Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы), стр. 37
– Я понял.
– Ты должен помочь ему, Джонас. Он вложил в этот фильм всего себя. Если он потеряет его, то для него это будет катастрофа.
– Невада никогда не уделял большого внимания деньгам.
– Да дело не в деньгах, дело в его отношении к этому фильму. Он верит в него, наконец у него появился шанс показать Запад таким, каким он на самом деле был.
– Да кому это, к черту, надо знать?
– Ты видел хоть один фильм с его участием?
– Нет.
В голосе Рины послышалось разочарование.
– Неужели тебе не интересно, как он выглядит на экране?
– А почему мне должно быть это интересно? Я знаю, как он выглядит.
– Так ты поможешь? – снова ровным голосом спросила она.
– Слишком большая сумма, да и почему именно я?
– Я помню, что когда-то ты очень нуждался в одной вещи, и он отдал ее тебе.
Я понял, что она говорит об акциях «Корд Эксплоузивз».
– Но это не стоило ему два миллиона.
– Тогда да, а сейчас?
Я задумался. Сейчас, пожалуй, еще нет, а лет через пять акции будут стоить два миллиона.
– Но если он в таком положении, то почему сам не позвонил мне?
– Невада слишком гордый человек, ты знаешь это.
– А почему ты так хлопочешь?
– Потому, что он мой друг, – быстро ответила Рина. – Когда мне нужна помощь, он не задает вопросов.
– Я ничего не обещаю, но вечером прилечу в Лос-Анджелес. Где мне найти тебя?
– Я остановилась у Невады, но нам лучше увидеться в каком-нибудь другом месте. Я не хочу, чтобы он знал о моем звонке.
– Хорошо, поздно вечером я буду в отеле «Беверли-Хиллз». – Я положил трубку.
– Кто это? – спросила Моника.
– Вдова моего отца, – ответил я, проходя в спальню. – Собери свои вещи, я отвезу тебя на ранчо, а сам вылечу по делам в Лос-Анджелес.
– Но ведь мы здесь только пять дней, а ты обещал, что медовый месяц продлится две недели?
– Непредвиденные обстоятельства.
Я сел на кровать и стал стягивать сапоги.
– А что подумают люди, если мы вернемся через пять дней?
– Какое мне, черт побери, до этого дело?
Моника расплакалась.
– Я не поеду, – крикнула она и топнула ногой.
– Тогда оставайся, – сердито ответил я. – Я спущусь за машиной, и если к моему возвращению ты не будешь готова, я уеду без тебя.
Что за существо – женщина? Пять минут постоишь перед священником, и все буквально переворачивается. До женитьбы она великолепна, ты для нее король. Одной рукой она держит тебя за конец, давая понять этим, что хочет тебя, а другой прикуривает тебе сигарету, моет спину, гладит по лицу и взбивает для тебя подушку. Потом произносятся магические слова, и тебе уже приходится просить обо всем этом. Теперь уже ты должен обхаживать ее: прикуривать сигарету, приносить халат, открывать двери. Ты должен даже благодарить ее, когда она позволяет тебе иметь то, что раньше непрерывно предлагала сама.
Когда я подъехал к хижине, Моника вышла с небольшим чемоданчиком в руке и остановилась, ожидая, чтобы я открыл ей дверь. Подождав некоторое время, она сама открыла ее и уселась в машину с оскорбленным видом. Это выражение не сходило у нее с лица все два часа, которые заняла у нас дорога до ранчо.
В девять часов вечера я остановил машину перед домом. Робер, как всегда, ожидал возле дверей. Когда он взял у Моники чемодан и она вышла из машины, а я остался, лицо его сохраняло невозмутимость.
– Добрый вечер, миссис Корд, – сказал он. – Ваша комната готова.
Взглянув на меня, он начал подниматься по ступенькам.
– И когда тебя ждать назад? – язвительно спросила Моника.
Я пожал плечами.
– Вернусь, как только закончу дела. – Внезапно я почувствовал слабость. Черт возьми, ведь мы женаты всего пять дней. – Постараюсь побыстрее, – добавил я.
– Можешь не спешить, – сказала она и, не оглядываясь, ушла в дом.
Я разозлился, врубил передачу и помчался по дороге к фабрике. Позади нее на поле стоял мой старенький биплан. Залезая в кабину, я все еще был зол и, только поднявшись на высоту две с половиной тысячи футов и взяв курс на Лос-Анджелес, успокоился.
5
Я посмотрел на сценарий в голубой обложке, затем на Рину. Время было не властно над ней: изящная, стройная, с высокой упругой грудью. Изменились только ее глаза, в них появилась уверенность, которой я не замечал раньше.
– Я не особо люблю читать, – сказал я.
– Я предвидела это и договорилась со студией, чтобы они показали тебе фильм. Можно пойти прямо сейчас.
– Сколько времени ты уже здесь?
– Года полтора, сразу как вернулась из Европы.
– И все это время живешь у Невады?
Она кивнула.
– Ты спишь с ним?
Рина даже не пыталась уйти от ответа:
– Да, мне очень хорошо с ним.
– А ему с тобой? – спросил я.
– Надеюсь, – тихо ответила она. – Но тебя это не касается.
– Я спросил просто из любопытства, – сказал я, поднимаясь, и бросил сценарий в кресло.
– Это совсем не то, что ты думаешь, – быстро проговорила Рина.
– А что это тогда, деньги?
– Нет, – покачала она головой. – Мужчина, настоящий мужчина. Я никогда не испытывала ничего подобного с мальчишками.
– Может быть, и у меня это когда-нибудь получится?
– Ты ведь пять дней назад женился.
Я посмотрел на нее, внутри возникло знакомое возбуждение.
– Пошли, – коротко бросил я. – Не собираюсь торчать там всю ночь.
Я сидел в темном кинозале, с одной стороны от меня сидела Рина, с другой – директор Ван Элстер.
Рина сказала правду. Фильм был великолепный, но лишь благодаря Неваде. Именно его игра была самой сильной стороной картины.
Я всегда чувствовал его силу, но здесь она была сконцентрированной, целенаправленной и проникала в каждого. В начале фильма он играл шестнадцатилетнего мальчишку, а в конце уже двадцатипятилетнего мужчину, при этом угадать его настоящий возраст было невозможно.
Когда зажегся свет, я сидел в кресле, возбужденный увиденным. Достал сигарету и закурил. Вместе с тем, меня не покидало ощущение, что в фильме чего-то не хватает. Ощутив тепло внизу живота, я понял чего.
– Кроме этой мадам из Нового Орлеана и дочери жертвы, в картине нет женщин, – обратился я к Ван Элстеру.
– Есть некоторые вещи, – улыбнулся Ван Элстер, – которые не показывают в боевиках, к ним как раз относятся и женщины.
– Почему?
– Считается, что образ чистого, сильного мужчины предпочтительней. Герой может совершать любые преступления, но только не заводить любовные шашни.
Я рассмеялся и встал.
– Извините за мой вопрос, но почему вы не можете добавить голос точно так, как добавляете музыку? В чем здесь дело?
– Добавить голос мы можем, – ответил Ван Элстер, – но скорость воспроизведения немых фильмов отличается от скорости звуковых. Звуковые фильмы воспроизводятся со скоростью речи, а немые гораздо быстрее.
Все ясно, здесь была чисто механическая загвоздка. Как и в любом другом бизнесе, тут была своя технология, и она начала интересовать меня.
– Поедемте со мной в отель, мне хотелось бы поговорить об этом подробнее.
В глазах Рины промелькнуло удивление, она посмотрела на Ван Элстера, потом обернулась ко мне.
– Но уже почти четыре утра, да и вряд ли мы что-нибудь решим без Невады.
– Хорошо, – согласился я, – приведете Неваду ко мне в восемь утра. Устраивает?
– Отлично, в восемь.
– Я могу подвезти вас до отеля, мистер Корд, – с готовностью предложил Ван Элстер.
Я посмотрел на Рину, она незаметно покачала головой.
– Благодарю вас, Рина завезет меня по пути домой.
Всю дорогу до отеля Рина молчала, и только когда мы остановились, она заговорила.
– Ван Элстер нервничает. Он никогда не делал звуковых картин, но эту очень хочет сделать. Это великий фильм, и если он удастся, Ван Элстер упрочит свое положение.
– А что, оно у него шаткое?
– Как и у всех в Голливуде, начиная от Гарбо и кончая Джоном Гилбертом. Никто из них не уверен, как сложится их карьера в звуковом кино. Я слышала, что у Джона Гилберта настолько плохой голос, что студия «МГМ» даже не пригласила его сниматься в следующем фильме.