Воспевая бурю, стр. 11

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Копыта громадных боевых скакунов прогрохо­тали по единственной в деревушке Трокенхольт улочке. За долгие годы ее земля и камешки утрам­бовались в плотный настил, по которому гулко от­давались шаги людей и топот животных. Этот мер­ный, гудящий, как барабанная дробь, цокот копыт стал редкостью за последние месяцы, с тех пор как между Нортумбрией и саксонскими королевства­ми юга разразилась настоящая война. Он мог воз­вещать о нападении врагов на практически безза­щитное поселение, или же говорить о тоске по лю­бимым, давно ушедшим отсюда.

Страх и надежда наполнили встревоженные сер­дца, и люди засуетились, выгладывая из маленьких скромных домиков и невзрачных лавчонок, тянув-шихся вдоль узкой дороги. Тотчас же крики радости, смех и счастливые слезы приветствовали небольшой отряд всадников. Многие из них тут же очутились в горячих объятиях жителей. Один только их господин продолжал путь, направляясь к видневшемуся в конце дорога окруженному лесом замку.

– Папа! Папа!

Черноволосый мальчуган заметил одинокого всадника и помчался навстречу отцу, по которому так долго скучал, совершенно позабыв о том, что ему строжайше запрещалось такое проделывать.

К счастью, огромный жеребец, приученный останавливаться как вкопанный среди яростно скрещивающихся мечей, криков сражения и за­паха крови, повиновался хозяину и мгновенно застыл, не обращая внимания на мчащегося прямо на него Эдвина.

Вулфэйн был счастлив не меньше сынишки – от радости он даже и не подумал упрекнуть его за непослушание. Он спешился, подхватил мальчика и сжал его в могучих объятиях. Не успел он от­пустить младшего, как старший уже был тут как тут и буквально повис на нем. Все трое, крепко обнявшись, направились в замок. Тяжелая дубовая дверь громко заскрипела и распахнулась. Брина, стоявшая с малышом на руках, сердито нахмури­лась. Но ребенок не проснулся – ни скрип, ни ли­кующие вопли мальчишек не разбудили его.

При виде любимого лицо Брины мгновенно озарилось радостью. Она тотчас же положила Сенвульфа в колыбельку и бросилась в широко раск­рытые объятия мужа. Но после первых самозаб­венных поцелуев и жарких объятий им волей-не­волей пришлось вернуться к действительности.

Чувствуя, что Вулф огорчен и встревожен, Брина неуверенно, но стараясь, чтобы в голосе ее прозвучала надежда, спросила:

– Война закончилась?

– Нет, это всего лишь передышка. Против­ник отвел свои войска от границы и нашей линии обороны, но это, конечно, просто кратковремен­ная отсрочка, чтобы и они, и мы могли укрепить позиции. Она может продлиться не больше не­дели, а может быть, они нарочно потянут подо­льше, надеясь, что напряженное ожидание исто­щит наши силы.

Вулф медленно покачал головой, и угасаю­щий дневной свет, лившийся сквозь не закрытые ставнями окна, вспыхнул на густых волосах, те­перь уже скорее серебряных, чем золотых.

– Но что бы они там ни думали, король Олдфрит решил, что для нас это самый подходящий случай навестить своих близких и посмотреть, как идут дела в скирах. И еще надо будет запас­тись провизией, если возможно.

Серые глаза Брины, светившиеся любовью и нежностью, затуманились при виде горечи, ом­рачившей лицо любимого. Она знала, что, если бы не крайняя необходимость, ни он, ни король не попросили бы больше из скудных запасов тех, кто непосильным трудом пытался сохранить земли скиров, не давая им захиреть.

Услышав это брошенное вскользь замечание, обнаружившее бедственное положение их армии, Брина порадовалась, что не сказала ему о страхах, которые терзали день и ночь ее сер­дце. По-видимому, в восторженной суматохе встречи сыновья не рассказали отцу о пропавшей сестре. Теперь ей не хотелось еще больше огор­чать мужа известиями о новых бедах. В конце концов он конечно спросит, и она все расскажет ему. Но, пока эта минута не настала, Брине хотелось, чтобы Вулф немного отдохнул и успоко­ился – он так в этом нуждался!

Намеренно переведя разговор на обыденные дела, Брина принялась перечислять то немногое, что оста­лось от их припасов, истощенных зимой и войной.

– Ты знаешь, что прошлой осенью был бо­гатый урожай яблок. Их еще много осталось в погребе. Вдобавок мы можем дать вам с собой большие круги сыра. Но солонина почти закон­чилась, так что теперь нам ничего не остается, как только надеяться на удачливость престаре­лых и малолетних охотников.

Брина, словно в отчаянии, развела руками, насмешливо взглянув на своего старшего сына.

– И мы неплохо с этим справляемся! – воскликнул Каб, шагнув к родителям, которые все еще стояли обнявшись.

– Всего лишь три дня назад мы со стариком Уилфордом загнали большого оленя. А Эдвин с друзьями наловили в силки множество белок, фазанов и всякой другой мелкой живности.

– Похоже, я здесь больше не нужен, – с притворным унынием и затаенной улыбкой про­изнес Вулфэйн.

По-детски доверчивый, маленький Эдвин решил, что отец и вправду расстроен, и бросился с кулаками на растерявшегося старшего брата.

– Ну, ну, ну, – рассмеялся Вулф (как давно им всем не хватало этого смеха!), – я ведь про­сто пошутил! На самом деле я горжусь вами и рад, что вы стараетесь заполнить прорехи, остав­ленные теми, кто ушел на королевскую службу! Каб просиял от этой похвалы, а Эдвин заваж­ничал от удовольствия и сразу же попытался внести свою лепту, сообщив, что и он помогает взрослым.

– А я теперь собираю даже яйца за Анью после того, как она ушла.

– Ушла?

Сдвинув рыжевато-золотистые брови, Вулф повернулся к жене, предчувствуя, что услышит плохие новости.

Ну вот, эта минута наступила, и Брина не могла скрыть тревоги – таза ее потемнели, как тучи, предвещавшие шторм. Призвав на помощь много­летнюю выдержку жрицы друидов, она неспешно начала повествование о происшедших событиях:

– Я начну с хороших вестей.

Взяв мужа под руку, Брина увлекла его за собой к массивному креслу у очага. Мальчишки тотчас же устроились на скамеечках рядом, но она предпочла подождать, пока Вулф сядет и ус­покоится немного, хотя он явно горел нетерпе­нием услышал всю правду.

– Несколько дней назад Ллис получила по­слание, из тех, что проходят через бесчисленные руки, прежде чем попасть к адресату. – Брина спокойно остановилась перед мужем, лицо ко­торого оставалось непроницаемым. – Посла­ние было без подписи, но нет ни малейших со­мнений, что его прислал Адам.

– Ты уверена?

Вулф подался вперед, нахмурившись. Он взял маленькую руку Брины в свою – большую и сильную.

– Как к вам попало это послание? И как вы смогли догадаться, кто его написал? Брина грустно улыбнулась.

– Получив письмо, Ллис тотчас же послала записку Ивейну, умоляя его прийти сюда, в замок. Мы собрались за столом, чтобы все это обсудить, и вместе решили, что обрывок перга­мента запечатан кольцом с вензелем Адама.

Брина заметила недоумение, мелькнувшее в серовато-зеленых глазах Вулфа, и подняла руку, предупреждая его вопрос.

– Мы не так наивны, чтобы не подумать о том, что враг, захвативший доспехи и оружие Адама, мог взять и перстень, намереваясь ввести нас в заблуждение.

Она помолчала, вглядываясь в прекрасное и суровое лицо мужа, пытаясь уловить его отклик на эти слова.

Вулф кивнул ей, показывая, что понимает тревогу друидов. Чувствуя, что не следует сейчас прерывать ее, он подавил нетерпение и, не спрашивая о дочери, ласково улыбнулся Брине, прося продолжить.

– Мы взяли этот обрывок пергамента и втроем удалились в дубовую рощу. Там, все вместе, мы воспели вечную триаду умиротворенной мощи.

Золотистые брови Вулфа удивленно поползли вверх. Он знал о могуществе этого заклинания. К нему прибегали только в случае страшной опасности. А значит, те, кто произносил его, чув­ствовали серьезную и смутную угрозу, против ко­торой им предстояло выступить. То, что они сочли необходимым прибегнуть к такому могу­чему заклинанию, не предвещало ничего добро­го, и он еще больше насторожился. Внешне ос­таваясь невозмутимым, он изо всех сил старался сдержать нараставшее беспокойство.