Принцесса Володимирская, стр. 9

Впрочем, это мог бы заметить всякий внимательный взгляд. Четырехлетняя девочка чем-то неуловимым для глаза простолюдина отличается от всех соседских детей. Звук ее голоса особенно гармоничен, черные как смоль волосы, черные большие блестящие глаза напоминают скорей тех итальянцев, которые часто пешком пробираются через Швейцарию. Живой ребенок особенно смышлен для своих лет: поражает и ставит в тупик не только старушку, но и соседей. Она знает всех детей деревушки и домиков, разбросанных по долине. Она часто играет с ними, и, несмотря на то, что некоторые на два, на три года старше ее, она, незаметно для себя и для них, повелевает ими во всех играх, и главная роль принадлежит ей. Иногда она командует и ослушников наказывает и идет жаловаться Тантине, что нет никакого слада с детьми. Ее зовут в шутку поселяне la petite duchesse [4]. Тантина, да и соседи, конечно, без ума балуют девочку.

Когда-то, исполняя охотно и даже с восторгом приказание епископа сионского, старушка продала все свое имущество, перебралась через горы и, спустившись в другую долину, стала искать места, где купить клочок земли и поселиться.

Холм Святого Трифона и эта развалина напоминали ей немножко Сион, и она решилась поселиться тут.

Теперь между нею и Сионом были высокие горы и, между прочим, горы Дьяблере. Дня два пути по горным тропинкам было достаточной охраной. Она считала, что достаточно исполнила волю епископа, хотя все-таки схитрила и не сказала ему выбранного местожительства.

Сначала Тантина была вполне счастлива. День и ночь, ежечасно и ежеминутно она была около маленькой Катрины и, выходив ее, могла радоваться теперь на здоровенькую, сильную и живую девочку, которая при этом была еще вдобавок очень красива.

Но теперь старушка часто задумывалась. Она с каждым днем все более и более замечала в этом ребенке нечто такое, чего не видала никогда ни в своих внучатах, ни в детях соседей. Это не был ребенок их среды. В нем являлись, бог весть откуда, замашки, привычки, склонности, в которых, конечно, ее воспитательница не была виновата. Да и никто не был виноват, кроме породистой крови, которая текла в ее жилах. Недаром звали ее маленькой герцогиней.

Ребенок, которому было уже около пяти лет, был счастлив только тогда, когда Тантина, при своих скудных средствах, покупала у проезжего купца с товаром какой-нибудь клочок яркой материи и затем надевала на Катрину новенькое платьице. В этот день Катрина не резвилась, не каталась кубарем в траве, не играла и не бегала, а важно выступала своими маленькими ножками, вскидывала головку и с достоинством оглядывала всякого проходящего если не с высоты своего крошечного роста, то с высоты своего внутреннего величия.

Ни один прохожий не удалялся, не подивясь на эту крошку и не вымолвив местного восклицания:

– О боже мой!

Это восклицание у жителей долин Роны и Сионны означает многое. Тут и изумление, и радость, и иногда нетерпение; чаще же это непременный атрибут всякой беседы. Глянув на красивую крошку, всегда восклицали добродушные поселяне свое:

– О боже мой!

Помимо того что девочка уж очень обожала наряды, она постоянно находила возможность и иначе украшать себя. Она заплетала венки своими маленькими ручонками, делала букеты из полевых трав и все это нацепляла на себя или на черные как смоль волосы или прикалывала на грудь, на плечи. Иногда она набирала ягоды рябины, заставляла Тантину нанизывать их на ниточки и украшала себя пунцовым ожерельем.

Однажды, найдя на берегу Роны красивый, ярко-желтенький камушек, она, никогда отроду не видавшая женских украшений из золота и драгоценных камней, сама догадалась, как нацепить на себя этот камушек. Она заставила соседа-старика, тоже баловавшего ее, просверлить камушек, продеть в него шнурочек и затем прицепила его на пуговку своего платья.

Все это забавляло всех в деревушке Святого Трифона и заставляло вздыхать только одну Тантину. Старушка не дальнего ума, но благодаря чуткому сердцу понимала, что этот ребенок, выброшенный судьбой из той колеи жизни, в которой должен был жить, не будет счастлив в той обстановке и той среде, которую Тантина готовила ей. Добрая старушка начинала раскаиваться, что когда-то воспрепятствовала епископу отдать ребенка на воспитание кому-нибудь из богатых граждан Сиона.

Девочка, очевидно, со временем будет замечательной красавицей. Оставаясь в таком городе, как Сион, она могла бы выйти замуж за самого богатого и знатного сионского жителя. Теперь здесь, в деревушке, у ног развалин башни Святого Трифона, какая может быть ее судьба? Она не может быть счастлива здесь. Когда она вырастет, ей понравятся те же украшения, но она уже не удовольствуется бусами из рябины и венками из полевых цветов, она захочет достать их, а как? Вдобавок, когда она станет молодой девушкой-красавицей, она уже будет сиротой. Тантина не может дожить до того времени, когда ей будет восемнадцать лет. На кого же она останется? На попечение обитателей бедной деревушки. Но разве она будет любить их и повиноваться им? Она уже теперь, четырех-пяти лет, командует всеми, даже взрослыми.

– Что же будет с ней! – думала и повторяла ежедневно без конца, смущаясь все более, кроткая Тантина.

Наконец, за последнее время случилось новое маленькое происшествие, которое обрадовало, но и смутило Тантину.

Один из торговцев, купец, раз в месяц объезжавший все деревушки и местечки долины, шутливо побеседовав с красивой и бойкой девочкой, заметил, что это замечательный ребенок. Затем болтливый купец, кстати, рассказал Тантине, что он слышал с месяц назад в Сионе, что какие-то важные господа разыскивают пропавшую девочку и говорят, что эта девочка была тоже замечательная и что ее, вероятно, украли цыгане.

Сердце дрогнуло в Тантине. То, о чем она так часто думала и чего боялась, так походило на рассказанное купцом. Но ведь ту девочку знал целый Сион и думают, что украли ее цыгане, а ведь Катрину она увезла шестимесячную. Но если купец перепутал, если в Сион приехали они с дальнего севера и ищут теперь ее Катрину, чтобы отнять ее и увезти? Если бы старушка сказала епископу, где она поселится, и не обманула его, то, быть может, теперь этой дорогой крошки уже не было бы при ней…

Болтун купец уехал, а Тантина призадумалась.

X

Прошло месяца два… Тантина уже отпраздновала давно день рождения своей Катрины, созвала соседей, угостила их хорошим и дорогим невшательским вином и давно забыла и думать о рассказе болтуна купца.

Однажды в июньский жаркий день у одной из хижин остановился всадник, слез с лошади и, войдя в небольшую хижину беднейшего из поселян, попросил напиться воды.

Хозяин хижины поспешил исполнить просьбу. Незнакомый проезжий был, очевидно, важный барин, красивый лицом, с горделивой осанкой. Вдобавок его французский язык отличался чужеземным акцентом.

Напившись воды, он присел отдохнуть на скамейку около крылечка и стал равнодушно беседовать со стариком.

Вопрос следовал за вопросом: много ли хижин разбросано вокруг развалин Святого Трифона, много ли поселян и все ли они родом отсюда или есть и переселенцы, и, наконец, после пяти-шести вопросов, на один из ответов поселянина, незнакомец пристально, сверкнув глазами, глянул в лицо его и повторил ответ.

– Вы говорите, что она, эта старушка, нездешняя?

– Нет, сударь, она года с три или четыре поселилась у нас, а откуда, право, не знаю. Да, кажется, это и неизвестно… А что с ней маленькая девочка, так вы ее даже можете видеть. Вон, смотрите направо от развалин, где раскинулась большущая ракита. Видите вы красное пятнышко?

Незнакомец встал со скамейки быстрым движением и пристально стал смотреть вверх на высокий холм, на котором, венцом обхватив вершину, рисовались отчетливо на синем небе живописные развалины старинного векового замка. Среди зелени действительно двигалось красное пятнышко.

– Вижу, – выговорил незнакомец.