Таинственная надпись, стр. 7

Сердца у ребят замерли. Толик перевернул гильзу вверх дном и потряс. Оттуда выпала толстая записная книжка в кожаном переплете. Толик осторожно раскрыл ее и заглянул на первую страницу.

— Что? Что там? Читай вслух! — закричал Женька, стараясь через Толиково плечо заглянуть в книжку.

— «Записная книжка Степана Казимирова, партизана», — прочел Толик.

ЗАВЕЩАНИЕ ПАРТИЗАНА

— Ну и влетит вам от Зинаиды Антоновны! — вдруг услышали они резкий голос у себя за спиной.

Все трое испуганно обернулись. Перед ними стоял мокрый от пота Витя Капустин. Одной рукой он придерживал велосипед.

— Это почему же нам влетит? — спросил Василек.

— А ты не знаешь? — возмущенно заговорил Витя. — Ни слова не сказали, оставили какую-то дурацкую записку — и смылись. Попутешествовать им захотелось! А там, в Родничанке, Женькин рюкзак выловили и лодку вашу подобрали на берегу. Что прикажете думать? Хорошо еще, что про это только Зинаида Антоновна узнала, а если бы до матерей дошло? Словом, Зинаида Антоновна послала меня на поиски.

— Только и всего? — Женька снисходительно похлопал Витю по плечу. — Это еще полбеды, если учесть, что поручение отряда мы выполнили.

— Разгадали надпись? — взволнованно спросил Витя, и глаза его заблестели.

— Разгадали, да не совсем. Мы нашли записную книжку партизана Степана Казимирова.

— А что там в книжке? Какие записи?

— Еще не знаем. Ты нам помешал. Мы успели глянуть только на первую страничку.

— Степан Казимиров… Степан Казимиров… — вспоминал Витя. — Где-то я слышал эту фамилию.

— И я, — подхватил Василек.

— Мы слышали эту фамилию от Зинаиды Антоновны, — уточнил Толик. — Помните, когда мы ей рассказывали про Василькову находку, она сказала: «Неужели это письмо Степана Казимирова?»

Ребята стали листать книжку. Тут были всякие записи, адреса, выдержки из прочитанных книг. Но больше всего было описаний боевых эпизодов.

Записи, сделанные попозже, напоминали дневник с обозначением дня, месяца и года. Ребята сумели прочесть только некоторые фразы и среди них такую: «Ползу уже второй день».

Вода все-таки попала в гильзу, и листки записной книжки посклеивались, буквы расплылись. Но на последней странице совершенно отчетливо сохранилась запись, сделанная большими неровными буквами:.

«…Люди, сделайте все, чтобы отыскать труд доктора Долохова. Ищите его под старым дубом, что на дороге из деревни Ляховцы на станцию. Я сделал все, чтобы спасти эти драгоценные бумаги, но у меня не хватило сил…

Степан Казимиров».

Прочтя эти строки, ребята приумолкли. Каждый из них представил себе незнакомого, должно быть, тяжело раненого партизана, который, уже будучи не в силах доползти до деревни, слабеющей рукой пишет свое последнее завещание, прячет записную книжку в гильзу от снаряда, старательно затыкает ее и закапывает в землю под деревом. Потом на коре дерева ножом вырезает надпись: «Тут спрятан труд доктора Долохова» и ползет дальше…

— Так что будем делать? — обратился Василек к Толику.

— Как что? — удивился Витя Капустин. — Разумеется, сейчас домой, передадим Зинаиде Антоновне записную книжку, а потом найдем тот самый дуб и откопаем бумаги доктора Долохова.

— Искать дуб нам не нужно, — возразил Женька, — не раз на станцию и ходили, и ездили. И таскаться взад-вперед тоже незачем. Шуточки — почти сорок километров! Сделаем так: Витя повезет Зинаиде Антоновне записную книжку, а мы пойдем к дубу и откопаем бумаги доктора.

— Но ведь сегодня мы все равно ничего не успеем, — сказал Василек, — вон уже солнце где.

— Конечно, не успеем, — взглянув на солнце, согласился Толик. — Сейчас часа три. Пока передохнем хорошенько да дойдем до дуба, — а до него еще километров шесть, если не больше, — уже и вечереть начнет. Но я тоже считаю, что назад в Ляховцы возвращаться не стоит…

— Так вы снова будете ночевать в лесу? — обеспокоился Витя.

— А что? Видишь ведь — живые и здоровые. Ничего с нами не станется, если еще одну ночь переночуем. Хлеб и сало у нас еще есть, — ответил Василек. — Скажи Зинаиде Антоновне и всем ребятам, чтобы не беспокоились. И насчет рюкзаков скажи, — добавил он, — что, мол, не захотели тащить лишнего груза и оставили их в Родничанке на сохранение.

— Ладно, — согласился наконец Витя, — оставайтесь. Только чтобы завтра были дома.

— Придем, нигде не денемся, — ответил Василек. — Главное уже сделано, остались пустяки.

— Ну, тогда счастливо! Ни пуха вам ни пера! — сказал Витя, садясь на велосипед.

Ребята долго махали вслед ему руками.

Сначала ехать было тяжело. Под колеса велосипеда то и дело попадались или шишка, или сук, или обнаженный корень. Выбравшись на дорогу, Витя поехал быстрее. Ему хотелось скорее поделиться с Зинаидой Антоновной и ребятами радостной новостью.

Вся дорога заняла у него часов пять. Витю ждали. У Зинаиды Антоновны собрался почти весь класс.

— Ну, где они? Что с ними? Нашел? — со всех сторон посыпались на него вопросы.

— Хлопцы живые и здоровые, и вот что они прислали, — сказал Витя, протягивая Зинаиде Антоновне записную книжку.

— Что это?

— Записная книжка партизана Степана Казимирова.

— Степана Казимирова? — Зинаида Антоновна вдруг побледнела, схватилась за грудь. — Степа, дорогой Степа… — шептали ее губы.

Ребята притихли. Они смотрели на Зинаиду Антоновну и ничего не понимали. Кто этот Степа? И почему их вожатая, всегда такая выдержанная, вдруг разволновалась чуть не до слез?

Между тем Зинаида Антоновна начала быстро листать страницы, но и ей прочесть почти ничего не удавалось.

— Ее надо просушить сначала, — сказал Витя.-

Мы смотрели: там листки посклеивались и буквы порасплывались.

— А где же Толик, Василек и Женька? — справившись с волнением, спросила Зинаида Антоновна.

— Они остались в лесу. Бумаги доктора Долохова, про которые пишет Степан Казимиров, зарыты не на Косинской делянке, а под старым дубом, что по дороге на станцию. Вот они и пошли откапывать их. Завтра к вечеру обещали вернуться, — рассказал Витя.

— Зинаида Антоновна, а кто такой Степан Казимиров? — первая задала интересовавший всех вопрос Нина. — Вы его и раньше вспоминали, когда ребята нашли ту надпись на бревне.

— Кто такой Степа Казимиров? Это человек, о котором можно бы написать целую книгу.

— Расскажите, расскажите нам про него! — стали просить ребята. — И про доктора Долохова…

— Ну ладно, я расскажу вам все, что мне известно, — согласилась Зинаида Антоновна. — Мы расстались с ним уже незадолго до прихода наших. А про последние дни Степы, я думаю, нам расскажет его записная книжка.

ПАНСКИЙ СЧЕТ

— Вы знаете, ребята, — начала Зинаида Антоновна, — что от нашей деревни довольно далеко и до тракта, и до железнодорожной станции, и до других населенных пунктов. Вокруг нее на десятки километров протянулись леса. До воссоединения западных областей Белоруссии с восточными эта земля и все эти леса принадлежали пану Вышемирскому. Семья у Вышемирского была небольшая: сам пан — маленький, рыжий, горбатый человечек с красными, вечно слезящимися глазами, пани — высокая тощая женщина с поковырянным оспой лицом и двое паничей: Антек и Ромусь. Антек служил в польской армии. Он был долговязый, тощий, как и мать, и ноги у него казались притертыми одна к другой. Ромусь больше походил на отца: такой же рыжий и с такими же красными глазами.

Жил пан Вышемирский в Варшаве. Сюда, в деревню, он приезжал только на лето. Все остальное время огромный двухэтажный дом с колоннами и верандой, обвитой диким виноградом, пустовал. Там жили только панский эконом и десятка два охотничьих собак.

В сентябре 1939 года, когда советские войска подходили к Ляховцам, Вышемирские бежали за границу.

Как легко вздохнули тогда люди! На первых порах даже не верилось, что не нужно больше гнуть спину на пана. А потом и вся жизнь пошла по-иному — в Ляховцах был организован колхоз. В бывшей усадьбе пана Вышемирского отдыхали и лечились дети — там открылся санаторий.