Полярная фактория, стр. 36
Собаки распластались в воздухе и казалось летели над снегом. Черные огромные — их было отлично видно. А песец несся, как белая куропатка. Расстояние между ними было не меньше километра и пока они не скрылись из глаз, оно нимало не уменьшилось.
Я видел их еще раз или два, далеко за буграми, еле различая в бинокль. Маяк сильно опередил Роберта, а песец чуть мелькал, проходя по обнаженным черным проталинам. Расстояние между ними оставалось все то же.
Я сел ждать.
Через час собаки вернулись. Языки высунуты, бока и брюхо мокрые, они с усилием дышат. Песец ушел. Возможно у него где-либо поблизости гнездо и он нарочно увел собак, чтобы не выдать насиженного убежища.
Умные псы тянут воздух в ноздри, но не чуя зверя, лишь изредка взвизгивают, видимо, оплакивая неудачу.
— Эх, вы, простофили, — сказал я вслух и поднялся, чтобы идти домой.
Но в этот момент неподалеку взлетело три пары белых куропаток. Маяк, будто ошпаренный, сорвался с места. Роберт тоже кинулся было, однако благоразумие одержало верх и он пошел у моих ног.
— За всякой ерундовой пичугой не угоняешься, — степенно говорил его спокойный вид.
Впрочем, это не надолго. Когда спустились к бухте и где-то на торосе закричала халея, он ринулся следом за ней. Она, словно бы дразня пса, низко поплыла над ровной гладью бухты. Он несся, не отставая, и казалось вот-вот готов схватить ее снизу.
Я пришел домой уставший. Собаки сделали за это время не меньше 25—30 километров и все еще носились по тундре, то появляясь, то исчезая за гребнями холмов.
ПРИБЛИЖЕНИЕ ВЕСНЫ. КОНТРАКТАЦИЯ
Весна заметно идет. Солнце светит отнюдь не жарко, но настойчиво. Уже с первых чисел апреля оно почти не сходит с неба. Днем его видишь на юге, западе. В средине ночи оно глядит с севера. Нет ни начала, ни конца этому круговращению.
Снег начинает таять — обнажаются вершины холмов. А там где появились черные проталины земли — там солнечный луч тонет и впитывается целиком. Земля теплеет, проталины ширятся.
Однако до полной победы весны еще далеко. Солнце сменяется морозным бураном, снежный покров вновь восстанавливается и вновь требуется беспрерывная работа солнца.
7 апреля ранним утром я вышел на двор. От берега бухты показались легкие нарты с упряжкой в 4 оленя. Туземцы отлично знают, где у нас полагается останавливаться, поэтому я уже хотел идти, как с нарт меня остановил возглас по-русски:
— Укажи-ка, товарищ, где здесь можно стать и оставить оленей?
— Выходите, вы приехали, — сказал я и подождал, пока приезжий облаживал оленей.
Мы вместе вошли в хату.
Оказалось старик среднего роста с бородкой. В очертании лица чуялось что-то не русское — словно монгольское, но говор правильный — наш.
— Откуда? — спросил я, предлагая раздеваться и сесть. Он снял через голову малицу и, присев на лавку, пояснил:
— Прямым рейсом из Нового порта. Вслед едет еще заведующий Новопортовской факторией — сейчас должен быть.
— А вы кто же?
— Заместитель председателя райисполкома.
— Позвольте записать? — деловито осведомился я и взял карандаш.
— Пишите: Николай Иванович Пугорчин — зампредседателя.
— А ваш товарищ?
— Конон Степанович Ануфриев.
— Вы насчет чего же? От нас только недели две, как уехали новопортовские гости.
— Да, я знаю. Мы с ними раз’ехались. Их так долго не было — думали погибли. Мы по тому же делу — насчет контрактации, — сказал Пугорчин.
Он остяк, Ануфриев — зырянин. Их направил райком, опасаясь срыва оленезаготовок.
Вошел Ануфриев в плохоньком гусе, с обмерзшими усами.
Поднялся Удегов, встала уборщица, наладился чай.
Ануфриев человек молчаливый и сосредоточенный. Узнав, что Шахову контрактация не удалась, он пожевал губами и проговорил значительно:
— Ну, это как кому. Мне, авось, посчастливится.
Не спеша с делами, он напился чаю и лег спать.
Когда перед обедом я вышел в общую комнату, Ануфриев сидел за столом и разбирался в портфеле с бумагами.
— Каким образом вы рассчитываете провести контрактацию оленей? — спросил я.
— А вот соберу собрание, поговорю — будет видней.
— Шахов с Кабановым уже проделали большую работу предварительной подготовки. Вам будет легче.
— Увидим, — серьезно сказал он.
Уже 16 апреля состоялось собрание туземцев по поводу оленезаготовок. Ануфриев человек короткого слова и крутого дела.
В противоположность Шахову, он не ведет длинных бесед, но его слова не пропадают даром.
И кроме того, его преимущество в том, что он сам туземец — зырянин.
Ему ясней и понятней психология оленевода. Он 15 лет работает за полярным кругом. Он знаком со всеми деталями жизни туземцев.
Его разговоры с собравшимися проходили на глазах всей фактории, при чем он вел их так ясно, что понимали и мы, и туземцы.
Я долго вслушивался и, наконец, оценил мастерство Ануфриева. Да нужно самому родиться в зырянском чуме, чтобы до такой степени тонко изучить психику оленевода — кочевника
ИТОГ КУЛАЦКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ
Ануфриеву удалось законтрактовать свыше 1000 голов оленей.
Это уже был крупный успех.
Каждый туземец подписывал соглашение, составленное на печатном бланке. Подпись изображалась либо условным числом крестиков, либо рисунком оленя и т. п.
В размере 10 % причитающейся суммы выдается задаток. Остальные деньги выплачивают в день сдачи оленей. Сдача с 15 по 30 октября, осенью. Точно определяется, сколько будет быков, сколько важенок, взрослых, телят и т. д. На все категории имеются стандарты, установленные и утвержденные округом. Недоразумений словно не предвидится.
18 апреля Пугорчин с Ануфриевым выехали для доклада в Новый порт. Однако Ануфриев на другой день вернулся с дороги, решив закончить, контрактацию.
Задание округа 6900 оленей с Северного Ямала.
В смысле погоды турнэ Ануфриева по Северному Ямалу пройдет, конечно, в лучших условиях, чем зимняя поездка Шахова.
21 апреля после недельных заморозков, доходивших до 20°, наступила оттепель. Солнце, южный теплый ветер, с крыш капает, снега тают, вершины холмов обнажаются.
25 апреля Ануфриев уехал в об’езд чумов, взяв направление на Дровяной мыс.
Удивительно до чего не сходятся статистические сведения различных официальных исследователей относительно численности кочевого туземного населения на Ямале.
Евладов определяет количество хозяйств в 693 единицы. Шахов исчислял количество чумов, кочующих на полуострове в 150. Большинство на севере — 100 чумов, и лишь 50 на юге. Он уверял, что и это число значительно больше обычного, составляющего 70—80 чумов. Об’яснял такое увеличение сравнительно с прошлыми годами, тем, что туземцы — кулаки с Малого Ямала и из других тундр — двинулись сюда, спасаясь от контрактации. А цифры Ануфриева больше чем в два раза превышают шаховские. По его исчислениям на Ямале в настоящий момент 320 чумов. Они распределяются по своему социальному положению на три группы: бедняков, середняков и кулаков.
Бедных малооленных хозяйств — 150, середняцких 135 и кулацких 35. Впрочем, он считает, что цифры Евладова приблизительно совпадают с его данными, так как в одном чуме сплошь и рядом два хозяйства.
Бедняком здесь считается тот, у которого не свыше 300 голов оленей.
Малооленные бедняки иногда имеют не больше 100 голов. С меньшим стадом на Ямале нет.
В здешних условиях меньшее число не дает возможности каслаться с чумом — кочевать.
Середняк имеет от 300 до 600—700 голов. Выше идут кулаки.
У нас на Большом Ямале чересчур богатых хозяйств нет. Лишь 2—3 чума имеют до 2000 оленей. Большинство кулачества располагает стадами в 700—1200 голов.
На Малом Ямале есть оленеводы-туземцы, насчитывающие до 5—6 тысяч. Они известны поименно, о них далеко идет слава.
Бедняки контрактации не подлежат.
При определении мощности зажиточных хозяйств принимается во внимание не только оленность, но и иные запасы — пушнина, рыба, жир, оленье сырье, запасы одежды и т. п.