесть.
Я влез в вагон, сел, где посвободней.
Напротив меня спала старушка. Потом со мной сел военный. Он сказал: «Привет соседям!» – и разбудил старушку.
Старушка проснулась, спросила:
– Мы едем? – и снова уснула.
Поезд тронулся. Я подошел к окну. Вот наш дом, наши белые занавески, наше белье висит на дворе… Уж не видно нашего дома. Мне стало сначала немножко страшно. Но это только сначала. А когда поезд пошел совсем быстро, мне как-то даже весело стало! Ведь еду я закалять характер!
Мне надоело смотреть в окно. Я снова сел.
– Тебя как зовут? – спросил военный.
– Саша, – сказал я чуть слышно.
– А что же бабушка спит?
– А кто ее знает!
– Куда путь держишь?
– Далеко…
– В гости?
– Угу…
– Надолго?
Он со мной разговаривал, как со взрослым, и за это очень понравился мне.
– На пару недель, – сказал я серьезно.
– Ну что же, – сказал военный, – очень даже неплохо.
Я спросил:
– Вы в Антарктиду?
– Пока нет; ты в Антарктиду хочешь?
– Откуда вы знаете?
– Все хотят в Антарктиду.
– И я хочу.
– Ну вот видишь!
– Видите ли… я решил закаляться…
– Понимаю, – сказал военный, – спорт, коньки…
– Да нет…
– Теперь понимаю – кругом пятерки!
– Да нет, – сказал я, – Антарктида…
– Антарктида? – переспросил военный.
Военного кто-то позвал сыграть в шашки. И он ушел в другое купе. Проснулась старушка.
– Не болтай ногами, – сказала старушка.
Я пошел посмотреть, как играют в шашки.
Вдруг… я не поверил даже – навстречу шла Мурка. А я и забыл про нее! Как она смогла вылезти из сумки?
Она побежала назад – я за ней. Она забралась под чью-то полку – я тоже сейчас же полез под полку.
– Мурка! – кричал я. – Мурка!
– Что за шум? – закричал проводник. – Почему здесь кошка?
– Это кошка моя.
– С кем этот мальчик?
– Я с кошкой…
– С какой кошкой?
– С моей.
– Он с бабушкой едет, – сказал военный, – она здесь рядом в купе.
Проводник повел меня прямо к старушке.
– Этот мальчик с вами?
– Он с командиром, – сказала старушка.
– Антарктида… – вспомнил военный. – Все ясно… Понимаете ли, в чем тут дело: этот мальчик решил махнуть в Антарктиду. И вот он взял с собой кошку… И еще что ты взял с собой, мальчик?
– Лимон, – сказал я, – и еще бутерброды…
– И поехал воспитывать свой характер?
– Какой плохой мальчик! – сказала старушка.
– Безобразие! – подтвердил проводник.
Потом почему-то все стали смеяться. Даже бабушка стала смеяться. У нее из глаз даже слезы пошли. Я не знал, что все надо мной смеются, и потихоньку тоже смеялся.
– Бери кошку, – сказал проводник. – Ты приехал. Вот она, твоя Антарктида!
Поезд остановился.
Неужели, думаю, Антарктида? Так скоро?
Мы сошли с поезда на перрон. Меня посадили на встречный поезд и повезли домой.
Серебряные туфли
Я свою подметку каждый день по утрам пришивал, а к вечеру она у меня отваливалась. Как сапожник пришивает подошвы, что они долго не отлетают? Этот вопрос меня тогда очень интересовал. И ходить-то я старался осторожно, чтобы подошва эта раньше времени не отлетала, а когда в футбол играли, стоял только и смотрел, до чего обидно! Но она все-таки отлетала, не дождавшись вечера, и хлопала как выстрел при ходьбе. Если издали видел знакомых, останавливался и стоял, чтобы, чего доброго, не заметили моей ужасной подошвы.
Пришло лето, я эти свои ботинки выкинул и шлепал босиком. Раз лето. Раз война. Нужда. Отец на фронте. Да мы, мальчишки, могли и без ботинок обойтись. В такое-то время! Только в школу босиком не полагалось. Да я и в школу приходил. Когда меня учитель спросил, неужели у меня нет каких-нибудь старых ботинок, чтобы в приличном виде явиться в школу, я ему ответил: «Нет, Александр Никифорович». Он пожал плечами и сказал: «Ну, раз нет, значит, нет». Так просто тогда было с этим делом!
И вдруг Васька в своих серебряных туфлях появился во дворе. Вот это была картина! Самые настоящие долгоносики, остренькие, длинные носы, а блестят-то как! А как они скрипели! Васька Котов вышел в этих своих серебряных потрясающих туфлях, а я открыл рот и долго не мог закрыть его.
– Такие туфли носят только на балах и только в Аргентине, – сказал Васька. – Вовнутрь-то, вовнутрь посмотри!
Он снял туфлю, и я ошалело смотрел внутрь туфли на аргентинское клеймо. А Васька стоял на одной ноге, держась за мое плечо, важный и довольный.
Еще бы! Там, в далекой Аргентине, пляшут на балу аргентинцы в серебряных туфлях, а теперь в них будет ходить по нашим бакинским улицам Васька Котов.
Собрались ребята, охали и ахали, и трогали руками серебро.
– Купили на толкучке, – рассказывал Васька. – Совершенно случайно. Абсолютно по дешевке достались, просто-напросто повезло…
Кто-то попросил померить, и Васька сразу ушел. Померить он никому не хотел давать.
В этот вечер мы с ним пошли в оперетту. Я босиком, а он в своих долгоносиках.
Некоторые оперетты мы раз двадцать видели, а тут новую оперетту показывали. Честно говоря, мы только потому и ходили на эти спектакли, что через забор лазали. А так с гораздо большим удовольствием в кино пошли бы.
Рядом с его серебряными туфлями нелепыми и безобразными казались мои собственные пыльные ноги, а пальцы, казалось, смешно топорщатся во все стороны.
Да и другие мальчишки в оперетту босиком ходили, никто на них особого внимания не обращал. Ничего такого в этом не было, тем более оперетта в летнем саду помещалась.