Скандально известная, стр. 36

Поцелуй, которого он от нее добивался, не мог закончиться по-другому.

– Можете. Прижмитесь губами к моим губам, а потом просуньте язык мне в рот, – терпеливо повторил ее наставник.

Габби судорожно втянула в себя воздух. Спасения не было, но она и не хотела спасения. По-прежнему изо всех сил цепляясь за халат Уикхэма, она подняла лицо и прижалась к его рту. Потом, вспомнив, что ей говорили, закрыла глаза и осторожно высунула язык.

И наткнулась на его сжатые губы. Как только она прикоснулась к ним, губы раскрылись. Габби набралась храбрости и просунула в них язык.

Его рот был влажным, обжигающим и слегка отдавал вкусом бренди и сигары. Язык Уикхэма прикоснулся к ее языку, столкнулся с ним, а потом дерзко и властно проник в ее рот. Габби затаила дыхание.

Она и представить себе не могла, что можно так целоваться. Это потрясало, ошеломляло и очаровывало.

Его рука обхватила ее затылок. Потом он сменил позу и положил ее голову на свое плечо. Габби чувствовала себя совершенно беспомощной, но самое ужасное заключалось в том, что это ей очень нравилось.

Его губы двигались, настойчиво требуя ответа, язык изучал отдаленные уголки ее рта. Габби, сидевшая у Уикхэма на коленях и обнимавшая его за шею, наслаждалась своими ощущениями так же, как гурман наслаждается видом и вкусом экзотического блюда. Она стыдливо коснулась языком его языка и почувствовала, что Уикхэм перестал дышать.

Было приятно знать, что поцелуй подействовал не только на нее.

А затем она ощутила, что ладонь Уикхэма легла на ее грудь.

Настала ее очередь затаить дыхание. Хотя грудь прикрывали два слоя ткани – ночная рубашка и халат, ощущение было таким острым, что Габби затрепетала. Сосок уткнулся в его сильную жаркую ладонь так, словно просил к себе внимания; тело, помнившее его прикосновения, желало большего. В паху что-то сжалось, заныло, а потом запульсировало в уже знакомом ей ритме.

Уикхэм провел пальцем по ее соску, прижал его, и тело Габби тут же откликнулось на эту ласку.

Ее переполняли непередаваемые ощущения. Она потеряла способность мыслить и могла только чувствовать. Габби стиснула его шею и исступленно ответила на поцелуй, наслаждаясь прикосновением мужской руки к своей груди. Она задрожала всем телом, выгнула спину и поняла, что между ног снова стало горячо и мокро…

Ее ляжки ощутили прикосновение мужской плоти, твердой и горячей от желания. Не в силах справиться с собой, она заерзала, и член Уикхэма дерзко прижался к тому самому месту, куда так стремился проникнуть.

Ей хотелось ощутить его внутри… Поняв это, Габби издала негромкий стон, затихший в глубине его рта.

Уикхэм оставил ее губы и начал покрывать мелкими, частыми поцелуями ее подбородок. Габби широко раскрыла глаза. Умом она понимала, что условия сделки полностью выполнены. Но сделка ее больше не интересовала.

Видимо, Уикхэм тоже забыл об их уговоре, потому что начал целовать ее шею. Его рот был горячим и влажным, а рука, ласкавшая ее грудь, умелой и сильной…

Когда Уикхэм вынул ее грудь из низкого выреза ночной рубашки, Габби перестала думать о чем бы то ни было. Ее глаза оставались открытыми ровно столько, чтобы с замиранием сердца увидеть собственную белоснежную плоть, бесстыдно выставленную чужому взору. До сих пор ни один мужчина не видел ее наготы…

И вдруг Габби отчаянно захотелось, чтобы он смотрел на нее, целовал, ласкал… Он поднял голову, сверху вниз посмотрел на женскую грудь и приподнял ее на ладони, словно любуясь ее совершенством.

На фоне ее белой кожи рука Уикхэма казалась совсем смуглой. Она была теплой, слегка шершавой и…

Голова Уикхэма резко опустилась. Габби чуть не ахнула, догадавшись, что он собирается поцеловать ее обнаженную грудь. Сначала ее нежной кожи коснулись теплые губы, потом небритый подбородок, а через несколько секунд он втянул ее сосок в свой обжигающе жаркий рот.

У Габби голова пошла кругом. Она никогда прежде не ощущала ничего подобного. Когда язык Уикхэма коснулся ее соска, она сдавленно вскрикнула, вонзила ногти в его плечи и начала следить за тем, как он сосет ее грудь, словно младенец. Это было стыдно и порочно, и все же ее тело охватило пламя.

Она никогда не мечтала о том, что мужчина будет ее ласкать или хотя бы захочет сделать это. Это было настоящее наваждение.

А она даже не знала его имени.

Эта мысль, пришедшая из отдаленного уголка мозга, который отвечал за самосохранение, заставила ее очнуться.

Он был опытным обольстителем и умело пользовался ее телом. Позволив это, она стала такой же потаскушкой, как женщина, которая согревала постель ее отца.

– Нет! – выдохнула Габби, едва услышав собственный голос.

Она начала сопротивляться, отталкивать голову Уикхэма от своей груди, вырываться и не поверила себе, когда это удалось. Едва Габби попыталась просунуть руку между его губами и своей грудью, как Уикхэм поднял голову и посмотрел на нее. Его глаза и щеки пылали так, что Габби испугалась.

– Нет! – снова сказала она, на сей раз более решительно. Их взгляды встретились.

Он сжал губы, прищурился… и отпустил ее.

Габби тут же вскочила и дрожащими руками поправила ночную рубашку.

Уикхэм остался сидеть, положив руки на подлокотники кресла и откинув голову на его спинку. На его лице застыло загадочное выражение. Встретив его взгляд, Габби задрожала от ужаса.

Боже, что она наделала? Позволила совершенно незнакомому мужчине посадить ее к себе на колени, целовать и ласкать ее обнаженную грудь. И даже не могла сослаться на то, что он сделал это силой. Потому что это была неправда. Можно было отказаться целовать его, но беда заключалась в том, что она сама хотела этого. И Клер была тут ни при чем.

Ее одежда была в беспорядке; волосы, в которых за несколько минут не осталось ни одной шпильки, рассыпались по плечам. Что он о ней думает? Габби вспыхнула от стыда, сообразив, что выглядит девицей легкого поведения, потаскушкой, шлюхой.

Да. Она вела себя с ним именно так.

Но сейчас она не желала думать об этом. Если Уикхэм поймет, до какой степени ей стыдно, она умрет от унижения.

Поэтому Габби сделала глубокий вдох и вздернула подбородок.

– Думаю, теперь вы не будете спорить, что условия сделки выполнены, – гордо и холодно сказала она.

Затем Габби повернулась к нему спиной, с достоинством вышла из комнаты, закрыла и заперла за собой дверь. А потом юркнула в свою холодную, одинокую постель.

25

Как и предсказывала леди Сэлкомб, на следующий день их осадили визитеры: некоторые видели их в опере, а остальные просто слышали, что они там были. Среди них было несколько дальних родственников, в том числе Хендреды, кузины Габби, и Дайсарты, родня Клер. Одними из последних явились жена кузена Томаса леди Мод Бэннинг с двумя дочерьми – Дездемоной и Тисби. Тисби успешно дебютировала год назад и теперь была достопочтенной миссис Чарльз Фоули.

Когда Стайверс доложил о вновь прибывших, Габби, которая вместе с Клер была в гостиной и развлекала гостей, приехавших раньше, встала, чтобы поздороваться с родственниками.

– Леди Мод Бэннинг, достопочтенная миссис Фоули и мисс Бэннинг.

Несмотря на давнюю неприязнь между двумя семействами, Габби улыбнулась, обменялась легкими поцелуями с. леди Мод и ее дочерьми и представила их другим гостям; впрочем, выяснилось, что все они уже знакомы. После нескольких минут общей светской беседы пришедшие ранее откланялись. Образовались две группы: Габби и леди Мод сели в кресла у высоких окон, выходивших на площадь, а Клер, Дездемона и Тисби устроились на диване у камина.

Габби смотрела на трех девушек и злорадно ликовала. Леди Мод была хрупкой блондинкой и когда-то считалась красавицей. Ее дочери тоже были блондинками, одна пшеничной, другая льняной, и унаследовали от матери стройную фигуру. К несчастью, все остальные черты достались им от отца – кузена Томаса: у обеих были бледно-голубые глаза навыкате и скошенные подбородки. У «льняной» Дездемоны было круглое лицо и прискорбная склонность к веснушкам; напротив, лицо Тисби было таким длинным, что напоминало морду лошади. Клер не было равных в любой компании. Но в окружении блеклых, белобрысых кузин ее яркая красота сияла как маяк в штормовую ночь.