Я был адъютантом Гитлера, стр. 51

Совещание 23 мая

Совершенно неожиданно через несколько дней после возвращения из этой поездки, 23 мая 1939 г., Гитлер провел в Имперской канцелярии совещание главнокомандующих составных частей вермахта вместе с начальниками их генеральных штабов. Присутствовали: Геринг, Редер, Браухич, Кейтель, Мильх, Боденшатц, Шнивинд, Ешоннек и Варлимонт{156}, а также мы – четыре адъютанта вермахта. Всем присутствующим были известны директивы от 4, а также 11 апреля{157}. Все мы предполагали, что Гитлер обсудит дальнейшие детали, особенно касающиеся плана «Вайс» – нападения на Польшу. Но никакого обсуждения не состоялось. Просто фюрер опять дал, как 5 ноября 1937 г. и 28 мая 1938 г., «tour d'hopizon»{158} политического положения.

При этом он впервые недвусмысленно высказал две идеи: Польша всегда будет стоять на стороне наших противников, а Англия – это мотор, движущий ее против Германии. Выразив сомнение насчет возможности мирного взаимопонимания с Великобританией, Гитлер считал важнейшей задачей сначала изолировать Польшу, а затем при первом же наилучшем случае напасть на нее. Нельзя рассчитывать на то, что конфликт с поляками можно решить подобно тому, как это было сделано с чехами. Но нельзя вступать и в одновременный конфликт с Англией и Францией. Об Америке фюрер не сказал ни слова. Россию же он непосредственно в число возможных в данный момент врагов не включил. Однако долго говорил о ведении войны против Англии, о необходимости ошеломляюще неожиданных действий и предпосылках для них, а также о сохранении в тайне всех его намерений и планов. ОКВ должно создать исследовательский штаб из самых квалифицированных офицеров всех составных частей вермахта, который возьмет на себя генштабистскую подготовку мер и операций против Англии.

Высказывания и указания Гитлера позволяли сделать вывод: крупный конфликт с Западом он считал возможным лишь в 1943 или 1944 г. Таким образом, фюрер назвал те же самые годы, что и 5 ноября 1937 г. Все присутствующие находились под впечатлением, что в нынешнем году фюрер хочет навязать полякам свою волю, как ранее – австрийцам и чехам. Никто не сомневался в его словах, что при этом он ни на какой риск идти не намерен.

Во время заседания Шмундт непрерывно вел записи, которые в последующие дни оформил в виде протокола. Вместе с другими своими заметками он положил его в сейф. В дальнейшем Шмундта заменил в должности «уполномоченного по историографии» генерал Шерф. В его архиве сразу после войны союзники и обнаружили тот «Отчет о заседании 23 мая 1939 г.», который фигурировал в 1946 г. на Нюрнбергском процессе в качестве ключевого обвинительного документа под названием «Малый Шмундт». Вполне понятно, что ряд обвиняемых пытался поставить под сомнение подлинность этого документа, а отдельные данные изобразить ложными.

Сам я, будучи свидетелем на процессе в Нюрнберге, тогда осторожно высказался в таком же духе. Но сегодня, когда я пишу эти мемуары, никакой причины утаивать подлинность записей Шмундта больше нет. Все названные в нем лица, в том числе Геринг и тогдашний полковник Варлимонт, на совещании действительно присутствовали. Совершенно исключено предположение, будто свой протокол Шмундт написал только гораздо позже – скажем, в 1940 г. или 1941 г. Я знал его привычку оформлять такие записи возможно быстрее прямо после соответствующих событий. Шмундт как офицер генерального штаба был достаточно добросовестен и сознавал свою ответственность, чтобы правильно понимать историческое значение таких записей. Свидетельствую, что содержание данной записи полностью отвечало мыслям Гитлера в то время, известным мне не только по совещанию 23 мая, но и из отдельных других высказываний фюрера в кругу военных.

22 мая, то есть за день до этого секретного совещания, в зале приемов Новой Имперской канцелярии состоялось торжественное подписание германо-итальянского договора о дружбе и союзе. Имперское министерство иностранных дел нажало на все регистры этой крупной церемонии. В основном же дело в нем шло о взаимопомощи в военной и экономической областях. В обиходе он получил наименование «Стальной пакт». За кулисами помпезной процедуры его подписания поговаривали, что соглашение это означает весьма одностороннюю помощь Италии. Геринг, который в первую очередь испытывал опасения насчет возможных экономических последствий, открыто выражал свое недовольство Риббентропом, считавшимся инициатором пакта, и не скупился на отравленные шпильки в его адрес. Его злобствование усилилось, когда он узнал, что Риббентроп награжден высоким итальянским орденом, которого у него самого не было, обладатели этого ордена считались «кузенами» итальянского короля.

Югославский государственный визит

Вскоре после этого примечательного события, 1-4 июня 1939 г., в Берлин из Югославии с государственным визитом прибыла приглашенная Гитлером знатная пара: принц-регент Павел со своей супругой Ольгой. Урожденная принцесса Греческая и Датская, она приходилась сестрой герцогине Марии Кентской, близкой родственнице британского короля Георга VI. Это родство сыграло определенную роль в приглашении. К тому же впервые член царствующей династии нанес визит фюреру национал-социалистического государства. Визит этот по его помпезности затмевал даже приезд в свое время Муссолини. Фюрер заранее приказал перестроить и переоборудовать под резиденцию для почетных гостей имперского правительства дворец Бельвю в Тиргартене.

Гитлер дважды пожелал остаться с гостями наедине. На второй день он устроил в своей квартире обед в их честь, а на третий – чаепитие в новой оранжерее Имперской канцелярии. Он считал, что во время бесед в узком кругу есть больше возможностей оказать влияние на гостей. Фюрер сильно рассчитывал на то, что содержание его бесед с ними на предварительно выбранные темы будет передано англичанам, хотя и не знал еще, что принц-регент и его супруга прямо из Берлина отправятся в Лондон, чтобы повидаться со своими родственниками при британском дворе.

В программе визита стояла и вагнеровская опера «Нюрнбергские мастера пения» в Государственной опере на Унтер-ден-Линден; дирижировать должен был Герберт фон Кароян. Мне тогда впервые удалось услышать этого ныне знаменитого маэстро, который еще лишь начинал свою музыкальную карьеру. Геринг, который в качестве прусского министра-президента являлся хозяином берлинской Государственной оперы, стоял за Карояна, между тем как Геббельс, не имевший никакого влияния на это прусское государственное учреждение (не знаю, по каким именно причинам – личным или художественным), Карояна терпеть не мог. Гитлер спектаклем этим оказался разочарован. Я слышал, будто он был недоволен неточными вступлениями оркестра, а также считал дерзким для молодого музыканта дирижировать великим творением без партитуры. Мол, даже сам знаменитый Вильгельм Фуртвенглер себе этого не позволял.

Чем пышнее были внешние рамки этого визита, тем большее неудовлетворение его результатами испытывал Гитлер, ибо никак не мог найти контакта со своими гостями. Мое первое впечатление от их встречи на Лертском вокзале меня не обмануло. Эти люди пришлись фюреру не по душе.

Через несколько дней всему миру пришлось принять к сведению успехи Гитлера в испанской Гражданской войне – 6 июня летчики легиона «Кондор» с цветами прибыли в Берлин как победители. Парад их возглавлял последний командир этого легиона генерал барон фон Рихтхофен. Оба его предшественника, генералы Шперрле и Фолькман, стояли позади фюрера на почетной трибуне. Среди примерно 1800 солдат находились и около 500 летчиков, всего несколько дней назад вернувшихся из Испании. На фоне транспарантов с именами погибших, которые держали примерно 300 членов «Гитлерюгенд», Геринг и Гитлер приветствовали легионеров. Фюрер еще раз кратко изложил причины и ход Гражданской войны в Испании, как он их видел. При этом Гитлер нападал на западные демократии, обвиняя их в «лживом» освещении германского участия в военных действиях на стороне Франко, и почтил память погибших за фатер-ланд камерадов. Только немногие заметили, что он сумел ловко избежать даже малейшего упоминания о России и большевизме.