Королева в услужении, стр. 10

Помнится, он стоял на коленях в темной церкви, тускло освещаемой только свечами, зажженными у алтаря, когда в нее вошел человек и опустился рядом с ним на колени. Это был рослый мужчина, бедно одетый, от которого сильно воняло рыбой, луком и потом. Удивительно, что незнакомец пришел в церковь в глухую полночь, но Божья обитель открыта для всех в любое время. Аббат продолжал молиться, но незнакомец тронул его рукой. Обернувшись, священник, несмотря на темноту, отчетливо увидел, что тот ему что-то предлагает. Большие, коричневые от загара руки, покрытые рубцами и мозолями от тяжестей работы, но тщательно вымытые, протягивали ему что-то завернутое в женский головной платок. Жестом мужчина попросил принять узелок. Порядком удивленный, Бернар взял сверток и, разворачивая его, почувствовал, как к запаху пота примешался какой-то аромат. Развязав узелок, аббат увидел внутри благоухающую великолепную красную розу с бриллиантовой капелькой росы в самом центре цветка. Но в то же мгновение заметил рядом с каплей черного мохнатого паука, существо, к которому он испытывал безрассудное, неистовое отвращение. От неожиданности он уронил платок, розу и паука на пол. И тут заговорил незнакомец.

— Я есть Петр, — сказал он. — Я повел себя точно так же, когда полотно спустилось с небес. Только у меня в нем находились всякие нечистые существа.

Потеряв от изумления дар речи, Бернар лишь таращил глаза. А человек с особой настойчивостью повторил:

— Я — Петр. Симон, названный Петром. Ты должен помнить.

И он исчез так же внезапно, как и появился. Исчез и платок вместе с цветком и пауком. «Должно быть, я заснул», — подумал Бернар. Он попытался возобновить молитву, но никак не мог сосредоточиться. Мысли постоянно возвращались к Петру, святому Петру, и в памяти воскрешалась история, упомянутая в Священном Писании, о том, как святому Петру снизошло полотно, наполненное всякими тварями, которые он счел нечистыми. И глас с Небес трижды проговорил: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». Согласно принятому толкованию, это означало, что Петр должен нести слово Божие иноверцам, к которым он до тех пор испытывал отвращение. Иноверцы, пауки, розы… Что все это значило? И значило ли вообще что-нибудь?

Закончив речь, аббат стоял на склоне холма под яркими лучами весеннего солнца, готовый принимать клятвы верности от сеньоров и вручать им белые кресты.

Король Франции подошел первым и дрожащим от волнения и сдерживаемых слез голосом дал обет от своего имени, а также от имени всех своих вассалов не пожалеть сил для освобождения святых мест от неверных. Бернар видел выстроившихся за королем сеньоров Франции и ее других владений, блестящие знамена, собравшиеся под лилиями Франции. Бернар торжественно благословил Людовика VII и вложил в его протянутые руки небольшой символический белый крест. (Я есть Петр… Только у меня в нем находились нечистые существа. Что бы это значило?)

— Солдаты Господа, слуги христианства, я молюсь за вас, — сказал аббат, отпуская короля, и когда Людовик VII уходил, старый священник, закрыв глаза, забормотал первую молитву за первого крестоносца этого крестового похода. Но вот в его молитву вторгся звонкий женский голос со словами:

— Я, Альенора, милостью Божией королева Франции и герцогиня Аквитанская…

Бернар открыл глаза и почти с таким же ужасом, с каким взирал на паука в посетившем его видении, уставился на склоненную голову женщины, которая, преклонив колено у его ног, давала обет от своего имени, а также от имени своих верноподданных не жалеть сил для освобождения святых мест от неверных.

И вдруг ему все стало ясно. Роза символизировала то доброе начало, к которому он стремился, — военную мощь для ведения успешной войны; паук олицетворял собой зло, которое он ненавидел, — женское вмешательство; он вспомнил, что вместе с пауком он уронил и розу. И Петр упрекнул его, как Бог упрекнул самого Петра за то, что тот отвергнул предложенные ему дары, посчитав их нечистыми.

Подняв глаза, Бернар увидел за тонкой женской фигуркой плотные ряды аквитанцев и пуатийцев — отважных воинов и множество ярких знамен…

Двигаясь медленно, будто во сне, аббат вложил в маленькие жадные руки белый крест… (Видение, о Боже, надеюсь, что я правильно его истолковал. Не было выбора…)

Вслух он произнес:

— Солдаты Господа, слуги христианства, я молюсь за вас.

Когда он вновь открыл глаза, то увидел коротко подстриженные волосы и бычью шею Тибольта из Шампаньи. Королева Франции, открыто признанная в качестве предводителя аквитанской армии, уже удалилась, зажимая в руке такой дорогой ей крест.

Этот важный день, подобно всем другим дням, подошел к концу, и наступили сумерки. Аббата, слишком утомленного, чтобы идти самостоятельно, довели до его жилья, и здесь, подкрепившись миской бараньего бульона, который своим луковичным запахом напомнил ему о видении, он имел серьезный разговор с Одо.

— С того самого момента, когда король оставит Францию, и до тех пор, пока он не возвратится домой, вам надлежит находиться возле него, будто скованному с ним цепью всего в десять звеньев. Вам понятно? Вы превратитесь в его попечителя и сторожевого пса и будете выполнять только мои распоряжения. Ночует он во дворце — вы спите в одной с ним комнате, располагается он в шатре — вы занимаете место у входа. Помимо вас он не должен участвовать в совещаниях, получать письма, отдавать приказы.

Бернар замолчал, и у него на лице появилось выражение какого-то недоумения. Наблюдавший за ним Одо в двадцатый раз спрашивал себя: почему, отказав всем женщинам, аббат вдруг проявил слабость и передал белый крест самой опасной из всех? Будто угадав его мысли, Бернар продолжал:

— В обращении с королевой потребуется вся ваша ловкость и осторожность. Как только войско высадится в Антиохии, у нее появится сильный союзник в лице дяди. Они станут действовать рука об руку, и ветреное мирское влияние аквитанцев опасно усилится. Королеву необходимо держать в отдалении от короля, и вы должны использовать любой предлог, чтобы противодействовать ее влиянию. Я не могу сказать вам, как это сделать, но обстоятельства подскажут средства. Не упускайте ни одной, даже самой ничтожной возможности.

Глава 4

Хотя Одо все время искал подходящего момента, чтобы рассорить короля и королеву, за несколько месяцев пути не случилось ничего, достойного упоминания. Перейдя Рейн, войско через три месяца достигло Константинополя. Путешествие было сравнительно приятным. Стояло сухое и теплое лето, дороги везде были доступны, а последнюю часть пути армия проделала легко и быстро, спускаясь вниз по Дунаю. Византийский император радушно встретил знатных гостей, и ему, видимо, было приятно показать королю и королеве Франции великолепие и богатство своего города и оказать им такой роскошный прием, о каком они и не мечтали. Тем не менее впечатление от пребывания в этом полувосточном городе испортили два обстоятельства, которые не смог смягчить даже дружелюбный прием. Во-первых, только что был подписан мирный договор с турками, единоверцами сарацин, которым весь христианский мир объявил войну, и это представлялось тем более странным, что император считал себя тоже христианином. И во-вторых, германский император, который должен был дожидаться французского войска в Константинополе, ушел вперед несколько недель тому назад.

Когда ранней осенью французы выступили из Константинополя, они понимали, что перед ними самая опасная часть пути. От Священной земли их отделяли горы Малой Азии, в которых в прошлом, так и не увидев сарацинов, погибли тысячи крестоносцев от турецких стрел, голода и холода. Поэтому теперь — по мере того как дни становились короче, а воздух холоднее — христианское войско продвигалось с особой осторожностью, поочередно высылая вперед вооруженный отряд, чтобы убедиться в отсутствии турецкой засады, завалов из камней, снежных заносов и других препятствий.

Наступил день, когда и аквитанцам пришлось под предводительством Джеффри де Ранкона выполнять роль авангарда. С ними поехала Альенора и несколько женщин, которые пожелали — и имели на то право — сопровождать ее в походе. Именно этих дам Джеффри де Ранкон застал в свое время в Везеле около корзин, и именно их Альенора на вполне законном основании включила в торжественный обет, когда говорила о «своих верноподданных». Все они, подобно Сибилле из Фландрии, Фейдид из Тулузы, Торкери из Булони, являлись богатыми наследницами или вдовами, которые самостоятельно управляли своей собственностью. Сделав однажды исключение для королевы и приняв услуги ее самой и ее вассалов, в том числе и женского пола, Бернар не мог отказать в аналогичном праве другим знатным дамам. И нужно отдать ему справедливость, он даже не пытался чинить препятствия. Куда лучше, размышлял аббат, если королеву будут окружать женщины, которые вместе с ней смогут изображать из себя воинов. В результате у нее останется меньше времени для короля. Таким образом около дюжины благородных дам, которых полушутя называли «амазонками», ехали с отрядом аквитанских рыцарей, перенося тяготы и лишения похода с мужеством и хорошим настроением.