Золотой ключ. Том 1, стр. 61

– Да, – возвысил голос Сарио, – я это говорю всем твоим ипостасям. Как я сказал, так и будет.

Чиева до'Орро Раймона скрылась в ладони.

– Сарио, даже на Верховного иллюстратора мы найдем управу. Если ты нас к этому вынудишь. Сарио захохотал.

– Ты о моем Пейнтраддо?

Только на один кратчайший миг в глазах Раймона блеснуло торжество.

– Ты позаботился о том, чтобы нам досталась бесполезная копия. Но у Сааведры есть оригинал.

– Да? – с ледяным спокойствием произнес Сарио. – В самом деле?

Настал момент истины: голой, горькой, страшной. Раймон содрогнулся, с ужасом глядя на Верховного иллюстратора. Никто из них не знал этого человека. Никто. Ни один мужчина. Ни одна женщина.

Сарио объяснил вкрадчивым голосом:

– Иль сангво, мы же лучшие художники в мире. Для нас копию сделать – пустяк: Две копии – пара пустяков. Три копии…

Он с головы до ног окинул взглядом единственного человека, которого любил и уважал, даже почитал, и понял, что давно перерос эту слабость. А слабостей он не терпел.

– Ты предал мою веру, – сказал он с печалью, которой вовсе не испытывал. Печаль он тоже перерос. Раймона била дрожь.

– А ты – мою… сделав копию Пейнтраддо Чиевы… Две копии!

– Мейо фрато, как видишь, они мне сослужили добрую службу. Теперь можно спокойно писать. Теперь можно спокойно жить. – Сарио усмехнулся. – Я никогда не окажусь на месте Томаса. Я никогда не окажусь на твоем месте. И что бы вы ни вытворяли в кречетте, я для вас недосягаем.

– Это наш путь, мы… – Раймон умолк. Уговаривать бесполезно.

– Ваш путь безнадежно устарел. Сейчас я торю новый. Больше ни у кого нет на это смелости, сил и возможностей. – Сарио улыбнулся. – И Луса до'Орро.

Глава 24

Алехандро зашевелился, вырываясь из объятий дремоты. Под матрасом, в раме кровати, заскрипели кожаные ремни. После первого – и невероятно сладостного – любовного поединка на полу выяснилось, что к менее бурным, неторопливым ласкам обстановка не располагает – мешают россыпью лежащие рукоятки кистей, упавшая со стола кружка, угол деревянного ящика. Поэтому он в конце концов согласился перебраться на кровать. Там они снова предавались любви, но вскоре его потянуло в сон – подействовали вино, выпитое перед его приходом к Сааведре, жара и изнурительные ласки.

Сааведра язвительно заметила, что с его стороны было невежливо торопиться со сном…

И вот он снова свеж и с улыбкой вспоминает эти слова, и ему не хочется вставать или поднимать ее. Блаженный покой; его нагое бедро прижато к упругому бедру женщины, ее волосы лежат на его шее. Еще ни разу с того дня, когда пришла весть о гибели отца, у него не было так легко на душе. Впервые он мог спокойно собраться с мыслями.

Смерть. Она его сделала герцогом. Но она же отняла у него юность. Совсем недавно он считался мальчишкой, он выглядел мальчишкой рядом с отцом, хотя в его возрасте уже можно иметь собственных детей. Он и сам казался себе ребенком. И вот Бальтран ушел в мир иной, и Алехандро вступил во владение наследством. Неожиданно для себя и не желая того. Но что случилось, то случилось. По капризу Матери жизнь герцога Бальтрана оборвалась, его жена стала вдовой, дети – сиротами.

Алехандро снова упал духом, снова нахлынули печаль, тоска, чувство одиночества. Вдовствующая герцогиня не пожелала оставаться во дворце, переселилась в Каса-Варру, один из загородных особняков до'Веррада; восьмилетняя Коссимия тоже уехала, теперь она будет воспитываться при дворе Диеттро-Марейи, пока не выйдет замуж за тамошнего наследника. В Мейа-Суэрте остался только он – сын и брат; вдобавок он теперь не наследник, а герцог. Это многое меняет. На легкую жизнь – такую, как прежде, – уповать не стоит.

– Мердитто, – огорченно пробормотал он и плотнее прижался к Сааведре.

Оказывается, она тоже не спит.

– Какие думы вынуждают вашу светлость так ужасно ругаться? Он вздохнул, тронув ее черные вьющиеся локоны.

– О женитьбе.

– Ах, вот оно что… – На миг умолкла. – Алехандро… – Тон полусерьезный-полушутливый, казалось, она сдерживает смех. – Ты уж прости меня за бестактность, граццо. Но все-таки постарайся не размышлять о столь приятных вещах в моем обществе… – Она посмотрела в его глаза. —..И уж тем паче в моей постели.

От стыда его бросило в жар. В паху и под мышками защипало от пота.

– Мердитто! Моронно! Кабесса бизила! – Он хлопнул себя по животу и уткнулся лицом в матрас. Да можно ли быть таким безмозглым чудовищем!

Она лежала рядом с ним. И смеялась.

– Давай лучше я тебя обругаю. Ведь это мое право, верно?

– Моронно луна, – добавил он, поднимая разгоряченное лицо. – За это ты должна меня сейчас же выгнать!

– Эйха, я, конечно, могу, но мне не хочется терять тебя слишком рано. – Она провела ладонью по буграм мышц на спине – упорные тренировки с оружием превратили их в камень. – Нет уж, я постараюсь удержать тебя как можно дольше… Аморо мейо, ты женишься, а потом…

– Еще рано. Рано. – Он сел, откинул с лица спутанные волосы, убрал и ее локоны с подушки, чтобы не потянуть случайно локтем, не причинить ей боль. – Прости, каррида… Но ведь меня и так женят, уложат в постель и одарят наследником. Не пройдет и года… Стоит ли торопить события?

– Бедный Алехандро! Я что, должна тебя пожалеть? – Она тоже села, откинула растрепанные завитки волос, прислонилась спиной к стене. Коснулась плечом его плеча, прижалась. – Лучше пожалеть женщину.

Он пристально посмотрел на нее, заметил в глазах веселые искорки.

– Канна! – воскликнул он без особого пыла. – Бессердечная, эгоистичная женщина…

– Да, бессердечная, эгоистичная, честная женщина… И к тому же знающая тебя. – Она наклонила голову, коснулась виском его скулы. – Алехандро, я знаю тебя, а еще знаю, что она будет счастлива.

В его смехе печали было не меньше, чем радости.

– Эйха, каррида… Не будь я герцогом…

–..я бы ни за что не пустила тебя к себе в постель. Он ухмыльнулся, но повторил:

– Не будь я герцогом…

–..и не будь я Грихальва… – Она тяжело вздохнула, заразившись от него грустью. – Но ты – герцог, а я – Грихальва, и это лучшее, на что мы могли надеяться. И по-моему, это не так уж и плохо. Лучше, чем ничего.

Мысли бежали, как вода в порожистой речке – наталкиваясь на препоны, кружась в водоворотах.

– Я сомневаюсь, что он ее любил…

– Ты о ком?

– О Гитанне Серрано. Сомневаюсь, что отец ее любил. Наверное, она ему просто нравилась… Давала то, что не могла дать моя матра…

– Любовницы это умеют.

– Наверное, она была ему для чего-то нужна… Для чего-то такого, что недоступно моему пониманию. Может, он стремился доказать себе… доказать, что он – настоящий мужчина. Во всех отношениях.

– Разве он не убедился в этом, когда ты появился на свет?

– Ведь он был герцогом Тайра-Вирте, а герцог должен быть настоящим мужчиной во всех отношениях. – Алехандро посмотрел на нее. – А я не хочу быть таким.

– Герцогом?

– Во всех отношениях. – Алехандро, но ведь все герцоги таковы.

– Ведра, я на это не способен. Я совсем не такой, каким был отец.

– И меня это радует, аморо мейо. Я бы совсем не хотела спать с твоим отцом. – Она тут же смутилась, коснулась его руки. – Извини. Я забыла, что о мертвых не шутят.

– Ему все равно. – Он пожал плечами. По-прежнему на него давило горе, но теперь намного слабее благодаря ее присутствию, а еще – известию, что смерть отца была случайна. Спасибо Сарио, он доказал это, осмотрев тело герцога Бальтрана и допросив тза'абов, которые сопровождали повозку. Мертвого не оживишь, а мысли о войне повергали Алехандро в ужас. Вовсе не такого будущего желал он своей стране. – Его больше нет. Теперь я на его месте… И мне страшно.

Она положила ладонь ему на грудь – туда, где сердце, – и к тыльной стороне ладони прижалась щекой.

– В этом ты не одинок.

– Да. Граццо Матра, со мною – ты. – Он потянулся к ней губами, звучно поцеловал. Мысли снова неслись по каменистой реке, попадали в новые водовороты. – И еще один человек способен мне помочь. – Вспомнив о нем, Алехандро резко выпрямил спину, прижался лопатками к холодной стене. – Эйха, Ведра, жаль, что ты этого не видела. Как он с ними говорил, с этими задиристыми петухами! Мне бы его смелость, его выдержку! Они цедили сквозь зубы: