Никогда не люби незнакомца, стр. 35
— Значит, я опять вернулся туда, откуда начинал, — негромко заметил я. — Что же мне теперь делать?
— Не знаю, но в данных обстоятельствах я должен настоятельно попросить вас немедленно освободить номер и оставить одежду... я имею в виду ту, что не на вас, в виде залога.
Я гневно вскочил на ноги.
— Ну и гады же вы! Так вы поступаете с честными людьми! Если бы я хотел вас обдурить, я бы ничего не сказал. Но нет... я, конечно, поступил, как последний сосунок, и обратился за помощью. — Он попытался меня остановить, но я продолжал кричать: — Я заберу все вещи, уйду и попробуйте остановить меня! Я по всему городу растрезвоню, как вы позволяете своим телеграфисткам обворовывать постояльцев! Ну как, нравится? — Я направился к выходу.
— Хорошо, мистер Кейн, — остановил меня в дверях управляющий. — Не волнуйтесь. Давайте я вас отпущу, и мы все забудем?
— Черта с два! — все еще сердито ответил я. — Это вы можете забыть, но я не могу.
Я с грохотом захлопнул дверь, поднялся к себе и начал собираться. Потом спустился на лифте и вышел из гостиницы. Купил в киоске газету и поинтересовался у продавца:
— Не знаете хорошие и недорогие меблированные комнаты?
— Конечно, знаю. — Он написал адрес на клочке бумаги. Дом находился всего в нескольких кварталах, и я отправился туда пешком. Комната стоила три пятьдесят в неделю, и я заплатил за две недели вперед. После этого у меня осталось всего три доллара и около восьмидесяти центов мелочью. Вещи рассовал в комод. По сравнению с отелем это заведение казалось настоящим хлевом, но пару недель здесь прожить можно.
На следующий день я отправился на поиски работы. Мне повезло — я нашел место рассыльного в продовольственном магазине на Сентрал-стрит с жалованьем четырнадцать долларов в неделю. Вечером вернулся усталый домой и завалился на кровать. Целый день бегать по городу с сумками с непривычки оказалось нелегко. Я сел за стол и принялся считать.
Плата за жилье — 3.5 Еда — 7
Итого — 10.5 Остаток — 3.5
Я подумал, что доллара в день на еду должно хватить, если питаться экономно. Немного успокоившись, опять лег. Как-нибудь проживу! Но я не учел одного...
Глава 3
Работал я с семи утра. Сначала развозил на тележке утренние заказы, которые продавцы готовили накануне вечером. Работа совсем не нравилась, но что оставалось делать? С помощью строжайшей экономии я рассчитывал скопить деньги на билет до Нью-Йорка. Мне казалось, что дядя и тетя вернулись туда, и я легко их найду.
Но через два дня все мои мечты лопнули, как мыльный пузырь. Я нес пакеты на тележку и внезапно почувствовал головокружение. Наверное, все из-за той дряни, которой приходится питаться, подумал я. Тротуар неожиданно встал на дыбы, и я начал терять равновесие. Пришлось побросать пакеты на землю и прислониться к стене. Я стоял и глупо смотрел на разбитые яйца, и пролитое молоко. Только собрав все силы, я устоял на ногах. Я отчаянно боролся с головокружением. Нельзя падать, нельзя! Но стена продолжала куда-то опускаться, а тротуар — подниматься.
Из магазина вышел хозяин. Он посмотрел сначала на тротуар, потом — на меня. Лицо у меня побелело, как мел, пот заливал глаза, и я почти ничего не видел. Хозяин даже не пошевелился, чтобы помочь. Я попытался что-то объяснить, но лишь беспомощно открыл рот.
— Когда протрезвеешь, зайди, — холодно бросил он и скрылся в магазине.
Я беспомощно смотрел ему вслед, так ничего и не сказав. Стоял, прислонившись к стене, и думал: как бы не грохнуться в обморок! Во мне бушевали гнев, стыд, унижение. Сукин сын подумал, что я пьян! Я чуть не расплакался, но у меня не было времени на эмоции. Все силы ушли на борьбу с головокружением. Тротуар превратился в туго натянутый канат, который в любую минуту мог порваться. Я медленно опустился на корточки, положил голову на руки и закрыл глаза, чтобы не видеть, как опасно наклоняется тротуар. Я старался отогнать мысли о тротуаре, обо всем остальном.
Наконец тошнота и головокружение прошли, и я почувствовал небольшое облегчение. Я поднял голову и открыл мокрые от слез глаза. Заболела голова. Тротуар вернулся в нормальное положение, и я подошел к двери, держась руками за стену. Из магазина выскочил человек убрать за мной. Я зашел в маленькую стеклянную клетку, которую хозяин называл кабинетом.
— Мистер Роджерс... — виновато начал я.
— Вот твои деньги, Кейн. — Он протянул пять долларов.
Взял я их медленно, потому что мне было не до проворства.
— Но, мистер Роджерс, здесь только пять долларов. Я проработал три дня. Вы мне должны семь долларов.
— Я вычел все, что ты разбил. — Хозяин решительно отвернулся от меня.
Я сунул деньги в карман и тупо двинулся к выходу, но у двери остановился.
— Мистер Роджерс, я не пьян. У меня был приступ головокружения. — Роджерс молчал. Я видел, что он не верит мне. — Вы должны мне поверить, — взмолился я дрожащим голосом. — Это правда! У меня закружилась голова и...
— Если ты болен, ты все равно не сможешь работать! — отрезал Роджерс, поворачиваясь ко мне. — Убирайся! У меня нет времени.
Я знал, что он так и не поверил мне. Сняв фартук, надел пиджак. Остальные украдкой наблюдали за мной. Я проработал слишком мало и не успел ни с кем близко познакомиться. Несомненно, они тоже считают, что я пьян.
Я отправился прямиком домой. Слабость не прошла, и я решил сегодня не искать работу. К тому же мне почему-то было стыдно. Казалось, что все прохожие подозрительно косятся на меня. Я поднялся к себе, лег и провалялся весь день. Аппетит исчез, и я даже ни разу не вышел поесть.
Утром я отправился на поиски работы, но ничего не нашел. Следующие несколько дней пролети в безрезультатных поисках. Деньги кончались, и мне пришлось перейти на дешевое одноразовое питание. К середине следующей недели я окончательно пал духом. Работы не было, и приближалось воскресенье, когда нужно платить за комнату.
Я шел по улице, когда в голову внезапно пришла мысль. Надо вернуться в Нью-Йорк. Там друзья, да и город я знаю. Мне помогут найти родственников. Я вернулся к себе, собрал новые костюмы и рубашки, за исключением одной, и сложил их в саквояж. Потом сообщил домовладелице, что в конце недели съеду.
На Мейн-стрит нашел ломбард и поставил на стойку перед стариком в очках саквояж.
— Что я за это могу получить, дядя?
Он внимательно осмотрел новые костюмы, затем сунул их обратно и заявил:
— Не выйдет! Я не занимаюсь краденым.
— Дядя, это не краденые вещи! Я купил их на прошлой неделе, но обстоятельства изменились, и теперь я хочу избавиться от одежды.
— Может, у вас сохранилась квитанция? — хитро поинтересовался старик.
Я порылся в бумажнике и нашел квитанцию.
— За костюмы дам по пять долларов, за рубашки — по пятьдесят центов.
— Господи! Да ведь я только что заплатил за них по двадцать баков, а вы мне предлагаете пятерку.
— Дела идут неважно. — Он выразительно развел руки в сторону. — Да и рынок завален костюмами.
Я начал складывать одежду в саквояж.
— Подождите минуту, — остановил меня старик. — Вы хотите продать их или заложить?
— Продать. — Я продолжал заталкивать одежду. — Вместе с саквояжем. Я уезжаю.
— В таком случае, раз мне не нужно хранить вещи, я предлагаю по семь с половиной за костюм и два с половиной за саквояж.
Мы остановились на тридцати баках и рабочих штанах и рубашке впридачу. Я переоделся в подсобке и дал ему костюм, который был на мне. Затем зашел в ближайший ресторан и плотно поел. После обеда купил пару пачек сигарет и с наслаждением закурил. Я вернулся в меблированные комнаты, поднялся к себе и уснул.
Рано утром следующего дня я отправился на вокзал. Еду в Нью-Йорк, домой!