Я был адъютантом Гитлера, стр. 94

Прорыв линейных кораблей через Ла-Манш

В начале января большую тревогу Гитлеру доставила дальнейшая судьба линейных кораблей «Шарнгорст» и «Гнейзенау», а также крейсера «Принц Ойген». Они все еще стояли во французской гавани Брест и подвергались большой угрозе со стороны английской авиации. Фюрер хотел иметь их в Норвегии. Он постоянно боялся, как бы англичане не предприняли там какой-либо операции, и потому пытался усилить военно-морской флот в этом районе. В начале января Гитлер заслушал точку зрения флота насчет намечаемого прорыва кораблей через Ла-Манш и был поражен тем, что моряки хотят осуществить этот дерзкий прорыв среди бела дня. Но свое согласие все-таки дал. Со стороны люфтваффе в данной операции участвовал полковник Галланд со своими базировавшимися в Северной Африке соединениями истребителей.

12 февраля 1942 г. корабли ночью вышли из Бреста и днем 13-го преодолели горловину Канала между Дувром и Кале. Англичане были застигнуты совершенно врасплох, хотя здесь их авиация действовала активно: такого маршрута они никак не ожидали. Они попытались остановить корабли бомбами, минами и торпедами, но это им не удалось. Хотя оба линкора и получили повреждения от мин, их крейсерская скорость сократилась незначительно. Английская же авиация потеряла примерно 60 самолетов. Немецкие корабли без дальнейших помех достигли назначенных портов. Прорыв через Канал увенчался полным успехом. Гитлер радовался ему и потом часто приводил эту смелую операцию в качестве доказательства удачной акции, подготовленной в полной тайне.

В течение января ситуация на Восточном фронте стала спокойнее. Русские наступления удалось отбить, немецкая линия фронта начала закрепляться. А Гитлер уже сосредоточился на планах новых операций, намечаемых на лето начавшегося года. Он обсуждал с Йодлем наступление на южном фланге. Целью фюрера было – отрезать русских от источников нефти на Кавказе, а на севере – через Ленинград установить связь с финнами. Все приготовления надлежало закончить до 1 мая.

Смещение Гепнера

Беспокойство вызвало смещение генерал-полковника Гепнера. 8 января 1942 г., в кульминационный момент кризиса группы армий «Центр» он, без согласия командующего этой группой армий фон Клюге, а тем более Гитлера, дал приказ входившему в состав его 4-й танковой армии 20-у армейскому корпусу (командир – генерал Матерна) приказ на отход{249}. Фюрер этим приказом был крайне разозлен и в оценке данного инцидента никакого снисхождения не проявил. Фельдмаршалу фон Клюге пришлось 9 января объявить Гепнеру приказ Гитлера: «Генерал-полковник Гепнер поставил под угрозу мой авторитет Верховного главнокомандующего вермахта и главы Великогерманского рейха. Генерал-полковник Гепнер изгоняется из вооруженных сил со всеми вытекающими отсюда последствиями». До этого дело не дошло, так как включился Шмундт и предотвратил наихудшее. Гепнер не был, как часто утверждается, предан суду военного трибунала, а в конце июня был уволен из сухопутных войск и потом как генерал-полковник в отставке жил на неурезанную пенсию, занимая прежнюю казенную служебную квартиру. Шмундт истолковал указание фюрера, что семья Гепнера должна быть обеспечена, полностью в пользу генерал-полковника.

С приближением 30 января 1942 г. Гитлер стал обдумывать, следует ли ему ехать в Берлин, чтобы, как и каждый год начиная с 1933 г., произнести речь. Геббельс всячески добивался, чтобы он придерживался традиции выступать в этот день во Дворце спорта с обращением к народу. Но военное положение на Восточном фронте долго удерживало фюрера от этого. Лишь в последний момент, в полдень 29 января, он поездом выехал в Берлин, а 31-го уже снова был в «Волчьем логове». Но прежде в 17 часов 30 января выступил во Дворце спорта на организованном Геббельсом митинге. Аудитория была подобрана умело: рабочие с берлинских военных предприятий, медицинские сестры и раненые солдаты из госпиталей. Гитлер затронул множество тем, дававших отчетливое представление о военных событиях последних месяцев. Поначалу, как всегда, обрушился на англичан и евреев – своих главных врагов. Затем упомянул о «трех великих бедняках» – Германии, Италии и Японии, которые хотят эту войну выиграть. Ему много аплодировали, его приветствовали, и это вновь, дало фюреру тот внутренний стимул, в котором он так нуждался для сражений предстоящим летом.

Шпеер как преемник Тодта

Февраль принес одно особенно трагическое событие. 7 февраля Тодт побывал у фюрера в Ставке на продолжительной беседе насчет своей программы производства вооружения, а на следующий день ранним утром – должен был вылететь обратно. В Растенбург Тодт прилетел на персональном двухмоторном «Хе-111», который он с 1941 г. использовал в качестве своей «разъездной машины». Гитлер же в принципе запретил всем видным функционерам пользоваться двухмоторными самолетами. Услышав о новом самолете Тодта, я был вынужден напомнить ему об этом запрете, чтобы он не воспользовался своим «Хе-111». В ответ он вспылил и сказал: запрет этот – не для него. Вечером Тодт ужинал с фюрером наедине в его бункере, и вскоре меня вызвали туда. Фюрер спросил, что за конфликт произошел у меня с Тодтом; я объяснил, что всего-навсего выполнял его строгое предписание. Но Тодт все-таки сумел уговорить Гитлера, и он дал мне поручение позаботиться, чтобы самолет завтра утром был соответствующим образом подготовлен. Я распорядился, чтобы до вылета Тодта был совершен пробный полет. На следующее утро незадолго до рассвета мне позвонил, вытащив меня из постели, командир курьерской эскадрильи фюрера: только что, сразу после взлета, машина с Тодтом рухнула на землю. Я быстро оделся и помчался на аэродром. Там я нашел лишь дымящиеся останки. Все находившиеся в самолете погибли.

Когда Гитлер встал ото сна, я доложил ему об аварии. Он был очень огорчен и долго молчал. Потом спросил о причине, объяснить которую я не смог. Погода была плохой. Небо и заснеженная земля – одного серого тона, горизонт неразличим. Я предположил ошибку летчика, который еще недостаточно хорошо знал новую машину, чтобы пилотировать ее в таких трудных метеоусловиях. Тщательное изучение этой аварии было поручено министерству авиации и органам СС.

Гитлер – по моему мнению, сразу – решил сделать преемником Тодта профессора Шпеера. Тот как раз находился в Ставке, и фюрер в тот же день возложил на него новые обязанности. Всем нам стало очень ясно: замена приведет к принципиальному повороту в области вооружения. Поворот этот – причем в удивительно положительную сторону – можно было наблюдать уже через несколько недель. Фюрер почтил память д-ра Тодта, произнеся на государственном акте в Имперской канцелярии траурную речь, в которой назвал его «национал-социалистом всей душой», упомянул о заслугах погибшего, особенно в строительстве имперских автострад, а также сказал, что у того никогда не было врагов и Третий рейх не знал более преданного слуги.

В данной связи мне запомнились два события, характеризующие общую атмосферу того времени. 13 февраля Шпеер собрал руководителей военных предприятий и представителей соответствующих берлинских ведомств. Он знал, что в этом кругу имелись некоторые лица, которые пытались изъять из обширной сферы деятельности Тодта отдельные области и передать их другим. Шпеер договорился с Гитлером, что при обнаружении этого факта все «заинтересованные» будут немедленно вызваны в Имперскую канцелярию на доклад к фюреру. Именно так и произошло. Гитлер говорил о значении военной промышленности и о важности сосредоточения руководства ею в одних руках. Таким образом все побочные интересы были устранены, и Шпеер стал действительным преемником Тодта по всем вопросам вооружения.

15 февраля Гитлер опять произнес большую речь – на этот раз во Дворце спорта перед обер-фенрихами. В центр ее он поставил значительные успехи 1941 г. Молодые слушатели так почти ничего и не узнали о тяжелом положении на Восточном фронте и только и ждали того момента, когда смогут отличиться там. Гитлер подчеркнуто говорил о себе самом: «Я безгранично рад тому, что Провидение даровало мне вести эту совершенно неизбежную борьбу». Геринг не преминул воспользоваться случаем тут же отметить заслуги фюрера в первые годы войны. Когда Гитлер покидал Дворец спорта, ему устроили такую овацию, какую редко приходилось видеть. Сразу же после речи фюрер вернулся в Восточную Пруссию. В пути он получил сообщение, что японцы захватили Сингапур. Похвалив японскую армию, Гитлер все-таки добавил: если рассматривать это с русской стороны, то наше ликование по поводу успехов японцев – безответственно.