Неверный шаг, стр. 21

— Надо немедленно ехать! — объявила о своем решении мать. Дети попросили разрешения остаться хотя бы до вечера. Таким образом Евгений смог бы обо всем рассказать Руже. Он не хотел иметь от нее тайн и не стал скрывать случившееся.

— Мне в таком случае здесь тоже делать нечего. Я поеду в Софию утренним поездом, — решительно заявила она.

Они договорились встретиться в Софии.

Распорядившись принести в кабинет кофе, полковник сказал:

— Садись, Чавдар, рассказывай!

— В ходе разговора с Йотовым я задал ему вопрос, кто ему ставил коронки. Ответ последовал без промедления: «Стоматолог Койчев». На мой вопрос, не мог бы этот самый Койчев принять и меня, и как он думает, есть ли у него золото, Йотов пожал плечами: «Думаю, что есть. И он вас примет. Только не говорите, где вы работаете. Знаете, частная практика ведь запрещена...» «А он хороший специалист, и кто вам его рекомендовал?» «Меня отвел к нему Златанов. Они еще по Берлину знакомы. Он хорошо работает, не беспокойтесь.»

— Ты хочешь сказать, что сомневаешься в Йотове?.. Наши люди доложили, что за последнюю неделю у Койчева побывало шестьдесят два человека. Почти каждый из них приходил два-три раза. Ты ведь знаешь, зуб за одно посещение не вылечишь. И только фотограф Дюлгеров приходил к нему всего один раз. Интересно, зачем?

— Нет, я думаю, что Йотов не связан с Койчевым, иначе с какой стати он с готовностью стал бы мне давать его адрес. К тому же он подчеркнул, что перестал бывать у Койчева с тех пор, как они со Златановым в конфликте. Вы знаете, я почти убежден, что Йотов — честный человек, а в отношении зубного врача он просто ничего не подозревает. Я внимательно ознакомился со всей работой — все говорит в пользу Йотова, а Златанов — мошенник большого класса. И председатель комиссии — его человек, поэтому так и старается. Доказательств против Йотова собственно никаких нет, одни голословные утверждения...

— Не могу с тобой полностью согласиться, — медленно проговорил полковник. — То, что Златанов — клеветник, это более чем ясно. Но и у Йотова как руководителя много ошибок. Когда человек о себе большого мнения, он часто может ошибиться. Говорят, что Йотов якобы ведет себя с подчиненными как диктатор. Это — ложь, Йотов со своими подчиненными даже слишком либерален, но вот по отношению к Златанову его поведение можно квалифицировать как откровенно грубое. Йотов пытался вынудить его покинуть институт, чтобы тот не мешал ему работать... Ясно, что Златанов вставляет ему палки в колеса...

— Все это так, товарищ полковник. Но я убежден, что Златанов ведет крупную игру. И он нарочно оклеветал Йотова, чтобы прикрыть свою сущность.

— Но раньше ты был иного мнения о Йотове?

— Да, но сейчас я убежден, что Йотов — честный человек — и по отношению к людям, и к родине.

— Не торопись с выводами, Чавдар. Неровен час — промахнешься. Честный человек, попав в затруднительное положение, тоже может ошибиться: оставаясь честным в мелких поступках, он под влиянием роковых обстоятельств станет участвовать в преступной игре.

— Мне кажется, чаще как раз бывает наоборот: раз совершив крупный бесчестный поступок, человек, сам того не желая, продолжает совершать тысячи мелких бесчестных деяний по отношению к обществу и родине...

— Запомни, Чавдар, идеальных людей нет. Лишь идеалисты могут утверждать обратное... Ну да ладно. Мы с тобой увлеклись. Вызови ко мне этого председателя институтской комиссии. Хорошо было бы и тебе присутствовать при разговоре.

— Я сам хотел вас попросить об этом...

— Вот и прекрасно. Может оказаться, что эта возня в институте гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд и действительно имеет отношение к случаю в Стойках...

— Треугольник Симо — Дюлгеров — Койчев не вызывает у меня никаких сомнений...

— Не будем торопиться с выводами... Итак, до завтра.

Несмотря на жаркий августовский день в кабинете было прохладно. Глядя в открытое окно, откуда открывался вид на новые кварталы, полковник внимательно слушал Выгленова, излагавшего свое мнение по поводу только что окончившейся встречи с Джамбазским.

— Честно говоря, товарищ полковник, меня удивила ваша позиция. В течение всего разговора вы словно подталкивали его к принятию окончательного решения против Йотова. Вы что, убеждены в виновности Йотова?.. На ваш вопрос, с каких пор Джамбазский знаком со Златановым, он ответил, что они познакомились пять лет назад, когда он поступил в институт. А Йотов говорил, да и в отделе кадров мне дали сведения, что Джамбазский, находясь в 1943—1944 гг. в Берлине, жил вместе со Златановым на одной квартире. Стало быть, Джамбазский лжет. Дальше. Вы подчеркнули, что Йотов дал правдивый ответ на все вопросы анкеты, и, следовательно, его не в чем винить. И что же? Когда Джамбазский перед лицом фактов вынужден был с этим согласиться, вы говорите, что находите решение об увольнении Йотова абсолютно правильным и что необходимо как можно быстрее издать соответствующий приказ... Признаться, не понимаю вашей логики.

— Прекрасно! Поздравляю тебя, Чавдар! Все подмечено точно. А теперь слушай: деле в том, что если Джамбазский искренне верит в виновность Йотова, то своими наводящими вопросами я должен был поколебать в нем эту уверенность. И, следовательно, ему не остается ничего иного, как вынести Йотову оправдательный приговор. Если же все это преднамеренно и он попался на мою удочку, значит следует ожидать, что он поспешит с увольнением Йотова. Тут-то мы и поймем, кто он — сознательный руководитель, до конца заинтересованный в истине, или же человек, ведущий нечестную игру. Это во-первых. Во-вторых, я спросил его — хорошо ли он знает Йотова и Златанова, а не с каких пор он с ними знаком. Я так же, как и ты, подозреваю Златанова в неискренности, но это совсем не означает, что он служит чужим интересам. В таком контексте ответ административного секретаря особенно важен: если он знает, что Златанов играет нечестно, то не настолько же он наивен, чтобы скрывать свое знакомство с ним еще по Берлину — ведь это, в конце концов, легко доказать. Джамбазский это скрыл. Одно из двух: или он не связан со Златановым, или же просто не знает всей истины о нем, а посему и мысли не допускает, что мы можем им заинтересоваться. Он скрыл, что они знакомы еще с Берлина, очевидно, желая подчеркнуть свою объективность, и тем самым выдал заинтересованность в том, чтобы оправдать Златанова и осудить Йотова. Однако это заинтересованность совсем иного толка. Просто, Златанов держит его в руках. И здесь я с тобой согласен: административный секретарь солгал, как ты позволил себе выразиться, в силу личных интересов. И в-третьих, об этом я сообщил свое мнение вчера: Йотов все-таки далеко не совсем прав в сложившихся со Златановым взаимоотношениях. Поэтому, выдвигая на передний план эту второстепенную вину Йотова, я тем самым развязываю руки Джамбазскому, но, что самое важное, тем самым мы успокаиваем Златанова — дескать он нас не интересует. Джамбазский наверняка сообщит ему о нашей встрече. И та версия, что ты по-соседски хочешь защитить Йотова... Ну, насчет того несчастного вина... (кстати, в то, что он присвоил его, не верит и Джамбазский) прозвучит для них убедительно. Очень хорошо, что нас приняли за сотрудников уголовного отдела. Иначе Златанов почует опасность. Словом, пусть будет издан приказ об увольнении Йотова, потом мы вмешаемся и поставим все на свои места, а тем временем, пока Златанов чувствует себя свободным, постараемся замкнуть вокруг него кольцо. Прав я или нет?

— Безусловно. Но Йотову это доставит страдания.

— Только на некоторое время. Но от этого зависит многое. Я думаю, что Йотов в конце концов сможет забыть о своей обиде, когда узнает всю истину...

— Если я вас правильно понял, товарищ полковник, мне необходимо включить Джамбазского в круг наших наблюдений?

— Именно. Но весь вопрос в том, как это сделать?