Обрывистые берега, стр. 27

— От тебя?

— Может быть, и от меня. А еще больнее — от других. От тех, кто власть имеет. — Семен Данилович рассчитался с официанткой и, застегнув верхнюю пуговицу ворота гимнастерки, встал. — А своего братеня на шпаги устраивай сам. Иди в "Динамо", и там тебе все расскажут, там и запишешь. А матери Валерки я дам знать, что ее примак блудный. Пусть сами разбираются. Валерку в это дело не вмешивай. Грязное это дело, а он как стеклышко чист. Бывай здоров и помни, что мне хоть и восьмой десяток шагает, но в руках еще силенка есть.

Цедя сквозь зубы пиво, Рыжий смотрел вслед удаляющемуся дворнику до тех пор, пока тот не спустился по ступеням и не свернул к Кузнецкому мосту, смешавшись с прохожими.

Глава девятая

Альберт не солгал жене, что он поехал на дачу к своему научному руководителю профессору Верхоянскому. Не сказал он ей только главного, что не к профессору он поехал, который вот уже две недели как отдыхает в Гаграх, а поехал к его дочери Оксане, год назад закончившей филологический факультет Московского университета и через отцовские связи избежавшей при распределении направления на работу в школу.

Знакомство с Оксаной у Яновского состоялось через неделю после развода Океаны с мужем, военным моряком Балтийского флота Дмитрием Басаргиным, с которым она прожила всего одни год. Причиной развода, как об этом рассказала Яновскому Оксана, была "безумная отелловская ревность" мужа, настаивающего, чтобы Оксана, как они и условились перед ее замужеством, последовала за супругом в Ленинград, где у него, в пятом колене потомственного морского офицера, на набережной Шмидта была прекрасная квартира, окна которой выходят на Неву. Все устраивало и даже восхищало Оксану в квартире мужа: и высокие, почти дворцовые, лепные потолки во всех четырех просторных комнатах, и причудливый камин с изразцами середины девятнадцатого века, и высокие окна, и старинный дубовый паркет, выстланный красивым, причудливым рисунком (такой настил паркета в Москве она нигде не видела, даже в музеях), и висевшая в гостиной старинная хрустальная люстра работы Кузнецовского завода, доставшаяся по наследству от прадеда-адмирала… Не устраивало Оксану лишь одно: дом, в котором находилась квартира Дмитрия, стоял в Ленинграде, а не Москве. С этого все и началось. Дмитрий никак не мог убедить Оксану, что с переездом в Ленинград она ничего не теряет, даже, если она захочет, московскую прописку. Однако Оксана упорно стояла на своем: без Москвы она жить не сможет, что она, коренная москвичка, родившаяся и выросшая в тихом переулке старого Арбата, проживание в любом другом городе, в том числе и в Ленинграде, о котором Дмитрий всегда говорил с восхищением, считает добровольной ссылкой. Но это разногласие пока было всего лишь маленькой трещинкой в борту их супружеской ладьи. Большой, непоправимый раскол наступил гораздо позже, когда Дмитрий с огорчением убедился, что пристрастие Оксаны к вину стало уже болезненным. С ее курением он, никогда в жизни не искуривший ни одной сигареты и папиросы, кое-как смирился. Просил только об одном: чтобы она поменьше курила, чтобы хоть немного берегла свое здоровье. В этой просьбе Оксана уступила мужу: свела счет выкуренных за день сигарет до десяти и обещала совсем бросить. Но страсть ее к вину Дмитрия пугала. В праздничные застолья дома, в гостях, у родных или друзей она иногда напивалась до такой степени, что вела себя настолько раскованно и свободно, что мужу за нее было стыдно. Однако поделать с ее слабостью он ничего не мог. Однажды Дмитрий попытался осторожно, чтобы не обидеть жену, уговорить ее амбулаторно полечиться у нарколога, на что Оксана закатила истерику, взяла билет и в тот же вечер уехала в Москву. На вокзале Дмитрий чуть ли не умолял ее сдать билет и вернуться домой, но, чем он больше ее уговаривал, тем Оксана была непреклонней и вела себя как глубоко и несправедливо оскорбленный человек.

— Мне отец и мать этого не предлагали!.. А ты!.. Ты хочешь меня, как алкоголичку, законопатить в больницу!

Может быть, и дальше продолжались бы душевные терзания Дмитрия, глубоко любящего свою красивую жену (а то, что она красива, об этом твердили все его друзья и сослуживцы, которым он представил жену в первый же месяц супружеской жизни), если бы не случай, раскрывший всю суть натуры и характер Оксаны.

Был у Дмитрия друг, капитан-лейтенант Орлов, с которым они вместе учились в Ленинградском высшем военно-морском училище, вместе его заканчивали. После окончания училища Орлова направили служить на Черноморский флот, Дмитрия оставили на Балтике. Первые два года друзья переписывались, иногда разговаривали по междугородному телефону. На свадьбу Дмитрия Орлов приехать не смог — не отпустило командование. А в прошлом году Орлов приехал в отпуск в Ленинград, специально стараясь захватить, как он писал в письме, "кончик белых ночей".

Имея прекрасную четырехкомнатную квартиру, Дмитрий даже обиделся, когда друг его хотел поселиться в гостинице "Московской". Мать Дмитрия, вдова погибшего в войну контр-адмирала Басаргина, даже пристыдила Орлова: не по-дружески он поступает. Так Орлов остался проводить свой отпуск гостем в доме старого друга.

Годовщину свадьбы Дмитрия и Оксаны они решили отметить "по-питерски". Этот термин был придуман Оксаной. Друзья Дмитрия по службе, чтобы сделать приятное Оксане, заверили ее, что среди братвы-моряков они обязательно пустят в обиход термин "свадьба по-питерски".

Дмитрий, видя, что Оксана была счастлива от своей выдумки, налил бокалы шампанского, встал и торжественно поднял первый тост.

— Друзья! На святой Руси гремело и гремит много разных свадеб: серебряные, золотые, счастливчики дожинают до бриллиантовых свадеб. А вот моя милая супруженька умножила этот ряд семейных торжеств новым праздником. Итак, предлагаю выпить за свадьбу по-питерски!.

Пировали почти до утра, даже забыв про белую ночь. А тут, как на грех, мать Дмитрия последнюю неделю жила v сестры на даче. Дмитрий послал ей телеграмму с приглашением на годовщину его супружеской жизни с Оксаной, но она, к большому удивлению и даже беспокойству сына, почему-то не приехала. Так что в просторной адмиральской квартире "свадьба по-питерски" гремела без родительского пригляда. Выпито было много. Все изрядно запьянели. Оксана пила почти наравне с мужчинами. А во втором часу ночи с дачи позвонила сестра матери и попросила Дмитрия, чтобы он срочно взял такси и приехал за матерью, у которой начались боли с подозрением на аппендицит. Ничего не оставалось делать: Дмитрий налил в фужеры шампанского, друзья выпили, и он, расцеловавшись с женой, пообещал, что часа через три он вернется с матерью.

Весь этот вечер Оксана много и жарко танцевала под западные ритмы джаза, записанного на магнитофон. Дмитрию неприятно бросалось в глаза, что, танцуя с Орловым, Оксана как бы вливалась своими тугими красивыми ногами в ноги Орлова, который, считая такую физическую близость не совсем приличной, мягко отстранял ее от себя, когда она обвивала руками его шею. Не нравилось это и Дмитрию. Хоть и не впервые червь ревности точил его душу, но на этот раз он успокаивал себя тем, что Орлов ему был как родной брат. А с Оксаной он решил поговорить завтра, когда она протрезвеет, и он ей сделает замечание, что ее развязность была более чем неприличной. Дмитрий уехал во втором часу ночи, а вернулся с матерью, когда утреннее солнце, высветив высокий купол Исаакиевского собора, уже подбиралось к гранитным колоннам, скульптурным и причудливым горельефам собора. Первое, что бросилось в глаза Дмитрию, когда он, сняв плащ, вошел в гостиную, это были пустые бутылки на столе. Он даже подумал: "Неужели пили после меня?.. Эдак можно богу душу отдать".

Умывшись в ванной, он достал из холодильника начатую бутылку цинандали и стоя, одним духом выпил целый фужер. То, что он увидел, отворив дверь кабинета, привело его в полушоковое состояние. Он глухо, как от боли, вскрикнул и, словно его ударили в грудь, отступил назад. На его возглас, который больше походил на стон, отозвалась из соседней комнаты мать: