Иду в неизвестность, стр. 6

И вот рейс Одесса — Александрия. Рейс недолгий и нетрудный. Но он разочаровал. Ни новых земель, ни ярких романтических впечатлений, ни практики дальнего плавания. Такое же, как и по Чёрному морю, плавание вдоль берегов. Суета, торопливые пассажиры, сотни пудов коммерческих грузов, угодничество судовых чинов, боявшихся потерять место, их постоянные поиски дополнительного заработка, контрабандная торговля — всё это оказалось невыносимым для Седова. Он списался после первого же рейса.

Вспомнил гидрографию, основы которой изучал, готовясь к экзаменам на «Березани», — науку о морях и побережьях, их исследованиях и описаниях. И возникла новая идея — стать гидрографом. Но чтобы стать гидрографом, надо было закончить курс Морского корпуса — высшего военно-морского учебного заведения.

«Сдам экстерном», — решил Седов и вновь принялся штудировать учебники, наставления. Помогали штурманские знания, навыки военно-морской подготовки на «Березани». Седов снял комнатку в Петербурге и зарабатывал на жизнь репетиторством. Готовясь сам к сдаче экзаменов экстерном, он взялся подготовить к сдаче специальных испытаний экстерном за курс мореходных классов нескольких соискателей штурманского звания. И надо сказать, все пятеро, наставником которых был молодой Седов, выдержали испытания и получили дипломы штурмана.

Самому же ему не всё было понятно из скупых печатных наставлений по дисциплинам, которые он взялся изучить. Пришлось обратиться за консультацией к одному из офицеров, экзаменовавших его прежде на чин прапорщика. Поговорив с Седовым, тот был изумлён глубиной его теоретических познаний в морском деле, решимостью, настойчивостью и взялся помочь. Он написал несколько рекомендательных писем. С одним из таких писем Седов оказался у генерала Дриженко. Известный гидрограф со вниманием отнёсся к молодому моряку, которого ему рекомендовали. Увидев в энергичном молодом человеке прекрасные задатки, вместе со своим другом Варнеком, тоже видным гидрографом, генерал ходатайствовал о Седове перед высоким начальством, помогая пробиться через препоны, не дозволявшие человеку простого сословия поступать в Морской корпус — привилегированное дворянское высшее учебное заведение.

И вот в октябре 1901 года Седов блестяще сдал экстерном экзамены за полный курс Морского корпуса. Он был произведён в чин поручика запаса по адмиралтейству. Благодаря опять же ходатайству Дриженко, проникшегося симпатией к способному и упорному моряку, Седов был зачислен на службу в Главное гидрографическое управление военно-морского флота.

Что же это — везение, счастливое стечение обстоятельств? Ведь в то время простому безвестному рыбаку выбиться в военно-морской офицерский чин было едва ли не фантастикой.

Размышляя обо всём этом впоследствии, Седов полагал, что ему просто повезло.

Но случилось ли бы подобное везение, не вложи он в задуманное все свои силы, всю волю, всё своё природное дарование?

СОЛОВКИ

Через сутки плавания «Фока» подходил к гавани Благополучия Большого Соловецкого острова. Капитан Захаров уверенно вёл судно извилистым фарватером между поросшим лесом берегом и каменистыми островками, покрытыми белесым мхом и узловатыми полярными берёзками. Берега встречали крестами, а выше над желтеющей зеленью островков выглядывали церковные купола.

На мостике собрались члены экспедиции, внизу, на палубе, сгрудились у борта матросы. Палуба ещё завалена грузом — вчера команда отдыхала после ночного угольного аврала.

Утро, как и в день отхода, выдалось пасмурным. Во влажном воздухе остро пахло водорослями — их зеленобурыми космами облепило все прибрежные камни.

Выяснилось, что бывали на Соловках лишь капитан Захаров и Шура Пустотный. Три года назад он побывал здесь с отцом, архангельским лоцманом.

Шура нёс вахту у руля. Рослый, с медвежьей осанкой и юным ясноглазым лицом, он прочно утвердился на дубовой решётчатой подставке-банкетке, ухватив большими руками штурвал. Захаров, расставив ноги, стоял у лобового борта чуть правее рулевого и подавал ему команды. В перерывах между командами он делал пояснения для членов экспедиции.

— …А слева, вдалеке, господа, вы видите гору Секирную. На ней — обратите внимание — церковь. Она и служит маяком. А при ней скит Секирный… Левее возьми! Ещё! Так держи!

Шура, смущённый присутствием учёных, порозовел. Накручивая штурвал, он старался делать это небрежнозалихватски: не лыком, мол, шиты соломбальцы!

Многие архангельские ребята, дети моряков, так или иначе были знакомы с корабельной работой.

— Теперь перед нами, господа, монастырь, — объявил Захаров.

Опоясанный каменной крепостной стеной с круглыми башнями, шатровые крыши которых рдели краской, монастырь горделиво представлял на обозрение торжественный белоснежный ансамбль крупного храма, мощной колокольни с большими часами на ней и нескольких церквей, прикрытых зелёными шлемами-куполами.

— Обитель во имя святых преподобных угодников Зосимы и Савватия, — пояснил Захаров.

— А кому покровительствуют они? — подал голос любознательный Пинегин.

— Пчёлам. Но здесь, на Севере, у поморов Зосима и Савватий считаются покровителями плавающих на море, равно как и Николай-чудотворец.

— А вот любопытно: кому из святых поклоняются архангельские лоцмана? — вступил в разговор Визе.

Пустотный понял, что вопрос обращён к нему, порозовел ещё больше.

— Николе-угоднику, — выдавил он и с опаской глянул на капитана: разговаривать на руле не разрешалось.

— А что же Зосима и Савватий? — поинтересовался Пинегин.

Пустошный, не зная, к нему относится новый вопрос или к капитану, смятенно промолчал.

— А лоцмана архангельские, батенька, не поморы, — вмешался Седов с улыбкой. — Они речные вожи. Так ведь, Пустошный?

Матрос кивнул, обрадованный тем, что начальник выручил его. Захаров неодобрительно взглянул на Седова, вовлекавшего рулевого в разговор.

— А впрочем, — обратился Седов вполголоса к стоявшему рядом Визе, — вы ведь и сам об этом должны знать, а?

Визе ответил уклончивой улыбкой.

Знакомясь с друзьями Визе и Павловым, только что окончившими курс Петербургского университета и вызвавшимися в числе первых последовать в полярную экспедицию, Седов узнал с удовлетворением, что друзья три каникулярных лета провели в самостоятельных экспедициях на Север и что Визе занимался там не только естественнонаучными, но и этнографическими исследованиями. Перед самым выходом в экспедицию Седов поздравил Визе с выпуском в свет его научной работы — статьи «Лопарские сейды», напечатанной в «Известиях Архангельского общества изучения Русского Севера». В этом же издании печатался с продолжением путевой очерк Визе «По реке Умбе». Поэтому Седов полагал не без основания, что и о Соловках знает немало молодой учёный, интересующийся Севером. И в этом начальник экспедиции убедился через минуту, когда на мостике возникло нечто вроде перепалки между ироничным Визе и прямолинейно-тяжеловатым, набожным доктором Кушаковым.

Послышался одинокий удар колокола из монастыря.

Визе поднял голову, оглядел остров.

— Любопытно было бы узнать, где поместили монахи бывший пленённый соловецкий колокол, — заметил он.

Кушаков с удивлением поглядел на Визе.

— Да как же, Владимир Юльевич, едва ли не все газеты сообщали — в царской колокольне его подвесили, в западном пролёте.

— А отчего же не на место подвесили? — спросил Визе, продолжая разглядывать лесистые холмы острова.

— На какое место? — не понял Кушаков.

— Ну, на то, где помещался он до пленения.

Доктор ответил не сразу и, видимо, вспоминал, где же мог быть колокол до пленения.

«Фока» входил в гавань. Слева к причалу близ каменной трёхэтажной гостиницы притулился монастырский пароход. Небольшой паровой бот и несколько карбасов покоились у деревянной пристани перед крепостной стеной.

На причалах чернели редкие фигурки монахов. Над водой и над мачтами кружили, почти не шевеля крыльями, крупные соловецкие чайки.