Стальные короли, стр. 60

Мертвая Луна пожал плечами.

— Это было бы трусостью, а они вовсе не трусы. Я думаю, чтобы понять, почему они так себя ведут, вам следует оказаться внизу, среди них. Но воины всегда так ведут себя под огнем. Все воины. — Его холодный взгляд сказал Лерисе, что это и есть самое главное его сообщение. Эта демонстрация устраивалась не только для того, чтобы показать, каким ценным союзником он будет в войне против Гейла.

— Я поняла вас, — сказала она.

— В таком случае, мы поняли друг друга.

С мрачным лицом повернулась Лериса к сцене бессмысленной бойни. Наконец-то тезанцы окончательно дрогнули и побежали. Вот оно, предупреждение, которое она должна передать Гассему. Этим Мертвая Луна сказал, что приключится с островитянами, если они вздумают пойти войной на Мецпу.

Глава девятая

Каирн скакал на кабо, направляя его только коленями. В левой руке он держал лук, а правой рукой, казалось, уже в сотый раз за этот день, вытащил из колчана стрелу. Он наложил стрелу на тетиву и натянул могучее оружие, многочисленные слои дерева, рога и сухожилий скрипели, когда он изгибал лук. Каирн отпустил тетиву, и стрела дугой полетела вперед, чтобы присоединиться к тысячам других, одна за другой падавших, как дождь, на несчастных пехотинцев, съежившихся под своими щитами. Армия противника была огромной, но они не сумели отбить ни единой атаки всадников с самого начала битвы ранним утром. Каирн посмотрел вверх и не поверил своим глазам — солнце еще не достигло зенита. Оно уже должно было садиться!

Он услышал рев рога кагга, и рука, собиравшаяся вытащить еще одну стрелу, остановилась. Противник замахал белым флагом, и сотники призывали прекратить огонь. Люди остановили животных, и группа офицеров, включая невванца, свободно говорящего на нескольких южных диалектах, отправилась на переговоры.

Через несколько минут штандарты противника были брошены на землю, следом полетели черные щиты и оружие.

Каирн глубоко вздохнул и понял, насколько устал. Ноги дрожали из-за того, что долгие часы он правил только ими. Руки, плечи и спина чудовищно болели, потому что он постоянно натягивал лук. Он развернул кабо и потрусил к своей сотне, столпившейся вокруг знамени. Разбросанные по всему полю отряды тоже собирались вместе. Подъехал сотник, помощник вождя, амси с суровым лицом.

— Полчаса на смену кабо и пополнение запаса стрел, — сказал он. — Потом едем дальше.

— Едем? — спросил Каирн. — А когда будем отдыхать?

Вождь уставился на него.

— Отдыхать будем, когда кончится война, — сказал он без тени юмора.

Устало поехал Каирн к табуну сменных кабо и оседлал другое животное. Кабо были норовистые, но уже начали привыкать к запаху человеческой крови. Потом Каирн присоединился к остальным, они ехали по полю боя, наклоняясь с седел и поднимая горстями стрелы, как будто рвали траву. Каирн отделял поврежденные стрелы, чтобы потом отдать их тем, кто меняет оперение, а целые засовывал в колчан. Они не будут такими точными, как те, что сделаны для его лука и подогнаны к его рукам и глазам, но для войны годятся. Здесь редко приходится стрелять прицельно. Десять своих лучших стрел Каирн хранил в маленьком колчане на седле, на случай, если потребуется целиться в отдельную далекую мишень. Все опытные воины имели такой запас стрел, и Каирн решил, что это хорошая мысль. Одним из строжайших приказов Гейла было требование беречь древки, потому что для них требовался особый материал и искусная работа. Нельзя было трогать резерв до тех пор, пока стрелы не начинали летать слишком низко. Резерв хранился в тыловом обозе, навьюченный на горбунков особой породы с длинными ногами, которые поспевали вслед за верховой армией. Гейл мало что оставлял на волю случая.

Каирн ехал, чтобы присоединиться к своей сотне у штандарта, Анса ехал рядом с ним. Оба они были в одной и той же сотне, являвшейся частью личного полка Гейла, элитного отряда, составленного из лучших воинов разных племен.

— Ну и как тебе нравится война, братишка? — спросил Анса.

— Захватывающе, изнурительно, но доблести пока маловато, — ответил Каирн. — Больше было в той схватке с бандитами. Эти люди совсем не сражаются с нами.

— Мы не даем им сражаться с нами, — поправил его брат. — А зачем? Это не поединок чести, а война. Чем больше народу потеряют они и чем меньше — мы, тем лучше. Взбодрись, братишка, отец сам сказал мне, что дальше будет хуже. Это только разминка. Настоящие сражения начнутся, когда мы встретим островитян.

Они присоединились к группе, окружившей знамя. Младшие улюлюкали, отмечая победу. Опытные воины берегли силы для изматывающей скачки, ожидающей их.

— Чего я не могу понять, — сказал Каирн, когда они готовы были тронуться в путь, — это почему они вообще сражаются. Ну не могут же они любить Гассема!

— Они сражаются, потому что они солдаты, и сражения — это их работа, — ответил Анса. — Кроме того, для них мы — просто новые завоеватели. Откуда они знают, что мы не хуже островитян?

— Мы потеряли кого-нибудь? — спросил Каирн у десятника.

— Из нашего десятка — никого, — ответил матва. — В других десятках были падения с кабо. Но никто не погиб.

— Хотел бы я надеяться, что и в других отрядах то же самое, — грустно усмехнувшись, сказал Анса. — Но я знаю, что это невозможно.

Они тронулись быстрой рысью. Полки соединялись в дивизии, а дивизии делились согласно первоначальному плану. Их корпус оказался центральным, они направлялись прямо через сердце того, что когда-то было гордым и независимым королевством Чива, а теперь стало провинцией рабов империи Гассема. Сотня Каирна относилась к дивизии, которая охватывала северную петлю каждым движением клешни. Каирн взял себя в руки и приготовился к долгой, тяжелой скачке.

Шел третий день кампании. В первый день они с криками пронеслись через границу, раскидывая неуклюжую оборону стражей. Поскольку Гассем думал только об агрессии, он никогда не заботился об укреплении границ. Скачка была бодрящей, их переполняло неистовое возбуждение атаки и воинственные намерения пронестись через страну противника. Но скоро Каирн понял, насколько это изнурительно. Первые два дня сложно было придерживаться скорости, которой требовали расчеты Гейла. Сражений было мало, а крепости они объезжали, оставляя их пехоте и инженерным войскам.

Ночью они сумели несколько часов поспать на твердой земле, держа поводья кабо в руках. Шансов добыть трофеи пока не имелось, но Каирн уже набрал небольшой мешочек стальных наконечников для стрел, отобранных у сдавшихся лучников противника. Сами стрелы оказались негодными — могучие равнинные луки просто перерубили бы их древки.

Этим утром они добрались до первого из больших полевых лагерей — за земляным ограждением тысячи рабов-солдат Гассема размещались в бараках и палатках. Дивизия сосредоточилась на высотах и выманила полевую армию из лагеря, затем окружила ее, отрезав от лагеря, где они могли попробовать укрыться за земляным валом. После этого их истребляли, пока они не решили сдаться.

Теперь они скакали к следующему полевому лагерю, по дороге окружая и отрезая любые встретившиеся войска и оставляя их между собой и пехотой. Каирн сжал челюсти и наклонился вперед. Бессмысленно стонать и жаловаться на судьбу. Война только началась.

Пока Гейл был доволен ходом войны. Нападение прошло быстро и сокрушительно, координация между верховыми корпусами и дивизиями была безукоризненна. Королевские гонцы быстро перемещались между войсками, передавая новости о победах, непредвиденных препятствиях и военных лагерях, в которых войск было больше или меньше, чем ожидалось.

Гейл полагал, что пехота и тяжелые обозы со снаряжением тоже передвигались беспрепятственно, хотя и медленнее. Но вообще он мало чего опасался. Это как раз такая кампания, в которой невванцы значительно превосходят все остальные страны, а королева Шаззад довела свою военную машину до высочайшей степени преданности и эффективности. И они ненавидели и боялись Гассема.