Имитатор, стр. 57

Когда Ева вошла в столовую, Бакстер поглощал огромный многоэтажный бутерброд. Рядом с ним за квадратным столом сидел Трухарт и прилежно трудился над салатом оливье с курицей. А напротив них сидела старушка, которой на вид было лет двести, и взирала на молодых людей с умиленным доброжелательством.

– Ну вот, – проговорила она дребезжащим старческим голоском, – это ведь лучше, чем казенные булки из автомата?

Бакстер ответил энергичным чавканьем, явно означавшим восторженное согласие. Трухарт – молодой и почти такой же зеленый, как его салат, – отодвинул стул, завидев Еву.

– Лейтенант! – Он вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

Бакстер лишь весело покосился на желторотого первогодка и вернулся к своему бутерброду. Наконец он прожевал и проглотил.

– Черт бы тебя побрал, Трухарт, кончай егозить. Дай хоть переварить. Даллас, это удивительная и чудесная миссис Эльза Паркси. Миссис Паркси, мэм, это лейтенант Даллас, ведущий следователь, которого вы хотели видеть.

– Спасибо, что пришли, миссис Паркси.

– Это же мой долг, не так ли? Мой гражданский долг, не говоря уж о долге перед моей подругой и соседкой. Лоис приглядывала за мной, когда я в этом нуждалась, а вот теперь настал мой черед отплатить ей, чем могу. Присаживайтесь, дорогуша. Вы уже покушали?

Ева посмотрела на бутерброд, на салат и усилием воли подавила приступ то ли зависти, то ли голода, скрутивший ее почти пустой желудок.

– Да, мэм.

– Я сказала этим мальчикам, что могу приготовить с запасом, мне нетрудно. Терпеть не могу еду из автомата. Она не натуральная. Детектив Бакстер, поделитесь бутербродом с этой девочкой. Уж больно она худенькая.

– Спасибо, я не голодна. Детектив Бакстер сказал мне, что вы видели мужчину, выходившего из дома миссис Грегг воскресным утром.

– Видела. Я не обратилась в полицию раньше, потому что после церкви поехала прямо в гости к внуку и осталась ночевать. Вернулась только сегодня утром. Ну, правда, о Лоис услыхала вчера в новостях. – Бессчетные морщинки на ее сморщенном личике, похожем на изюм, пришли в движение и сложились в скорбную гримасу. – Никогда мне не было так горько и больно, даже когда мой Фред, упокой господь его душу, попал под поезд, а с тех пор уж сколько воды утекло… Она была добрая женщина и добрая соседка.

– Да, я знаю. Что вы можете сказать о мужчине, которого видели в то утро?

– Да я на него едва и взглянула. Глаза-то у меня до сих пор острые. В марте снимала катаракту, на зрение не жалуюсь, но я просто не обратила на него внимания. – Она рассеянным жестом вытащила из громадного ридикюля пачку бумажных салфеток и передала ее Бакстеру.

– Спасибо, миссис Паркси, – почтительно и смиренно поблагодарил он.

– Вы хороший мальчик. – Она похлопала его по руке – и вновь повернулась к Еве. – Так на чем я остановилась? Ах да. Я как раз вышла из подъезда, хотела подождать внука на улице. Он каждое воскресенье за мной заезжает в девять пятнадцать, везет меня в церковь. Вы ходите в церковь?

Глазки-бусинки миссис Паркси остро блеснули, и Ева заколебалась между правдой и тактичной ложью.

– Да, мэм, – торжественно ответил Трухарт. – Я люблю слушать мессу у Святого Патрика, когда удается выбраться в город по воскресеньям. А если нет, хожу в церковь Богоматери Всех Печалей возле дома.

– Так вы католик?

– Да, мэм.

– Ну что ж, это ничего. – Она и его похлопала по руке, словно давая понять, что это не его вина.

– Вы видели мужчину, выходившего из дома миссис Грегг воскресным утром, – напомнила Ева.

– Ну да, я же так и сказала! Он вышел ровно через минуту после того, как я сама вышла из своего подъезда – это напротив ее дома. Он был в сером комбинезоне и нес в руке черный ящичек с инструментами. А в другой руке у него была голубая пластиковая корзинка, из тех, что дают в овощном. Что в корзинке, я не видела: все-таки было далеко, а я этого человека, в общем, не разглядывала.

– Вы можете мне сказать, как он выглядел?

– Как ремонтный рабочий, вот и все. Белый или, может быть, смешанных кровей. Трудно сказать: солнце слепило. Не знаю, какого возраста. Ну, уж точно не такой старый, как я. Тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят – все едино, когда вам стукнет сто, а мне в марте стукнуло сто семнадцать. Но, я бы сказала, лет тридцати-сорока.

– Поздравляю, миссис Паркси, – сказал Трухарт, и она одарила его ласковой улыбкой.

– Вы очень славный молодой человек. Так вот, этот мужчина – он был в фуражке, в форменной фуражке, и в темных очках. Я тоже была в темных очках: солнце уж больно ярко светило, хоть и было еще рано. Он меня заметил. Глаз его я, конечно, не видела, но он меня заметил: широко улыбнулся мне прямо через улицу и даже поклонился. Наглость – вот как я это называю. Вот я и фыркнула да отвернулась. Я наглости не терплю. Теперь-то я об этом жалею. Лучше бы я за ним проследила.

– В каком направлении он ушел?

– О, он пошел на восток. Упругим шагом, как человек, довольный проделанной работой. Скверное это дело, когда человек уходит довольный собой, а сам только что убил женщину. Лоис часто делала для меня покупки в этом самом овощном, если я себя плохо чувствовала, и цветы мне покупала, чтоб порадовать. Всегда у нее находилась минутка словом перекинуться. Жаль, что я не знала, что он сделал, когда его увидела. Мой внук подъехал как раз через минуту: он никогда не опаздывает. Я б ему велела этого кровопийцу машиной переехать, вот как бог свят, велела бы.

Ева обрабатывала миссис Паркси, пока не убедилась, что выжала из нее все до последней крупицы информации, а затем передала старушку Трухарту и попросила отвезти ее домой.

– Бакстер, задержись на минутку. – Она сунула руку в карман и убедилась, что он пуст: все, что у нее было, она уже отдала Пибоди. – У тебя хватит на пепси?

– А почему бы не воспользоваться номером жетона? Ты перебрала кредит?

Она бросила на него обиженный взгляд:

– Стоит мне сунуть жетон в этот паскудный автомат, как его обязательно заклинит. Тот, что стоит у нас на этаже, меня ненавидит, у него со мной личные счеты. И они все друг с другом повязаны, Бакстер. Они общаются между собой.