Лицо в темноте, стр. 49

— Я тоже любила Даррена. Очень.

— Знаю, — улыбнулась Бев.

— И тебя. Я так по тебе скучала.

— Никогда не думала, что мы снова встретимся и ты сможешь простить меня.

Простить? Многие годы Эмма считала, что это ее никогда не простят. Тяжесть, давившая на нее весь день, упала с плеч, и она смогла улыбнуться.

— В детстве я считала тебя самой красивой женщиной на свете. — Эмма прижалась щекой к щеке Бев. — И по-прежнему так считаю. Ты не будешь возражать, если я опять стану называть тебя мамой?

Бев только крепче прижала ее к себе.

— Подожди минутку, — наконец сказала она и вышла из комнаты.

Достав из сумочки платок, Эмма вытерла глаза. Ее матерью всегда была и останется Бев. Хотя бы этот вопрос разрешен.

— Я сохранила его для тебя, — сообщила Бев, вернувшись в гостиную. — Или для себя. Он помог мне пережить самые одинокие ночи.

Эмма вскочила с радостным криком:

— Чарли!

Глава 23

Двадцать два оркестранта толпились в студии звукозаписи, украшенной блестящими красными шарами и сосновыми ветками. В углу вращалась на подставке алюминиевая елка.

Джонно приготовил таинственную смесь, которую торжественно именовал глинтвейном. Когда после двух выпитых чашек он остался жив, на дегустацию удалось заманить и других. Никто еще не опьянел, но кругом царило веселье.

Над одной песней работали больше четырех часов, а Брайана так и не удовлетворяла запись. Он слушал в наушниках последний вариант, изумляясь, что неясная, когда-то родившаяся у него в голове мелодия теперь обрела собственную жизнь. Временами Брайан испытывал отголосок того восторга, который пережил, записав свою первую композицию.

Он видел Пита, стоящего в аппаратной, как всегда недовольного его стремлением добиться совершенства.

Джонно играл в покер с флейтистом и очаровательной арфисткой, оживляя игру демонстративным жульничеством и бешеными торгами.

Пи Эм с головой ушел в мрачный детектив и, судя по всему, предпочитал оставаться наедине с жуткими убийствами.

Стиви опять заперся в туалете. После выписки из новейшей клиники он решил завязать, но его хватило лишь на неделю.

«Все довольны, — подумал Брайан, — и готовы закончить».

— Я хочу еще раз переписать вокал, — сказал он. Джонно приложился к своей чашке и многозначительно подмигнул арфистке. Та со смехом протянула ему пятифунтовую бумажку:

— Как вы узнали, что он решит записывать еще раз?

— Я знаю своего мальчика, — ответил Джонно и показал кулак Питу. Он тоже заметил недовольство менеджера. — К оружию!

— Зачем тебе это, сын мой? — В студию ввалился Стиви. Кокаин, усиленный героином, уже вознес его под облака. — Ты не знаешь, какой сегодня день?!

— До Рождества еще два часа. — Брайан скрыл негодование. Как ни печально, от Стиви удалось получить целых двадцать минут отменной работы, пока он не сломался. — Давай быстро закончим, чтобы ты смог вернуться домой и повесить чулок.

— Ой, смотрите, кто здесь, — объявил Стиви, когда в студию вошла Эмма. — Наша маленькая девочка. Ну, милая, кто лучше всех?

Эмма заставила себя улыбнуться:

— Папа.

— В твоем чулке будет только уголь, крошка.

— Я подумала, что вы еще здесь. — Так как рука Стиви еще лежала на ее плече, она подошла к микрофону вместе с ним. — Ничего, если я немного послушаю?

— Билеты по два шиллинга и пять пенсов. — Джонно незаметно освободил ее от Стиви. — Но по поводу Рождества шиллинг можно сбросить.

— Мы недолго, — сообщил Брайан.

— То же самое он говорил два часа назад. — Джонно сжал ее руку. — Этот человек — маньяк. После записи мы сдаем его в лечебницу.

— Только вокал в «Потерял солнце», — успокоил Брайан.

— Двадцатая перезапись, — вставил Пи Эм, обрадованный тем, что Эмма поцеловала его в щеку.

— Извини, но приходится отрывать тебя от изучения литературы, — резко ответил Брайан.

Эмма бессознательно встала между ними.

— «Потерял солнце»? — повторила она. — Тогда мне повезло, это моя любимая.

— Хорошо. Можешь подпевать, — разрешил Джонно, но она, засмеявшись, направилась к стульям.

— Нет, постой. — Брайан схватил ее за руку и дал знак, чтобы принесли еще пару наушников. — Ты вступишь со второго куплета.

— Папа, я не смогу.

— Конечно, сможешь. Ты знаешь слова, мелодию.

— Да, но…

— Все прекрасно. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Песне как раз недостает женственности. Пой тихо и немного печально.

— Спорить бесполезно. — Джонно надел ей наушники. Эмма вздохнула. Ладно, она их повеселит.

— Меня упомянут среди исполнителей? Как насчет авторских прав?

Брайан только схватил ее за нос.

Хорошо видеть его счастливым. Ничто так не возбуждало отца, как новая мысль. Он давал распоряжения, советовался с Джонно, орлиным взором приглядывал за Стиви, но избегал ПиЭм.

Эмма слышала в наушниках печальный аккомпанемент струнных и флейт. Богатый, почти классический звук. Словно дождь. Не ливень, а серый размеренный дождь.

Потом вступил голос отца:

Я искал твое лицо.

Я звал тебя по имени.

Ты была светом,

Но тени закрыли меня.

Я потерял солнце.

Эмма слушала, в который уже раз пораженная чарующим созвучием голосов отца и Джонно, а слова, полные безысходности, проникали ей прямо в сердце.

«Он же поет о Бев. Для Бев», — вдруг поняла она, глядя на Брайана. Почему она не видела этого раньше? Почему не понимала?

Он по-прежнему любит. Не злится, не винит, а любит, полный отчаяния.

Повинуясь чувствам, Эмма выполнила просьбу отца и даже не заметила, что Джонно умолк, не заметила своих слез. Она бессознательно взяла Брайана за руку, и их голоса слились.

Моя жизнь без тебя — сплошная тень.

Без тебя

Мне снится свет, но пробуждаюсь я в темноте.

Я потерял солнце.

Когда музыка плавно затихла, Эмма прижала руку отца к мокрой щеке:

— Я люблю тебя, папа.

Тот лишь прикоснулся губами к ее рту, боясь дать волю слезам.

— Теперь послушаем! — крикнул он.

Полночь уже наступила, когда приглашенные музыканты начали расходиться. Но понадобилось еще время, пока Брайан одобрил сведенный вариант. Эмма видела, как он, налив полный бокал виски, проглотил его, словно воду, споря со звукорежиссером. Она не хотела расстраиваться по этому поводу. Только не сейчас, когда начала понимать его боль. Однако спокойно глядеть на то, как отец заливает боль алкоголем, она тоже не могла.

Эмма побродила по студии, потом заглянула в туалет, чтобы поправить макияж, поскольку намечался поход в ближайший бар. Несмотря на усталость, Эмма хотела идти вместе со всеми, чтобы присмотреть за отцом.

Открыв дверь туалета, она застыла: белый кафель был забрызган кровью. От ее характерного металлического запаха, смешанного со зловонием рвоты, Эмму чуть не стошнило. Зажав горло руками, она быстро отступила назад и, едва не упав, бросилась назад в студию.

— Папа!

Брайан уже надевал пальто, смеясь над какими-то словами Джонно. Но его смех тут же умер, когда он увидел ее лицо.

— Что случилось?

— В туалете, быстрее. — Эмма потянула его за собой. — Там все стены… Я не могу… не могу войти.

Она отступила, пропуская отца вперед.

— Черт побери! — воскликнул Брайан, заглянув в туалет, и тут же захлопнул дверь. — Пусть кто-нибудь уберет здесь.

— Уберет? — отшатнулась Эмма. — Папа, ради бога, здесь же все стены в крови. Кого-то ранили. Мы должны…

— Надевай пальто, и идем.

— Мы должны вызвать полицию, врача или…

— Успокойся, Эмма, — вмешался Пит. — Полиция не нужна.

— Но…

— Это Стиви. — Взбешенный Брайан повернул дочь к тому месту, где валялся гитарист. — Он снова перешел на тяжелый калибр, а ни в одну вену не воткнешь иглу без крови.