Снежный человек (с илл.), стр. 7

Огромные почерневшие корни деревьев, как узловатые руки подземных великанов, выступали из земли и протягивались поперек дороги. Телегу подкидывало. Ребята хватались за края телеги, друг за друга, пищали и хохотали.

Наконец лошадь остановилась, они вышли и по тропинке направились к избе лесника Кондия. [7]

Срубленная из толстых бревен изба покривилась и осела. Мох и лишаи пробивались из пазов между бревнами. Два подслеповатых окошка глядели из-под крыши.

Солнце быстро опустилось за вершины деревьев. Часть неба окрасилась в багрово-красные тона. Темно-зеленые сосны против света казались совсем черными.

— Невеселое местечко, — сказал Большаков и постучал в дверь.

— Кто там? — послышался хриплый сонный голос.

— Открывай!

— Сейчас…

Минуты две-три слышалась возня лесника с крючком у двери.

— Ох ты! — ругался лесник. — Заклекла… не отопрешь. Наконец дверь открылась.

— Чего запираешься средь бела дня? — здороваясь, сказал Большаков и переступил порог.

Ребята застенчиво жались у двери, не решаясь войти.

— Входите, садитесь, будьте гостями, — сказал лесник, пытаясь быть любезным.

Небольшого роста, кряжистый, с лицом, заросшим волосами, он легко, по-звериному, двигался по избе в своих мягких, подшитых кожей сапогах с острыми носами. Сходство со зверем дополнялось черными точками маленьких злобных глаз и короткой шеей. Рассеченная посредине губа обнажала ряд крепких желтоватых зубов.

«Медведь», — думал Василий Федорович про лесника.

Лесник вдруг зевнул и прикрыл лицо рукой. Но его глаза совсем не казались сонными. Наоборот, они остро и настороженно прощупывали неожиданных гостей.

— А ребята вот пришли с тобой познакомиться. Сидишь ты тут, как в берлоге…

Лесник захохотал. Анни вздрогнула от страха.

— Не бойся, не бойся, — оскалил в улыбке свой рот лесник.

«Ох, и зубищев у него! Как хватит…» — с опасением подумал Тяхтя и пересел поближе к Большакову.

Кондий полез в сундук, вынул кулечек с пряниками и угостил ребят. Пряники были сухие и пахли не то крепким табаком, не то нафталином.

Ребята понемногу освоились и с любопытством разглядывали обстановку избы.

Огромная печь, сложенная из плитняка, занимала почти половину избы. Над очагом для варки пищи — крючки. В котелке, подвешенном на крючок, варится уха с картошкой и луком. На другом крючке — большой старый кофейник.

Вверху, у печи, почти под потолком — длинный шест с нанизанными на него лепешками — пекки-лейпа. Это пресный карельский хлеб.

Рядом с печью — полати. Из-под ситцевой занавески видна пестрая юбка. Она неловко сбилась в ногах, открывая большущий валенок, подшитый войлоком и кожей.

— Кто это? — спросил тихонько Тяхтя.

— А старуха моя… Зубы замучили, — ответил лесник.

— Давай свезу к нам в околоток, чего ей здесь маяться, — предложил Большаков леснику и шагнул к печи.

Лесник одним движением опередил Василия Федоровича, бросил на старуху тулуп и старательно задернул занавеску.

— Травами всю ночь парила, пусть греется на печи. Большаков махнул рукой: пусть.

— А у меня к тебе дело, Кондий… — И вполголоса он заговорил с ним о приезде канадцев, о выделении для них годных строительных участков и потом, совсем тихо, о двух нарушителях, сгинувших неизвестно куда…

Лесник внимательно слушал его и барабанил заскорузлыми пальцами по краю деревянного стола.

— Рано ли, поздно ли пограничники найдут их, сам понимаешь, — говорил Большаков, — но мы, население, обязаны им всемерно помогать…

— Как же, как же, — солидно соглашался Кондий, — поможем.

В избе стемнело.

— Ну, нагостились, пора и по домам, — поднялся Василий Федорович.

В наступивших сумерках лицо Кондия показалось Большакову бледным. Лесник взял из угла ружье и вызвался проводить гостей до просеки.

Ребята, утомленные свежим воздухом и дорогой, хотели спать. Прижавшись друг к другу, они дремали.

Василий Федорович осторожно вел лошадь под уздцы.

В темноте она могла легко выколоть себе глаз или сломать ногу.

Кондий шел сзади. Он немного отстал, раскуривая цигарку.

Совсем стемнело.

Вдруг на самой середине дороги показалась идущая навстречу женщина с мешком за плечами. Она шла прямо на них.

— Добрый вечер! — поздоровалась женщина, узнав Большакова.

— Лесничиха?! — прошептал Большаков. — Кондиха, та, что осталась в избе… — Он смотрел на нее, как на привидение.

— Какая лесничиха? — спросила сонная Анни. Юрики рассмеялся.

— Вот здорово! Получается, как в сказке про черепаху и зайца. «А я уже здесь! — сказала черепаха…»

Большаков оглянулся назад. Кондий замешкался.

— Как ваши зубы, тетка Кондий? — спросил Большаков.

Удивленная старуха рассмеялась:

— Зубы? Дай бог всем… Сколько живу, ни разу не болели, только вот передние повыкрошились.

— Вы откуда?

— Из поселка… в лавку ходила купить кое-что.

— Так… — протянул Василий Федорович каким-то новым, необычным для ребят тоном.

Кондий, раскуривая цигарку, поравнялся с телегой.

— Стой! — крикнул вдруг Большаков и, выхватив наган из кармана, направил его на Кондия.

Один сильный прыжок — и лесник очутился за деревом. Грянули одновременно два выстрела. Испуганная лошадь рванулась и понесла, не разбирая дороги. Еще выстрел!

Ребята отчаянно закричали. Лошадь понесла сильней, телегу бросало из стороны в сторону, подкидывало на ухабах. Ребята боялись разбиться в этой бешеной скачке.

Кончавшие работу лесорубы услышали стрельбу, грохот телеги и крики испуганных ребят. Они кое-как переняли лошадь.

Покрытые синяками и ссадинами, плача, ребятишки сбивчиво рассказали о происшедшем.

Лесорубы бросились на помощь Большакову.

Василий Федорович остался жив. Но Кондия найти не удалось.

За старухой Кондия установили наблюдение. Когда все поулеглось, в одну из темных осенних ночей она пошла тайными тропами к границе.

На самой границе ее задержали. При обыске у старухи нашли пачку старых николаевских денег и на значительную сумму марок и крон.

На допросе выяснилось, что настоящая их фамилия — Ярвимяки. Они из Ухты. Имели там большой дом и лавку красного товара.

О своих торговых делах старуха рассказывала охотно. Но когда ее спросили, кто был у них на печи, переодетый в женское платье, старуха заперлась:

— Знать ничего не знаю…

Глава VIII. КАНАДЦЫ

Они приехали в один из дней, когда первый морозец скрепил раскисшую от дождей землю.

Тонким слоем льда затянуло лужи, и в похолодевшем воздухе зареяли первые легкие снежинки.

Ребята высыпали на улицу. Они ловили снежинки в ладони.

— Гляди, звездочка, как настоящая, — показывали они друг другу. Но звездочки мгновенно таяли…

Смеясь и толкаясь, ребята устремились к большой замерзшей луже. Каждый хотел прокатиться по новому льду, но хрупкий лед не выдержал, треснул, и кое-кто из детворы набрал полные ботинки воды.

Но это никому не испортило настроения. Ребята принялись вылавливать осколки льда и давить их каблуками. Это было очень приятно. Ледок ломался со звоном, как стекло.

Руки и носы ребят порозовели от холода. Чтоб согреться, порешили играть «в догоняшки». Только-только рассчитались, кому догонять, как где-то в конце улицы послышалась песня:

Песня сопровождалась жалобным подвываньем и отчаянным щенячьим лаем.

Ребята бросили игру и понеслись на звуки. Пел и важно шагал по улице Юрики. На голове у него красовался старый шлем с новой красной звездой, вырезанной из бумаги. За плечами — деревянная винтовка, и у пояса из того же самого материала револьвер и бомба. Юрики вел, или, вернее, тащил на веревочке своего щенка.