Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы), стр. 34

Я сел в машину и сказал:

– В отель «Беверли-Хиллз».

Расстроенный Макаллистер уселся сзади.

– Завтра? Он они не хотят ждать.

Я посмотрел на Макаллистера, и мне стало немного жаль его. Такую сделку провернуть было нелегко.

– Тогда вот что. Дай мне поспать шесть часов, а потом встретимся.

– Но ведь будет три утра! – воскликнул он.

Я кивнул.

– Приводи их ко мне в номер, я буду готов.

В номере меня ждала Моника Уинтроп. Когда я вошел, она поднялась с дивана, отложила сигарету, подбежала ко мне и поцеловала.

– О, вот это борода, – удивленно воскликнула она.

– Что ты тут делаешь? – спросил я. – Я искал тебя на аэродроме.

– Я не пошла туда, потому что боялась встретить отца.

Она была права. Эймос Уинтроп был не таким уж простаком, чтобы не догадаться, в чем дело. Его беда заключалась в другом – он не умел правильно распределять свое время, поэтому женщины мешали работе, а работа мешала общению с женщинами. Моника была его единственной дочерью, но, как всякий распутник, он думал о ней не то, что она представляла собой на самом деле.

– Сделай мне выпить, – сказал я, проходя за ней в спальню. – А не то я усну прямо в ванной; от меня так несет, что я сам это ощущаю.

Моника протянула мне виски со льдом.

– Прошу! А ванна уже полная.

– Но как ты узнала, когда я приду?

– Слышала по радио.

Я потихоньку потягивал виски, а Моника сидела рядом.

– Я считаю, что тебе не надо принимать ванну, этот запах так возбуждает.

Я отставил стакан и направился в ванную, снимая на ходу рубашку. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, я увидел на пороге Монику.

– Подожди, не залезай в ванну. Так жалко смывать этот мужской дух.

Она обвила меня руками за шею и прижалась всем телом. Я хотел поцеловать ее в губы, но она отвернула лицо и уткнула его в мое плечо, глубоко вдыхая запах кожи. Она тихо застонала.

Я обхватил ее лицо руками и повернул к себе. Моника закрыла глаза и снова застонала. Я расстегнул ремень, брюки упали на пол. Я откинул их ногой в сторону и повернул Монику спиной к туалетному столику, стоявшему возле стены. Не открывая глаз, она вскарабкалась на меня, как обезьянка на кокосовую пальму.

– Вдыхай глубже, крошка, – сказал я, когда она сдавленно вскрикнула, – возможно, я уже никогда не буду так пахнуть.

Вода была мягкая и горячая, усталость постепенно покидала тело. Я попытался намылить спину, но ничего не получилось.

– Давай я, – сказала Моника.

Я протянул ей мочалку. Круговые движения были мягкими и плавными, от удовольствия я закрыл глаза.

– Еще, – попросил я, – так хорошо!

– Ты прямо как ребенок, за тобой обязательно кто-то должен ухаживать.

Я открыл глаза и посмотрел на нее.

– Я тоже так думаю, пожалуй, я найму слугу-японца.

– Слуга так не сумеет, поднимись, я смою мыло.

С закрытыми глазами я перевернулся на спину, Моника нежно начала тереть мне грудь. Открыв глаза, я увидел, что она смотрит на меня.

– Он выглядит таким маленьким и беспомощным, – прошептала она.

– Совсем недавно ты говорила другое.

– Да, – снова прошептала она, устремив на меня туманный взгляд.

Зная этот взгляд, я обнял ее руками за шею и притянул к себе. Пока мы целовались, она все время гладила меня.

– Он уже опять становится сильным, – прошептала Моника прямо мне в лицо.

Я рассмеялся, и в этот момент зазвонил телефон. Она взяла с туалетного столика аппарат и протянула мне.

– Слушаю, – рявкнул я.

Это был Макаллистер, он звонил из вестибюля.

– Я же сказал, что в три.

– Но сейчас три часа, – ответил он. – Нам подниматься? Тут с нами еще Уинтроп, он сказал, что хочет видеть тебя.

Я посмотрел на Монику. Не хватало, чтобы отец застал ее здесь.

– Нет, – быстро ответил я, – я еще в ванной. Отведи их в бар и угости выпивкой.

– Бары уже закрыты.

– Ну хорошо, я сам спущусь в вестибюль.

– Но вестибюль не место для решения таких вопросов, там нельзя уединиться. Это им совсем не понравится, и я не понимаю, почему мы не можем подняться к тебе?

– У меня здесь девушка.

– Ну и что, – рассмеялся он, – у них тоже бывают девушки.

– Но это Моника Уинтроп.

На другом конце воцарилось молчание, затем Макаллистер тихо воскликнул:

– Господи, твой отец был прав. Ты никогда не остановишься.

– Остановлюсь, когда доживу до твоих лет, но времени еще достаточно.

– Не знаю, – с сомнением произнес Макаллистер, – им не понравится идея провести заседание в вестибюле.

– Если им нужно уединение, то я знаю такое место.

– Где?

– В мужском туалете рядом с лифтом. Через пять минут я буду там.

Я бросил трубку, поднялся и сказал Монике:

– Дай мне полотенце, мне надо спуститься вниз и повидаться с твоим отцом.

2

Я вошел в мужской туалет, потирая щеки, покрытые пятидневной щетиной. Бриться было некогда.

– Заседание считаю открытым, джентльмены, – сказал я.

На лицах присутствовавших застыло недоумение, и я услышал, как один из них тихо чертыхнулся, интересуясь, что их привело сюда.

Ко мне подошел Макаллистер.

– Джонас, я должен заметить, что ты выбрал не самое подходящее место для заседания.

Я понимал, что он говорит от имени всех.

– Перед тем, как держать речь, Мак, надо застегивать ширинку, – сказал я.

Макаллистер покраснел, рука его быстро потянулась к брюкам.

Рассмеявшись, я повернулся к приглашенным.

– Господа, прошу извинить, что встречаю вас в таком необычном месте, но у меня наверху стоит ящик, который занял почти весь номер.

Единственным, кто понял меня, был Эймос Уинтроп, на лице которого появилась хитрая усмешка. Интересно, что бы отразилось на его лице, если бы он узнал, что я говорю о его дочери.

Макаллистер, с которого я сбил спесь, начал объяснять суть дела. Три большие химические корпорации создали компанию, которая приобрела у меня лицензию. Эта компания должна была произвести первые выплаты и гарантировать лицензионные платежи.

– Кто гарантирует выплату денег? – спросил я.

– Здесь находится мистер Шеффилд, – указал Макаллистер на одного из присутствующих, – он является компаньоном «Джордж Стюарт Инкорпорейшн».

Я посмотрел на Шеффилда. Стюарт, Морган, Леман – хорошо известные в деловом мире имена, трудно было желать лучших гарантий. Лицо Шеффилда показалось мне знакомым, и я напряг память, вспоминая его досье.

Ф. Мартин Шеффилд, Нью-Йорк, Бостон, Саутгемптон, Палм-Бич. Гарвардская школа бизнеса с отличием. Во время войны 1917-18гг. майор армии США, три награды за храбрость. Игрок в поло, высокое общественное положение. На вид лет тридцать пять, по документам – сорок два.

Я вспомнил, что около десяти лет назад он приходил к отцу по поводу выпуска общественного займа. Отец тогда выставил его.

– Как бы это заманчиво ни звучало, – сказал отец, – никогда не позволяй им подцепить тебя на крючок, а то твоими делами будут управлять уже они, а не ты. Единственное, что можно получить от них, так это деньги, но они предпочитают держать их при себе.

– Каким образом вы собираетесь гарантировать платежи? – спросил я у Шеффилда.

Его темные, глубоко посаженные глаза блеснули под стеклами пенсне.

– Мы заключили контракт между собой, мистер Корд.

Для человека такого хрупкого сложения у него был слишком низкий голос, и слишком уверенный. Он даже не удостоил меня толковым ответом, так как всем было известно, что подпись Стюарта на контракте уже является достаточной гарантией. Возможно, что так оно и было, но в глубине души меня что-то тревожило.

– Вы не ответили должным образом на мой вопрос, мистер Шеффилд, – вежливо сказал я. – Я спросил, как будут гарантироваться выплаты. Я не банкир и не бизнесмен с Уолл-стрит, я просто бедный мальчик, вынужденный бросить учебу и пойти работать, потому что его папа умер. Мне – тут кое-что непонятно. Я знаю, что когда иду в банк, меня просят предъявить какие-либо гарантии или обеспечение: землю, закладную на имущество, облигации или другие ценные бумаги. И только после этого я могу получить деньги. Вот, что я имею в виду.