Покорение Южного полюса. Гонка лидеров, стр. 87

Мало кто остался безучастным к происходящему. И вряд ли можно было обвинять некоторых моряков в желании покрасоваться в роли отважных исследователей, уходивших в замёрзшие моря.

И наконец, было третье отправление, на этот раз с лондонского вокзала Ватерлоо. 16 июля Скотт уехал из Лондона в 11:35 на специальном поезде, чей график был согласован с расписанием пароходов, в Саутгемптон, чтобы на военном корабле «Саксон» отплыть в Кейптаун. В последний момент Кэтлин решила сопровождать его до самой Новой Зеландии, оставив ребёнка с няней. К ним присоединились жёны Уилсона и «Тедди» Эванса, чтобы ещё раз повидаться со своими мужьями.

Глава 20

Тайна раскрыта

С экспедициями Скотта и Амундсена прощались по-разному, и пресса, будучи зеркалом жизни общества, отразила это очень точно. «Я считаю, что экспедиция призвана… поддержать давние исследовательские традиции нашей расы и доказать, что дух приключений ещё жив», — цитирует «Шеффилд Дейли Телеграф» слова Скотта, которые ведущий репортёр газеты прокомментировал так:

Может статься… что мы — раса дегенератов, живущих в обрюзгшую эпоху. Но по крайней мере на борту «Терра Нова» дегенератов нет… Эти люди — духовные дети великих елизаветинцев… и там, где шеклтоны терпят славное поражение, находятся скотты, готовые… на новые попытки. Пока Англию ведут вперёд такие люди… мы можем благодарить Бога и ничего не бояться…

Это тот случай, когда неудача — если ей суждено случиться — приносит всего лишь чуть меньше славы, чем успех.

«Фрам» отправился в путь в совершенно иной обстановке, в которой не было ничего героического. Даже если бы Амундсен и желал поиграть в героя, публика не оценила бы этого.

Норвежцы были в высшей степени (некоторые даже сказали бы — гротескно) уверенными в себе людьми. К полярным исследованиям, ставшим своеобразной комбинацией навыков катания на лыжах и охоты на тюленей, подход у них был весьма холодный, профессиональный: в лыжах и охоте они с полным правом могли считать себя мастерами. Норвежская пресса концентрировала внимание публики на технических деталях. Например, газета «Социал Демократен» объясняла, как

для команды устроены одиночные каюты: [каждая] представляет собой крошечную комнату, где всегда нужно зажигать искусственный свет. Внутри — койка и рундук, а когда туда входит обитатель каюты, места совсем не остаётся.

«Фрам» готовили к походу в размеренном темпе. 25 апреля 1910 года ремонт корабля был незаметно завершён. Он поднял флаг с раздвоенным концом — синий крест Святого Олафа на бело-красном основании — и покинул верфь в Хортене, отправившись по водам фьорда в Христианию. Там «Фрам» встал на якорь под прикрытием средневековых стен замка Акерсхус. Весь май ушёл на погрузку. В то время как «Терра Нова» мог и собирался пополнить запасы в Кейптауне, Мельбурне и новозеландском Литтлтоне, «Фрам» нужно было загрузить сразу. Другого шанса до самого Китового залива не предвиделось.

3 июня «Фрам» отчалил, а затем бросил якорь у дома Амундсена в Бунден-фьорде.

Здесь на корабль погрузили дом для зимовки (он всё ещё стоял на траве у кромки воды), построенный Стубберудом и его братом, — напоминание об истинных намерениях, вызывавшее в Амундсене чувство вины. Строение разобрали, брёвна тщательно пронумеровали для последующей сборки и разместили на палубе. Члены команды ощущали какую-то недоговорённость, но пресса — несомненно, благодаря усилиям Амундсена — ничего не подозревала и говорила о другом. Критический момент остался позади: тайна Амундсена всё ещё не была раскрыта. Весь мир по-прежнему думал, что «Фрам» идёт на север дрейфовать в Арктике.

Поздно вечером 6 июня Амундсен вышел из дома, закрыл за собой дверь, оставив всё так, как будто собирался вернуться через час-другой, быстро пересёк сад и поднялся на борт «Фрама». Загремела якорная цепь, и корабль тихо заскользил по фьорду.

«Отплыли в полночь», — гласит первая запись в дневнике Амундсена. Фраза стала эхом слов, с которых начинался его дневник на «Йоа». И снова он выбрал этот час, стремясь к театральному эффекту и избегая шумных проводов. Так же намеренно, из патриотических побуждений, Амундсен выбрал для начала экспедиции 7 июня — День независимости Норвегии, за что был удостоен чистого неба и тихой погоды. Это так отличалось от дождя, омрачившего отплытие «Йоа» семь лет назад.

На другом берегу фьорда в башне Пологда нёс своё одинокое дежурство Нансен, наблюдавший, как «Фрам» крадучись обошёл мыс и, словно корабль-призрак, растворился в затянувшихся на всю ночь северных сумерках, а затем окончательно исчез, уйдя в направлении моря. Казалось, он что-то унёс с собой, его старый корабль, его творение, средство исполнения теперь уже невозможных желаний. Нансена по-прежнему тянуло к Южному полюсу. Его жена покинула этот мир, и «Фрам» оставался символом того, что могло бы с ним произойти в этой жизни. В глубине души Нансен знал, что слишком стар, что его время прошло. Глядя на то, как уходит «Фрам», он думал, что передал его более молодому человеку — и чувствовал глубокую печаль. Он вспоминал всё, что осталось позади. Спустя годы Нансен признaется своему сыну, что это был «самый горький момент» в его жизни.

Амундсен, напротив, не чувствовал ничего особенного, пока — как и на «Йоа» — не оказался в открытом море. В этот момент он записал в дневнике:

Тихо и спокойно мы вышли из Христиания-фьорда. Вскоре земля исчезла из вида, и «Фрам» начал своё третье плавание. Даст Бог, оно сложится для нас удачно.

Амундсен почувствовал, как кольнуло сердце в тот момент, когда он назвал экспедицию «третьим плаванием „Фрама“», глядя на себя как на наследника Нансена и Свердрупа — капитанов двух первых великих походов. Так началось третье плавание «Фрама». Вначале они провели месяц в пробном круизе по Атлантике, якобы проводя океанографическую съёмку для Нансена, а на самом деле проверяя обновлённый «Фрам», в особенности его двигатель и команду. Амундсен никогда бы не допустил того, что с лёгкостью позволила себе британская экспедиция: отправиться на край света, не распределив обязанности между людьми и не отладив как следует оборудование.

Бьяаланд, лыжник-чемпион, оказался в совершенно новой для себя ситуации. На исходе четвёртого дня ему спокойно предложили встать к штурвалу. Но он никогда раньше не бывал в море, не говоря уже о том, чтобы управлять кораблём.

Я вам скажу [писал он в своём дневнике], что сделал несколько прекрасных виражей… поскольку «Фрам» поворачивает медленно и всегда промахивается, если вы не остановите его вовремя. Но это был чудесный час: только представьте, что вы управляете «Фрамом», этой исторической штуковиной, которая принесла нашей стране такую славу.

Считалось, что «Фрам» — довольно медленный корабль, поэтому Амундсен удивился, что он сделал почти десять узлов во время шторма, идя под парусом и с работающим двигателем. Однако, как он записал в своём дневнике, «ночь была очень неприятная… вода проникала повсюду, [и] я почти плавал в своей каюте». У «Фрама» открылась течь ниже ватерлинии. Все остальные дефекты были вовремя выявлены и устранены ещё до отплытия на юг.

10 июля «Фрам» закончил свой круиз и зашёл в Берген. Начались проблемы с дизельным двигателем, который постоянно засорялся и требовал очистки от нагара. Топливо было слишком густым, а инженер — неумелым. Амундсен заказал более жидкое топливо, отправил телеграмму Атласу Дизелю в Стокгольм, потребовав «квалифицированной помощи как можно скорее», и отбыл в Христианию по срочному делу. Двигатель был наименьшей из его проблем. Он представлял собой сугубо техническую задачу, которую производитель, понимающий, что на кон поставлено будущее его изобретения, обязательно должен был решить. Самой насущной проблемой оставались деньги.