Круг, стр. 63

И вот он стоит перед ней в черных обтягивающих боксерах, и она может различить контуры того, что под ними. Он идет к кровати, по-прежнему в носках. От паники она почему-то концентрируется на этих носках.

СНИМИ ИХ! СНИМИ ИХ!

Он останавливается и быстро сдирает с себя носки, как будто они горят.

Потом неловко улыбается ей и забирается в постель.

Они лежат рядом какое-то время, и он играет прядью ее волос. Его коленка скользит к ее ногам, он придвигается ближе, целует ее, нащупывая подол платья, задирает его до бедер.

«И ты, и мы прекрасно знаем, что он никогда не сделал бы этого по своей воле».

Анна-Карин сдерживает его. Она касается рукой его щеки и смотрит ему глубоко в глаза, пытаясь разгадать этот наполненный желанием, затуманенный взгляд. Хочет ли он быть здесь на самом деле? Хочет ли он этого?

Она делает глубокий вдох, не отрывая взгляда от его глаз. И отключает магию. Сила перестает струиться из нее.

Сначала не происходит ничего. Он смотрит на нее с терпеливой, но непонимающей улыбкой.

Потом что-то меняется в его глазах. Как будто исчезает какая-то пленка. Как будто вдруг зажигается потухшая искра.

Яри отворачивается. Чешет руку с отсутствующим видом. Снова смотрит на нее. И видит ее на самом деле.

Она узнает этот взгляд. Она уже видела его раньше.

– Какого черта ты тут делаешь?

Комната снова плывет, как будто кто-то бесконечно долго и медленно прокручивает пленку назад. Анна-Карин чувствует непреодолимый рвотный позыв. Игнорировать его невозможно.

Она слетает с кровати и дергает на себя дверь. Рвота поднимается из глубины живота. Анна-Карин в панике оглядывает темный коридор. Куча дверей.

А едкая рвота уже лезет наружу. Анна-Карин бежит в коридор, сдерживаясь изо всех сил и крепко сжимая губы, но небольшая струйка вытекает через нос, и это так омерзительно, что Анне-Карин становится совсем худо. Живот издает странный звук, чем-то напоминающий мычание коровы.

Анна-Карин видит сердечко, прибитое на одной из дверей. Хватается за дверную ручку.

Дверь туалета заперта.

Там кто-то есть.

Анна-Карин падает на колени. Блевотина хлещет у нее изо рта, капает из носа. Она дрожит всем телом, живот выворачивает судорогами, новые струи рвоты хлещут на пол и стены. Звук стоит такой, как будто кто-то вывернул ведро с водой.

Все это занимает несколько секунд. Анна-Карин вытирает рот тыльной стороной ладони, не решаясь даже взглянуть на то, что оставила после себя.

– Яри? – кричит женский голос из туалета.

Голова Анны-Карин раскалывается, и все, чего ей хочется, это лечь и закрыть глаза, но она поднимается и зачем-то бежит обратно в комнату Яри. Они практически сталкиваются в дверях.

– Ты чего тут делаешь? – спрашивает он.

В другом конце коридора слышен звук смываемой воды, это, должно быть, Ярина мама. Анна-Карин последний раз смотрит на Яри. Его взгляд растерян и полон брезгливости.

Анна-Карин спасается бегством. Она бежит к входной двери, через которую они с Яри прошмыгнули всего четверть часа назад, ее скользкие от пота пальцы едва справляются с замком, она распахивает дверь. Холодный воздух бьет в лицо, и она, вспомнив про куртку, хватает ее с вешалки.

За спиной она слышит, как чертыхается женский голос, громко и брезгливо, и Анна-Карин понимает, что мама Яри, должно быть, вляпалась в ее блевотину.

Анна-Карин, конечно, могла бы все поправить, могла бы заставить и Яри, и его маму забыть случившееся. Но она слишком ненавидит себя. Отвратительная, тупая Анна-Карин, смотри, как бывает, когда пытаешься взять то, чего не заслужила.

Анна-Карин бежит так, как никогда не бегала раньше. Она превратилась в ветер. Она проносится через двор хутора, дальше в лес, у нее пульсирует в голове, болит живот, но она бежит и бежит – прочь, прочь, прочь.

41

В машине Адрианы Лопес холодно. Мину послала директрисе сообщение, как только вышла из ванной. Они договорились встретиться здесь, на щебневой дороге в лесу, в паре километров от дома Мину.

– Расскажи с самого начала, – говорит Адриана.

Внутренняя сторона стекол покрывается молочно-белой испариной, пока Мину рассказывает все в мельчайших подробностях. Но по какой-то причине, которую Мину не может объяснить, она умалчивает о черном дыме. Что-то сдерживает ее, как будто рассказывать об этом стыдно, как о чем-то запретном.

Когда Мину замолкает, директор достает синий термос и два пластиковых стаканчика и разливает дымящуюся горячую жидкость.

– Выпей немного, – говорит она, протягивая Мину один стаканчик.

– Это что-то… магическое?

Адриана улыбается.

– Это чай «Эрл Грей».

Она пригубливает свой чай, и Мину следует ее примеру. Горячий подслащенный медом напиток обжигает кончик языка.

– Как я не люблю эти леса, – задумчиво говорит директор. Она опирается на руль и смотрит сквозь лобовое стекло. – Расскажи еще раз, что именно сказал голос перед тем, как тебя отпустить. Попытайся вспомнить все в деталях.

Мину старается, но события ночи уже начали путаться в ее голове. Сложно вычленять факты, когда отчетливее всего помнится паника.

– Он вдруг сказал: «Нет». И потом: «Я не могу, я не буду этого делать, я не буду слушаться».

Адриана кивает. Снаружи начинается снегопад. Большие мохнатые снежинки мягко ложатся на стекла, прилипая друг к другу.

– Как ты думаешь, голос сказал это тебе? Или кому-то другому?

– Что вы имеете в виду?

– «Я не буду слушаться». Тебе не кажется странным, что голос говорил это тебе?

Мину пытается собраться с мыслями.

– Вы имеете в виду, что их, возможно, было двое? И что они говорили друг с другом?

– Двое или больше, – сурово говорит Адриана.

В животе у Мину холодеет. Возможно ли, что несколько сил боролись из-за нее между собой? А что, если в следующий раз победит другая?

– Ты уверена в том, что рассказала все? – спрашивает директриса. – Каждая деталь может оказаться важной.

Мину сосредоточивается на снежинках.

– Да, – отвечает она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю. Все, о чем я могу думать, это Ребекка. И Элиас. Я теперь знаю, как им было страшно. Как они сопротивлялись. И этот голос, который как будто считал, что имеет право решать, жить нам или нет, который говорил, что все бессмысленно… Я просто в бешенстве!

Директор серьезно кивает.

– Если бы с тобой сегодня ночью что-то случилось, я бы никогда себе этого не простила, – говорит она. – Я знаю, вы не доверяете мне. Но я только следую рекомендациям Совета.

Это звучит так, будто она извиняется.

– Вы имеете в виду, что Совет не прав?

– Нет, – с нажимом говорит директор. – Конечно же нет. Я просто хотела бы иметь возможность сделать для вас больше. Я знаю, вы считаете меня Снежной королевой… – Она делает короткую паузу. – Но я беспокоюсь за вас. Я беспокоюсь за тебя, Мину. Я очень не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. И то, что произошло с Элиасом и Ребеккой, мучает меня больше, чем вы думаете.

Оказывается, под холодной маской директора скрывается живой человек.

– Ты должна обещать мне быть осторожной и не делать ничего по собственной инициативе, – продолжает Адриана. – Я понимаю, как это трудно, но мы должны доверять мнению Совета. И изучать Книгу Узоров.

В первый раз директор сказала «мы», не имея в виду себя и Совет.

– Обещаю, – говорит Мину, опустошает свой стаканчик и ставит его в держатель между сиденьями. – Мне нужно домой.

– Подвезти тебя?

Мину качает головой.

– Нет, спасибо, – отвечает она, вылезая из машины.

– Помни, что я сказала, – предупреждает Адриана, когда Мину закрывает дверь машины.

Мину послушно кивает ей и машет рукой.

Как только машина директора исчезает за поворотом, Мину достает телефон и звонит Николаусу. После нескольких минут разговора они решают, что следует делать. Все, что сказала директриса, только подтвердило их опасения. Ждать, пока она и Совет что-то решат, невозможно. Они должны сами бороться за свою жизнь. Пока она у них еще есть.