Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала, стр. 4

Потому межконфессиональный конфликт решался не в кабинете директора школы Полкана, а в тиши кагэбэшной планерки. И хотя о подробностях службы отцов-бойцов невидимого фронта ни мне, ни более близким родственникам ничего не было известно, особого страха перед органами я не испытывал с детства.

Итак, тайный союз пионера и инженера был заключен, и совместный бизнес в течение полутора лет набрал бешеные обороты. Уголовный кодекс зажмурился: в описанных действах не пахло деньгами, а значит, отсутствовали умысел и корысть — два источника и две составные части любого преступления. Дядя Юра любил свободу и уважал закон.

Спал теперь дядя Юра только на работе, но военные самолеты как ни в чем не бывало безаварийно бороздили мирное небо, не страдая от полуночных махинаций разведгруппы филателистов. Прибегая из школы зачастую задолго до окончания уроков, я доставал из своего почтового ящика кучу толстых писем-пакетов, раскидывал товар предварительно на полу и ждал прихода с секретной работы компаньона. И так каждый день. Не зная еще цены приобретенного, я уже сам почти стал миллионером — марок у меня самого скопились тысячи. За одну советскую присылали до пятидесяти штук. Хранились они в пяти фанерных посылочных ящиках, на четырех из которых была наклеена самодельная этикетка «МАРКИ СТРАНЫ ГОНДЕЛУПЫ».

К засекреченным сослуживцам родителей моих школьных друзей меня вместе с отцом вызвали повесткой в самый разгар оголтелого филателизма. С любопытством готовясь к свиданию, я дефицитной мазью асидол начистил до золотого сияния латунную пряжку почти солдатского ремня суконной школьной гимнастерки, повязал красный пионерский галстук в чернильных пятнах, напялил фуражку с обрезанным по блатной моде козырьком, получил на всякий случай подзатыльник от психа-папаши и появился в его сопровождении в знаменитом Сером доме в указанном кабинете перед светлыми очами следователя-особиста.

Допрос начался с несложных формальных вопросов, на которые я отвечал, как на уроке, спокойно и четко, а псих-папаша — с большим волнением. Перешли к сути.

— Марки собираешь?

— Да.

— Откуда берешь?

— Меняюсь.

— С кем?

— С ребятами и по почте.

— Кто такой Лотар Пук?

— Филателист из Дрездена.

— Как познакомились?

— В журнале «Молодежь мира» адрес есть.

— Кто такой М. Дж. К. Аннаран?

— Филателист с Цейлона.

— Как познакомились?

— Так же.

— Ну, теперь скажи, пацан, а кто такой Тапан Кумар Рой?

— Филателист из Калькутты, познакомились так же.

— Ты ему деньги советские в конверте посылал?

— Ага, одну, две, три и пять копеек.

— Зачем?

— Он просил, я послал.

— А ты знаешь, что это запрещено и твой Рой — шпион?

— Нет, не знаю.

— Гражданин Глейзер, — это к папаше, — ваш недоросль попал в грязную историю. На него вышел в целях дальнейшей вербовки давно известный органам резидент английской разведки в недавно освободившейся от гнета британского империализма Индии. Всякое общение с ним преследуется по закону. Требую принять соответствующие меры к вашему балбесу. На первый раз — в виде ремня. Процесс исправления нами будет тщательно контролироваться. Все пока свободны. Подпишитесь здесь и здесь о неразглашении.

Мокрый от холодного пота папаня еле дотерпел до дома, чтобы предпринять предписанные меры. Лупил не больно, а больше для отдохновения своей полумертвой от страха души. Переписку с врагами Родины настрого запретил, уверив, что процесс будет контролироваться и им лично тоже.

К вечеру, потирая инквизированную задницу (пригодилась пряжка золотая!), я пришел к подельнику и, впервые нарушив подписку о неразглашении, все подробно ему рассказал. Юридическое лицо засекреченного комбайнера-самолетостроителя помрачнело до неузнаваемости.

— Обо мне не спрашивали? — нарочито равнодушно поинтересовался гражданин Томас.

— Нет, чекист не спрашивал, я не говорил, а отец не в курсе, — с обидой сказал я, чувствуя, что теряю друга.

— Ну, ладно. Заканчиваем. Это тебя почтальонша кособокая сдала, видать, надоело каждый день письма мешками таскать. А может, и вправду — дурацкие монетки в конверте? На тебе тридцать рублей, купи кляссеры и систематизируй марки по темам. Гонделупские отдай бедным детям. Это говно. «Советы» старые и «белогвардейщину» береги, это деньги и сейчас, а тем более потом. Сосредоточься, к примеру, на «Политических деятелях мира» — тебе в ящиках хватит. Жди, я позову, когда надо. Спасибо тебе, Вовка, за компанию. Ты — молодец!

Больше я дядю Юру не видел — ни дома, ни во дворе, ни по тюрьмам, ни по каторгам. Нигде. А вот с «политическими деятелями» и «резидентом Роем» вовсе наоборот.

В 1958 году меня, крутого четырнадцатилетнего парня, родители вывезли отдыхать на море, в модный город-курорт Геленджик, где мы жили «дикарями», на постое. На городском пляже я целыми днями бесконтактно, но не без взаимности, разбивал сердца трем девушкам-красавицам одновременно — Вите из Ростова, Лиане из Тбилиси и Софе из Саратова, рационально отдавая предпочтение последней. Как вдруг мой взгляд остановился на новичке — маленьком, толстом и лысом, как шар, еврее, скромно возлежавшем на тусклой подстилке с моложавой красивой дамой монголо-бурятского происхождения. Говорил он с ней на ломаном русском языке. Приглядевшись, я понял, что на моих глазах скрывается от правосудия своего распятого народа «политический деятель» из моей коллекции — пропавший без вести после бурных событий пятьдесят шестого года экс-вождь венгерских трудящихся Матьяш Ракоши!

Я подошел, скромно потупив загоревшийся взор:

— Товарищ Ракоши, это ведь вы? Меня зовут Володя Глейзер, мне четырнадцать лет, я школьник из Саратова. В моей коллекции марок «Выдающиеся политические деятели» вы — в полном наборе. Я узнал вас оттуда.

Венгерский Сталин не выдержал опознания и с улыбчивого одобрения юной жены раскрыл для меня свое инкогнито. До самого отъезда я почти ежедневно полдничал в строго охраняемой секретной резиденции опального вождя — невзрачной госдаче с облупившимися колоннами — холодным кумысом по-бурятски с мадьярскими плюшками. В свободное от репрессий время тиран дядя Мотя увлеченно собирал марки.

Ох, как быстро прошла последняя половина еще эпистолярного двадцатого века с его письмами и открытками! Сижу в Интернете, пью невиртуальное пиво, интересуюсь, между прочим, от безделья кое-какими раритетными почтовыми марками из прошлого. На наших, отечественных сайтах нужной информации не нахожу. Залезаю в международный портал коллекционеров, раздел «Филателия». И, Боже ты мой, на первом месте — мистер Рой!

Тапан Кумар!!

Индия!!!

Незабвенный шпион моего детства.

ГОРЬКОГО, 28

Мoe детство прошло по адресу г. Саратов, ул. М. Горького, дом 28. Это был послевоенный новострой подшипникового завода на двадцать шесть трехкомнатных квартир в пяти этажах, из которых штук семь были отдельными (директор, секретарь парткома, главный инженер, гэбэшник — начальник отдела кадров и кто-то чуть пониже), а остальные — коммуналки. Мой папаша, хоть и был не последним ИТР (кто не знает — инженерно-технический работник) и начальником сборочного цеха и производства всего завода, в великолепную семерку не входил, и занимали мы впятером сначала одну, а потом целых две комнаты с соседями.

Очень важная деталь: по указанному адресу числился не только наш «жиддом» (итээрами были процентов на пятьдесят эвакуированные в войну евреи, мобилизованные на строительство и эксплуатацию оборонного ГПЗ № 3 — Государственного подшипникового завода — со всего запада страны, в том числе, как и мой отец, из Москвы). Внутренний довольно большой двор числился по тому же адресу.

Во дворе стояли с незапамятных времен два здания из красного кирпича — очень большой двухэтажник с огромными комнатами и лестницами с литыми металлическими ступенями, бывший доходный и весь коммунальный, и небольшой частный, тоже о двух этажах. В нем жили «собственники». Из жителей большого «красного дома» я хорошо запомнил двоих. Первый — это сильно пьющий Володька Талон, плотник — золотые руки. Он в нашем же дворе делал на заказ лодки-гулянки, и мы, молокососы, часами смотрели на чудо перевоплощения доски в шпангоут. Володька был родным племянником знаменитого попа Гапона из «Кровавого воскресенья», а его отец, доцент пединститута, — младшим братом знаменитого провокатора. Вторая — чуть старше нас крупная красавица-хохлушка с двумя русыми косами в руку до колен, умница и отличница, звалась Ирка-Пердыня. Не подумайте плохого, просто фамилия у нее была необычная — Прапро.