Я был адъютантом Гитлера, стр. 101
С 1 декабря я регулярно получал почту из котла от начальника штаба 6-й армии генерал-лейтенанта Шмидта и его Первого офицера-порученца капитана Бера. Шмидт писал мне 1 декабря 1942 г.: «Мы уже заняли все наши опорные пункты для круговой обороны. Оружия у нас достаточно, но боеприпасов мало, хлеба и горючего тоже, нет ни досок, ни дров, чтобы обшить землянки и топить печки. А люди – просто на удивление уверенные в победе, но силы их, к сожалению, с каждым днем слабеют». А 8 декабря Бер написал мне: «Состояние войск, к сожалению, крепко выражаясь, говенное, что, впрочем, вполне объяснимо при 200 граммах хлебной пайки в день и размещении под открытым небом. Потери – не пустячные, а выдержка – образцовая». Он же 26-го: «Здесь, на задворках прочих событий, мы кажемся сами себе в данный момент какими-то преданными и проданными. [… ] Хотел бы сказать тебе совершенно здраво: жрать нам просто нечего. [… ] Насколько я знаю немецкого солдата, следует трезво считаться с тем, что психическая сопротивляемость становится совсем малой и при сильных холодах придет тот момент, когда каждый в отдельности скажет: а насрать мне теперь на все и наконец медленно замерзнет или будет захвачен русскими в плен». И еще одно письмо – от 11 января 1943 г.: «Дело дошло до того, что немецкий солдат начинает перебегать». Самому Беру потрясающе повезло: 13 января он вылетел из котла с военным дневником армии при себе. Мой брат – 1а [начальник оперативного отдела] штаба 71-й дивизии, а потом армии, – после выздоровления вернувшийся в котел, писал мне: «Прекрасным происходящее здесь не назовешь. Нет сомнения – дело идет к концу».
Я показал фюреру эти полученные мною письма и прочел главные места. Он молча принял их к сведению. Только однажды сказал мне, что судьба 6-й армии накладывает на нас большую обязанность в борьбе за свободу нашего народа. В январе 1943 г. у меня сложилось впечатление, что Гитлеру стало ясно: борьба против русских и американцев, то есть война на два фронта, ему уже не по силам.
Вместе с Риббентропом Гитлер предавался мысли вбить клин между врагами. В этом большую роль играл план Риббентропа заключить мир с Россией. Но фюрер пришел к убеждению, что искать такой выход пока рано. Он все еще был во власти своей идеи мобилизовать весь немецкий народ и включить всех людей в Германии в военный процесс. Обсуждал с министром Шпеером проекты дальнейшего расширения военного производства. Пусть гауляйтер Заукель сосредоточит для этого всю досягаемую рабочую силу. Пусть Мильх побольше делает для противодействия налетам вражеской авиации. Он и сам день и ночь занимался решением одной задачи: как усилить оборону на всех фронтах. Весна 1943 г. принесла удивительный подъем во всей военной промышленности.
В течение января 1943 г. никакой серьезной надежды на улучшение положения на Сталинградском фронте не осталось. Паулюс послал из котла к Манштейну и к самому Гитлеру двух своих эмиссаров – начальника оперативного отдела штаба капитана Бера и генерала Хубе, чтобы те доложили о положении находящихся в окружении войск.
При обсуждении обстановки Бер нарисовал ясную картину состояния 6-й армии. По его словам, никакой надежды уже не было. О каких-то взаимосвязанных действиях в котле нечего и думать. Каждый борется и бьется там, где стоит. Снабжение частей стало невозможно. То была абсолютно однозначная картина проигранной битвы. Я хорошо знал Бера, будущего мужа моей сестры, и потому мог судить, насколько его сообщение приходилось «в точку». Он называл вещи своими именами, и на Гитлера его слова произвели сильное впечатление. Потом фюрер даже сказал, что ему редко приходилось выслушивать такую четкую и трезвую оценку положения на фронте. Второй эмиссар Паулюса, генерал Хубе, доложил не столь ярко, но и из его слов было ясно, что события в сталинградском котле близятся к своему концу и сделать там больше ничего нельзя.
Несмотря на это, Гитлер 15 января вместе с фельдмаршалом Мильхом предпринял последнюю попытку подбросить по воздуху окруженной в Сталинграде армии значительное количество продовольствия и снаряжения. Мильх взялся за дело с огромной энергией, хотя и сильно пострадал при столкновении его автомашины с локомотивом. Он захватил с собой на фронт несколько энергичных офицеров. Но было уже поздно. Очень холодная зимняя погода затрудняла работу и на аэродроме вылета, и на аэродроме в котле. Мильху сперва пришлось заняться улучшением условий, чтобы вообще подготовить самолеты к вылету. Когда он более или менее добился этого, аэродром в котле оказался уже потерянным и самолеты могли лишь сбрасывать свой груз. Многое пропадало. Не оставалось сомнений: Мильх получил задание слишком поздно. Это сказал ему и сам Гитлер, когда фельдмаршал в первых числах февраля докладывал ему в Ставке фюрера.
Битва за Сталинград еще бушевала, когда у меня уже сложилось впечатление, что Гитлер начал искать иной путь ликвидации катастрофического положения на русском фронте. Он был убежден в том, что англо-американцы и русские согласовывают свои военные действия. Перед нами фюрер никогда не показывал признаков своей слабости, не давал понять и того, что считает положение бесперспективным. Он знал, что и в его Ставке имеются такие офицеры, которые уже не питают никаких надежд на позитивный исход войны. Поэтому Гитлер считал своим долгом распространять чувство уверенности в победе. Отныне все его поведение, настрой и поступки были нацелены на то, чтобы ни одному из визитеров или доверенных сотрудников и в голову не могло прийти сделать из этого вывод о том, как сам он расценивает военное положение. Что бы не происходило в связи с событиями на отдельных театрах войны, фюрер был всегда убежден, что однажды военное счастье снова улыбнется ему. Меня всегда поражало умение Гитлера истолковывать поражения в нашу пользу. Ему даже удавалось убедительно передавать свои мысли и внушать надежды людям, которым приходилось работать с ним в его узком кругу.
Сталинградская битва памятна мне и двумя событиями семейного характера, которые наглядно показали мне свет и тени того времени. 28 ноября у меня родилась дочь Гунда. Новый год мы встретили еще вместе с моим братом, который настаивал на своем возвращении в котел. Я надеялся, что в его группе армий найдется хоть один разумный начальник, который этому помешает, но такового не обнаружилось. Мне вмешаться не удалось. 31 января 1943 г. брат попал в Сталинграде в плен, с которым у него были отчасти связаны ужасные воспоминания. Но в 1955 г. он все же здоровым вернулся в Дюссельдорф незадолго до 13-летия Гунды.
Уверенность Гитлера в победе, высказанную в его новогоднем обращении к народу, я уже разделять не мог. Но поверить в то, что Германия войну проиграет, я тоже не мог. Мне мнилось разумное мирное решение в Европе, которое казалось еще достижимым при некоторой доброй воле. Не может же все оказаться напрасным! По настроениям в Ставке фюрера я ясно видел: эта точка зрения была там распространена, как и во всем вермахте.
Отставка Редера
6 января Гитлера посетил гросс-адмирал Редер. Разговор их происходил частично тет-а-тет. Главнокомандующий ВМФ принес фюреру прошение о своей отставке с 30 января. Сначала Гитлер не соглашался, но тот сумел убедительно обосновать причины для изменения в верхушке военно-морского флота. Он говорил, что больше не в состоянии соответствовать высоким требованиям и опасается однажды почувствовать себя непригодным для дальнейшей службы. Редер предложил, если возможно, дать ему чин «адмирал-инспектора», дабы в печати, а особенно за границей, с этой заменой главнокомандующего одной из составных частей вооруженных сил не связывали никаких далеко идущих спекулятивных предположений.
Гитлер пошел навстречу просьбе Редера не в последнюю очередь и потому, что считал главу «Надводный флот», адвокатом которого выступал гросс-адмирал, законченной. Его преемником фюрер назначил командующего подводным флотом адмирала Деница{256}, которого произвел в гросс-адмиралы. О закулисных причинах этой персональной замены мне тогда ничего известно не было. То, что действительным поводом явилась носившая кодовое наименование «Радуга» («Регенбоген») неудачная попытка на исходе 1942 г. нанести в Северном море крейсерами «Хиппер» и «Лютцов» с шестью миноносцами удар по английскому конвою «JW-51», стало известно позднее. Относительно хорошее отношение Верховного к главнокомандующему кригсмарине уже давно омрачилось. Вместе с ним был сменен и постоянный представитель главнокомандующего военно-морского флота в Ставке фюрера; им вместо адмирала Кранкке стал контр-адмирал Фосс.