Израненные 2 (ЛП), стр. 10
Он усмехается.
– Я ничего не говорю.
– Кто ожидал увидеть индейку посреди дороги?
– Эм, я. Я сказал тебе: «Эй, Сидни, посреди дороги индейка».
Я оглядываюсь на эту птицу, животное все еще на дороге, словно там оно в полной безопасности. Если бы сейчас не было так рано, ее бы уже раздавили.
– Что с ней не так?
– Должно быть, она одна из тех индеек-самоубийц, о которых я читал.
Игнорируя Питера, я открываю дверь и иду туда, где проклятая птица все еще счастливо занимает левую полосу.
– Эй, индейка. Убирайся с дороги, слабоумная,– я издаю звуки, словно подзываю кота.
Питер идет позади меня.
– Что ты делаешь?
Я останавливаюсь, и индейка смотрит на меня, но жирная птица не двигается.
– Черт, она тупая. Я не могу оставить ее там. Найди что-нибудь в машине, чтобы сдвинуть его с дороги.
– Что, например? Ты не брала еду, и я сомневаюсь, что она захочет RedBull.
– Не знаю. Найди что-нибудь,
Питер идет обратно и роется в багажнике. Он возвращается с чем-то в руке. Я не могу увидеть с чем именно из-за того, как он держит этот предмет. Питер останавливается рядом со мной.
– Хочешь, чтобы я спас индейку, да?
– Я сама могу это сделать.
Он держит руки поднятыми и идет по трассе. Я смотрю на землю, ожидая проявления признаков жизни от птицы. Питер движется к ней медленно и, оказавшись в двух шагах, накидывает на нее что-то розовое. Я хмурюсь, когда понимаю, что он взял мой лифчик. Лямка зацепляется за голову птицы. Питер тянет, и птица подходит к нему. Он хватает ее и обматывает вторую лямку вокруг ее тела. Большая часть лифчика пришлась на клюв, чтобы она не смогла нас клюнуть.
Когда Питер передает мне индейку, она похожа на животное, носящее розовый лифчик.
– Вот твоя птица. Милый бюстгальтер, кстати.
Я хмурюсь. Бюстгальтер выглядит на индюшке лучше, чем на мне. Мы заговариваем через некоторое время.
– Что с ней не так?– я смотрю на эту штуку, но не могу понять. Она не передергивает крыльями, когда я прикасаюсь к ней. Кажется, они повреждены. – Индейки предпочитают летать?
– Не думаю, но не уверен. Я не силен в животноводстве.
– Что ж, рада узнать, что ты не трахал всех, у кого есть две ноги,– Питер бормочет что-то, но я игнорирую его.– Она не похожа на индейку, за исключением ее висюльки,– я указываю на красный комочек, свисающий с клюва.
– Висюльки?– я награждаю Питера взглядом и иду к машине с птицей в руках. – Куда ты несешь ее?
– К ветеринару. Она должна летать.
– Сидни,– Питер берет меня за локти и поворачивает к себе.– Ты не можешь взять ее с собой.
– Почему нет?
– Это дикая птица. Если она снимет бюстгальтер, то выклюет наши глазные яблоки.
– Ты не можешь снять мой бюстгальтер, так что не думаю, что она сможет. Я привяжу ее на заднем сиденье. Все будет в порядке.
Питер следует за мной.
– Я снял твой бюстгальтер, почти.
– Почти не считается,– говорю я, пока наклоняюсь и кладу птицу на заднее сиденье моего автомобиля. Для дикой птицы она очень даже не против машин и того, чтобы ее держали. Возможно, она чей-то питомец. – Думаешь, это идейка? В том смысле, что она очень темная,– ее перья настолько коричневые, что практически черные.
Питер вздыхает.
– Я учитель английского, Сидни. Это не ворон или альбатрос. Остается только угадывать.
Я ухмыльнулась.
– Знаменитые птицы в литературе.
– Что-то вроде того,– Питер смотрит на птицу. – Мы серьезно собираемся ехать до Джерси с птицей на заднем сиденье, носящей бюстгальтер?
– Да, я знаю кое-кого, кто сможет помочь и выпустит ее на свободу.
Питер скользит на сиденье и зажимает пальцами переносицу.
– Прекрасно. Самое время, чтобы быть филантропом.
Я захлопываю его дверь и облокачиваюсь на нее через открытое окно. Питер смотрит на меня.
– Кто сказал, что не было такого прежде? Я почти переспала из жалости с тобой. Поговорим о соскребании тушки с дороги,– я подмигиваю ему и обхожу машину.
Когда я забираюсь внутрь, Питер наблюдает за мной.
– Как лестно.
– Я знаток по части лести.
– А я по части рыцарства. Я спас индейку для тебя, ты безумная.
Я смотрю в зеркало заднего вида. Моя индейка выглядывает в окно и одета в мой лучший бюстгальтер. Я начинаю смеяться и не могу остановиться. Каждый раз, когда я смотрю туда, картинка поражает меня как никогда. У меня на заднем сиденье интимно-позирующая индейка.
Глава 10
Питер не откидывается на сиденье. Вместо этого он сидит на пассажирском месте с практически закрытыми глазами. Видно, что они все еще открыты, потому что его ресницы трепещут, когда он моргает. Это второй хороший день, солнце уже садится. Я так устала и знаю, что Питер измотан, потому что не спал из-за сидящей позади него индейки.
– Она не укусит тебя.
Глаза Питера своего рода закрыты, руки скрещены на груди, когда он отвечает.
– Очень утешительно, но я бы не хотел рисковать.
– Я начинаю думать, что у тебя птицефобия, – уголок рта Питера дергается, словно он хочет засмеяться, но он скрывает улыбку. Индейка ерзает на заднем сиденье и успокаивается. Глаза Питера остаются открытыми, пока птица не перестает двигаться. – Большая птица навевает кошмары или как?
– Или как,– говорит он, его глаза закрыты, пока птица спокойна.
Что, черт возьми, это значит? Я смотрю на Питера. Приборная панель отбрасывает мягкий свет на его красивые руки и лицо. Меня наполняет сожаление. И я понятия не имею, что делать с этим. Я решаю слегка надавить на него, но не уверена, ответит ли он.
– Итак, как ты решился стать учителем английского?
Питер поднимает голову и смотрит на меня уголком глаза, словно это глупый вопрос.
– Мне нравится читать.
– Ничего себе, какой сложный и глубокомысленный ответ. Спасибо, что пролил свет на это решение. Думаю, я стану учителем, как ты. Ты изменил мою жизнь,– я дразню его, и вплоть до моих последних слов мой тон игривый и легкий, но эти последние четыре слова правдивы. Яне понимала этого, пока они не слетели с моих губ и не повисли в воздухе, как пары свинца.
Питер бросает на меня взгляд из-под своих темных ресниц и качает головой.
– Мило, Сидни, очень мило.
– Мы сидели рядом два дня, и ты вряд ли сказал мне что-либо.
– Как и ты. Единственный раз, когда ты заговорила со мной, это когда мы поменялись местами, – Питер указывает назад.
Мне становиться неловко. Такое ощущение, что на моей челюсти рука, заставляющая меня открыть рот и произнести:
– Я больше не знаю, как с тобой разговаривать.
Питер немного выпрямляется.
– Ты понимаешь, что сделала, верно?– я быстро смотрю на него и задаюсь вопросом: что он собирается с этим делать. – Невероятно. Ты не понимаешь, да?
– Тогда просвети меня, учитель. Скажи мне, что я сделала такого неправильного,– мои руки крепче сжимают руль. Вот почему все эти два дня мы не разговаривали. Потому что каждый раз, когда я открываю рот, мы боремся, а я устала от борьбы.
– Ты набросилась на меня. Как только я назвал тебе свое имя, ты поступила так же, как они, – Питер смотрит прямо и сжимает челюсти. Я знаю, он хочет еще что-то сказать, но он этого не делает.
Я смотрю на темную дорогу, наблюдая за увеличением белых пунктирных линий.
– Не правда. Ты не лгал им, кем бы они не были.
Питер съеживается.
– Отличная грамматика.
– Отвали, Ферро. Ты лгал мне. Первое время ты притворялся кем-то другим и не открылся мне, пока тебе не пришлось это сделать.
– Это не правда.
– Пф, правда. Если бы не явились мой брат с Дином, ты бы не рассказал мне. Я бы узнала и почувствовала себя глупо, когда позже какой-нибудь репортер узнал тебя. После всего, что между нами было...– я сжимаю губы. Прекрати говорить. Я знаю, что собираюсь сказать то, чего не должна говорить, то, о чем я бы пожалела.