Озерные арабы, стр. 39

— Таков наш обычай.

Часто после еды мы вызывали шейхов и их свиту на соревнование по стрельбе из духового ружья, а иногда из моей винтовки или пистолета. Амара стал прекрасным стрелком, Ясин и Хасан тоже не ударяли лицом в грязь, но никакая тренировка не могла научить Сабайти стрелять хоть мало-мальски прилично.

— Целься вон в тот мадьяф, может быть, по ошибке попадешь в цель, — поддразнивали его другие.

Их самих было очень легко вывести из себя, но Сабайти никогда не обижался. Ясин иногда бывал сварлив, а Амара угрюм, но добрейший Сабайти всегда был самым разумным, уравновешенным и добродушным из моих спутников. Мы все были ему многим обязаны. Я порой сердился на других, но почти никогда не сердился на Сабайти, а если это все же случалось, то потом я всегда чувствовал себя неловко.

С сожалением расставшись с шейхами племени суайдитов, мы повернули на восток и на шестах провели нашу тарраду по мелководью через заросли камыша, который рос между массивом касаба и краем пустыни. Ясин, как всегда, размещался на корме, впереди него сидел Амара, Хасан был на носу, а позади него сидел Сабайти.

Мы оказались в авангарде группы суайдитов, перебиравшихся на новое место всей деревней. Самые большие лодки были нагружены частями разобранных домов и другими пожитками. В лодках поменьше мальчики, многие из них обнаженные, гортанными криками подгоняли буйволов. Эти суайдиты не были земледельцами, они жили на озерах со своими стадами. В отличие от кочевых ферайгатов они носили куфии цвета охры. Позади нас из зарослей тростника одна за другой выходили их лодки. Какой-то человек объяснил нам, что из-за прибывающей воды, поднявшейся очень высоко в этом году, им пришлось раньше обычного сняться с мест зимовки в глубине озерного края.

— Ночуй у нас, сахеб, — сказал он. — Мы хотим поставить нашу деревню на этом сухом участке земли.

Через час после того, как они высадились на сушу, первый дом уже поднялся. Связки тростника, образующие арки, были укреплены друг против друга в два ряда, каждая связка была слегка наклонена кнаружи. Затем один человек взбирался на треножник, также сделанный из тростника; другие начинали отгибать связки арок внутрь, а он соединял их верхушки. Это не составляло особого труда, так как связки уже были изогнуты от предыдущего использования. Когда пять арок были готовы, суайдиты привязывали к ним поперечный каркас, покрывали его циновками, иногда всего лишь в один слой, привязывая их жгутами к каркасу и аркам. Все жгуты были тоже из касаба. Я расхаживал по берегу, наблюдая за постройкой домов и разгрузкой лодок. Вскоре мой новый знакомый пригласил меня в свой дом, который уже был благоустроен внутри. Чай был готов, рис для завтрака варился на очаге.

Суайдиты-кочевники собирают для своих буйволов камыш и каулан (Scirpus brachyceras) — осоку, покрывающую большую часть затопляемых в период разлива участков. Ясин заметил, что его собственные буйволы в Бу Муганфате не прикоснулись бы к этой осоке. Многие из суайдитов нуждались в медицинской помощи. Мы остались у них еще на один день, а потом посетили другие их деревни, одна из которых находилась в нескольких милях в глубине тростниковых зарослей. Из всех маданов суайдиты были наименее затронуты современной цивилизацией, и удовольствие от общения с ними омрачалось лишь вкусом воды в этих местах; у порога пустыни вода везде была солоноватая. Суайдиты, живущие на суше, добывают соль, выпаривая воду в неглубоких ямах. Наконец мы добрались до границы с Ираном. Переночевав на иракском полицейском посту, мы довернули назад, к центральной части озерного края.

20. Семья Амары

Район Авайзидж был затоплен, и когда мы вернулись в край ферайгатов, они уже ушли. Мы с трудом вели тарраду через темные заросли осоки. Только время от времени попадавшиеся серые гуси, которые остались здесь, чтобы вывести птенцов, напоминали о скоплениях водоплавающей дичи в зимние месяцы. В тростниковых зарослях вдоль Евфрата среди худосочных прошлогодних стеблей вымахала высокая молодая поросль. Душистый водяной лютик покрывал, словно снег, открытые водные пространства.

В Эль-Азайре мы оставили лодку и наняли машину дли поездки в Басру, которую я обычно посещал каждые два месяца, чтобы забрать почту, принять ванну и купить лекарства. Провести несколько дней в комфортабельном доме было весьма приятно. Мои друзья из консульства всегда хорошо принимали меня и моих спутников. Когда мы опять плыли в нашей тарраде, Амара сказал:

— Теперь, когда Фалиха нет, ты должен остановиться у меня. Ты знаешь, что мы небогаты, но все, что у нас есть, твое. Ясин и Хасан проведут это время в своих семьях, мы пошлем за ними, когда захотим снова отправиться в путь.

Через четыре дня мы вошли в канал, который вел к Руфайе, родной деревне Амары. Течение было сильное. По берегам мужчины расчищали землю и увозили срезанные растения в глубь озерного края, работая по колено и даже по пояс в воде. Высокий юноша, у которого рубаха была обмотана вокруг шеи, бежал по воде к нам, выкрикивая приветствия.

— Это Решик, мой брат, — сказал Амара. — В прошлом году он помогал другим управляться с рисом. Теперь у него есть своя земля.

Юноша смыл грязь с ног, сел в тарраду рядом с Амарой, поцеловал его и взялся за шест. Хотя у него было приятное лицо с живым, задорным выражением, в нем не чувствовалось того особого духа, который отличал Амару. На год младше и почти такой же высокий, Решик казался нескладным. Когда он станет постарше и раздастся в плечах, он, наверное, будет сильнее своего брата. Мы прошли мимо первых домов деревни. Дети неслись по берегу за нашей лодкой, так что я чувствовал себя Крысоловом из города Гаммельна. [21] Когда мы остановились, на берегу собралась целая стайка детворы.

— Хасан, беги и скажи отцу, что сахеб приехал к нам в гости, — сказал Амара одному мальчику. Потом он обратился к Решику:

— Проследи, чтобы птенцы принесли все вещи в дом, и не забудь взять тесты.

Ясин и Хасан остались на несколько дней в Бу Мугайфате. В сопровождении Сабайти и еще одного юноши, который приехал с нами, мы зашагали к дому Амары, расположенному на окраине деревни. За ним лежали сжатые поля ячменя, а вдали темнели купы пальм. Отец Амары Сукуб был пожилой мужчина с обветренным лицом и безмятежным взглядом, одетый в чистую белую рубаху и куфию. Он принял нас со спокойной учтивостью. Сукуб держался прямо, но двигался медленно и несколько напряженно, проводя нас в свой дом. Дом был небольшой и низкий, в каждой из его пяти арок было всего по нескольку стеблей касаба. На потрепанной циновке был расстелен потертый ковер с двумя подушками. Проворная женщина средних лет с добрым лицом приветствовала меня:

— Добро пожаловать, сахеб, добро пожаловать в твой дом! Ведь ты Амаре как отец. Благослови тебя Аллах!

За ней стояли совсем маленький ребенок, два маленьких мальчика и девочка лет пятнадцати, прикрывшая наполовину свое лицо.

Амара послал Решика за чайником и отправил Сабайти к его отцу в лавку — купить сахара и чая. Затем с помощью своих младших братьев и стайки других детей он попытался поймать старого петуха. Петух удрал из дома и, шумно преследуемый по всей деревне, был наконец загнан в угол и зарезан. Кроме того, Амара извлек откуда-то рыбу не первой свежести; в этих краях никого не волнует, что рыба с душком. Нага, мать Амары, испекла для нас хлеб в круглой глиняной печи, налепляя сырое тесто на ее внутренние стенки. На суше такие печи можно видеть перед каждым домом, а на озерах женщины пекут хлеб над очагом на круглых глиняных блюдах. Пришел Чилайб, другой брат Амары. Этот крепко сколоченный, молчаливый подросток заботился о буйволах в отсутствие Амары. Хотя ему было не более двенадцати лет, он работал от зари до зари, заготовляя и привозя хашиш. Решик помог Чилайбу перенести хашиш из лодки к дому. Вечером буйволов привязали к кольям перед домом. Если их оставить на ночь непривязанными, они забредут на засеянные поля. Поголовье состояло из буйвола с мрачными глазами, трех буйволиц, телки и теленка. И Чилайб и Амара любили буйволов. Подоив буйволицу, Амара сказал, поглаживая ее: