Королева в услужении, стр. 8

Да, случиться могло все что угодно. И однажды далеко-далеко отсюда, на самой границе изведанного мира, действительно что-то произошло. Причем так далеко, что прошли многие месяцы, пока известие об этом событии достигло ушей короля Людовика VII и королевы Альеноры; на первый взгляд оно имело мало общего с благочестием первого и отчаянной скукой второй. И тем не менее для короля и королевы, заточенных в мрачном дворце на берегу серой Сены, жизнь внезапно сделала крутой поворот.

Глава 3

Крестовый поход, в котором участвовал дедушка Альеноры, окончился в 1100 году поражением сарацинов и возведением на королевский трон герцога Готфрида Бульонского в качестве правителя Иерусалима. Сопровождавшие его рыцари расселились на завоеванных территориях и создали первое на Ближнем Востоке христианское феодальное государство в той стране, где жил, был распят и похоронен Иисус Христос и которая известна всему христианскому миру как Священная земля. Дядя Альеноры — единственный оставшийся в живых родственник по мужской линии — получил в награду за ратные труды древний город Антиохию с прилегающими угодьями. Его соседом был граф Жоселин, обосновавшийся в Эдессе, между Антиохией и страной язычников, лежащей к северу. Затем в течение двух поколений здесь царили мир и покой. Не чувствуя угроз с чьей бы то ни было стороны, граф Жоселин в 1144 году выехал из Эдессы вместе с воинами и знатью отпраздновать Рождество в живописной местности на берегу Евфрата. В их отсутствие на город напали сарацины. Они ворвались в Эдессу, истребили и увели в плен христианское население, разрушили алтари и церкви. Многочисленные и свирепые, они показали, что вполне оправились от поражения, которое потерпели сорок четыре года назад, и вновь перешли в наступление. Княжество Антиохия, его оживленные торговые гавани на самом востоке Средиземного моря и даже Иерусалим оказались перед угрозой вторжения. Послания с призывом о помощи шли потоком из Священной земли. Епископы слали официальные письма папе римскому, благородные рыцари писали своим соплеменникам на Западе. Раймонд Антиохский в своих письмах умолял племянницу, королеву Франции, употребить все свое влияние на мужа и побудить его, пока не поздно, поспешить на помощь. Однако дядя преувеличивал ее возможности. После ряда крупных разочарований она за восемь лет научилась даже намеком не выдавать своих предпочтений в подобных вопросах, ибо убедилась, что аббат не упускал ни одного шанса действовать вопреки ее желанию. А потому Альенора просто передала письмо мужу, не высказывая своего мнения. И получилось так, что аббат сам предложил Людовику VII организовать и возглавить второй крестовый поход. И тот, постоянно искавший способа заручиться милостью Господней, ухватился за эту идею с тем энтузиазмом, который позволяла его холодная натура. Он принялся собирать войско, а аббат — уже довольно преклонного возраста и хрупкого здоровья — отправился по стране, повсюду проповедуя в пользу крестового похода.

И вот теперь Альенора взяла реванш. Одним из первых на призыв помочь изгнать неверных из Эдессы, спасти Иерусалим и Гроб Господень откликнулся Джеффри де Ранкон, самый храбрый и преданный рыцарь Аквитании. Прибыв прямо из своих обширных владений в Тельбуре, он как будто даже и не подозревал, до какого унизительного положения была низведена Альенора, и с первых же минут разговаривал с ней в той же самой манере, с какой говорил бы с ее отцом — герцогом. Как-то летним вечером, через год после падения Эдессы, они сидели в парке под кипарисами и беседовали о предстоящей военной кампании.

— Мне кажется, — проговорила Альенора, — что рыцари Аквитании в большинстве своем заняли выжидательную позицию. Вы, Джеффри, пришли, сеньор из Люзиньи да еще горстка других рыцарей… Но где отважные рыцари Лиможа, Ангулема и Туара? Разве густая горячая кровь, которая текла в жилах крестоносцев моего дедушки, поостыла у их потомков и сделалась совсем жидкой?

Прежде чем ответить, де Ранкон подергал себя за бороду и немного подумал.

— Кровь не сделалась холоднее или жиже, сударыня. Простая осторожность. Крестовый поход — это не просто война. Помимо сражений есть еще другие вещи, которые следует учитывать. Месяцы пути, например, и много всякой всячины, которую я называю политикой.

— И почему же это удерживает их? Условия для всех одинаковые.

— Не совсем так, — ответил он, внимательно взглянув на нее. — Крестоносцы выступают все вместе, как единая армия. Но по пути, естественно, возникают споры, которые нужно улаживать. В подобных ситуациях рыцари каждого отряда обращаются к своему предводителю, рассчитывая через него добиться справедливости. Им нужен представитель, руководитель, способный авторитетно выступить на военном совете. Возьмите, например, меня и Тибольта из Шампаньи… Случись между нами спор относительно места стоянки или очереди к колодцу, чтобы напоить лошадей, кто выступит в защиту моих интересов?

Последние слова он проговорил медленно, со значением. У Альеноры внезапно перехватило дыхание. Если она правильно поняла его мысли, то перед ней открывалась великолепная возможность! Но она уже научилась не делать поспешных выводов.

— Вы верные подданные короля, — заявила она, — такие же, как и Тибольт, и, конечно же, можете рассчитывать…

— Я из Аквитании, — перебил де Ранкон, — и король — мой сеньор, но он француз, как и Тибольт. Поэтому, разумеется, решения всегда будут в пользу Тибольта, — де Ранкон переменил позу. — Я готов принять нынешние условия, но есть другие, которые с этим не согласны. Именно это, а не отсутствие мужества или заботы о святых местах удерживают ваших аквитанцев и пуатийцев!

Не сделал ли он легкий, но недвусмысленный упор на слово «ваших»? Она решила рискнуть.

— Предположим, — сказала она, сдерживая дыхание, — что я отправлюсь в крестовый поход. Предположим, я пообещаю стать во главе моих воинов и представлять их интересы в совете.

— Вы наша герцогиня, — ответил просто де Ранкон. — Они последуют за вами, как пошли бы за вашим отцом.

— Тогда, клянусь всеми святыми, я отправлюсь в поход. В сражении, сударь, вы поведете войска Аквитании, но в остальном я буду служить моим рыцарям всем, чем располагаю: моим положением, моим языком и моим разумом. И даже Бернар де Клерво не сможет обвинить меня в том, что я незаслуженно вмешиваюсь, если я — и только я — смогу привести столько людей для дела, которое так дорого его сердцу.

— И отчего же, — спросил де Ранкон с невинным видом, — придет аббату в голову обвинять вас во вмешательстве? Вы — наша герцогиня, мы — ваши подданные. Выйдя замуж за короля Франции, вы не утратили своих титулов и прав. Он ваш супруг, и мы принимаем его в качестве нашего сеньора, хотя нас, признаться, весьма удивил и выбор, и спешка, но это уже другая история. Бог свидетель, я вовсе не желаю смерти королю, правда, у него очень болезненный вид… Однако предположим, что он умер. В этом случае вы все равно останетесь нашей герцогиней. Король Франции является для нас важной персоной только потому, что он муж нашей повелительницы. Об этом не следует забывать. Однако, знаете ли, есть такие, — де Ранкон внимательно посмотрел на Альенору, желая убедиться в том, какое впечатление произведут его последующие слова. — Я, правда, не принадлежу к их числу, так как знаю, что вы еще молоды, а когда человек молод и влюблен, то делается нетерпеливым и порой легкомысленным. Но есть такие, которые полагают, что, выполняя свой долг перед мужем и государством, вы в какой-то мере пренебрегли своими обязанностями в отношении собственного наследия. Теперь, после вашего решения, — добавил он торопливо, — все поправится.

— Это неправда, что я пренебрегла, — проговорила Альенора медленно. — А правда в том, что Людовик VII всегда был податливым, как мягкая глина, в руках Бернара. Его трудно за это упрекнуть, потому что его отдали в эти руки, очень сильные руки, в возрасте шести лет. Я была камнем в этой глине, поэтому он просто выковырял меня и выбросил, — Альенора улыбнулась, ее глаза заблестели. — Теперь Бернар собирается выступить против сарацин, подобно Давиду против Голиафа, и ему нужны камни для пращи. Сударь, не смогли бы вы отправиться в Аквитанию и рассказать каждому барону, каждому рыцарю, простому воину и лучнику, что я участвую в крестовом походе и призываю их последовать за мной? И что на следующий год к концу великого поста, когда войско соберется в Везеле, я ожидаю, что мои воины числом превзойдут все другие отряды, вместе взятые. Видите ли, — тонкие дуги бровей сошлись на переносице, — я открыто бросаю вызов, Джеффри: бесчисленные мелкие обиды за последние восемь лет страшно уязвили мою гордость. Аббат придет в ярость и захочет вновь оттеснить меня в сторону… Но я не должна предстать перед ним мелким, еле видимым камешком. За мной должна стоять мощная сила. Скажите это всем им.