Скандально известная, стр. 23

14

Прошло два дня, но состояние раненого не улучшалось. Кожа вокруг раны воспалилась и припухла, жар не спадал, повязки пропитывались гноем и кровью. Уикхэм был без сознания и продолжал бредить.

«Возможно, оно и к лучшему», – подумала Габби, в который раз за последние три часа прижимая к его боку дымящуюся припарку. По крайней мере, он не сознает того, что с ним делают. Ее скромность страдала. Если бы Уикхэм был в сознании и мог следить за ней, она просто не смогла бы за ним ухаживать, вот и все.

Она еще не овладела искусством обрабатывать рану и в то же время прикрывать тело больного так, чтобы это было прилично. Хотя переодевал своего капитана в чистое белье Барнет, временами ночная рубашка задиралась до талии. Габби снова и снова прикрывала интимные части его тела, но раненый беспокойно метался и сбрасывал одеяло. При этом его плоть бесстыдно обнажалась, но Габби старательно отводила взгляд, подавляя свое природное любопытство.

Она все время повторяла себе, что именно из-за нее этот мужчина испытывает такие страдания.

Прикладывая больному припарку, она старалась смотреть только на рану. Но и этого было вполне достаточно, чтобы тревожить ее мысли… и чувства. К вящей досаде Габби, она обнаружила, что вид мускулистого торса Уикхэма оказывает на нее странное действие. Достаточно было одного вида собственных рук, прикасавшихся к красивому смуглому мужскому телу, как у нее учащались пульс и дыхание.

В таких случаях она быстро отводила взгляд и пыталась придать своим мыслям более достойное направление. Однако беда заключалась в том, что этот мошенник казался ей привлекательным мужчиной. Хотя Габби пыталась бороться с собой, но в глубине души знала, что это правда.

Увы, уход требовал постоянных прикосновений к больному. Как ни старалась Габби победить свое подсознание, однако эти прикосновения доставляли ей наслаждение. Стыдясь самой себя, она сделала открытие: его живот был твердым и упругим, смуглая кожа на ощупь была теплой и гладкой. От пупка тянулась вниз, куда она не дерзала смотреть, полоска темных волос, расширявшаяся внизу. Случайно ей довелось узнать, что эти волосы куда мягче, чем те, что покрывали грудь.

Внезапно воображение последовало за руками и взглядом, и Габби ощутила непреодолимое желание погрузить пальцы в эти заросли.

«Как тебе не стыдно!» – выругала себя молодая женщина, отдернув руки от безвольного тела своего подопечного и от греха подальше сложив их на коленях. Во всем были виноваты волнение и усталость, иначе она не позволила бы, чтобы в ее подсознании возникали столь недостойные образы.

«У вас такие зовущие губы»…

Уикхэм что-то пробормотал и повернул к ней голову. Затем его веки затрепетали, и на одно короткое мгновение Габби подумала, что она произнесла эти слова вслух, а он очнулся как раз вовремя, чтобы услышать это. Но когда его ресницы вновь опустились, она с облегчением поняла, что ошиблась. В ней говорило чувство вины. Уикхэм по-прежнему был без сознания.

– Ты законченный мерзавец, – упрямо пробормотала Габби. – И я не чувствую никакой вины за то, что выстрелила в тебя.

Однако она сама знала, что это неправда. А если этот человек умрет, она будет чувствовать себя убийцей. Стоит начаться заражению крови или продолжиться лихорадке, и никакой, даже самый сильный, организм не выдержит…

Нет, об этом лучше не думать.

Внизу пробили часы. Час ночи. Все родные и слуги спали. Держать их на дистанции от спальни Уикхэма было очень трудно. Легче всего было справиться с сестрами. Габби просто сказала, что зрелище больного Уикхэма не годится для их девичьих глаз. Объяснить слугам, почему их не допускают в спальню, оказалось сложнее. В конце концов Габби была вынуждена заявить, что не доверит им ухаживать за хозяином. Такое серьезное дело по плечу лишь ей самой, Джиму и Барнету.

Ответом ей стало множество обиженных взглядов.

Накануне Габби, боявшаяся за нарушение кровообращения Уикхэма, велела Барнету отвязать больного от кровати. Реакция организма последовала незамедлительно: раненый спокойно уснул. Габби решила, что это произошло благодаря избавлению от пут.

– Жарко… – отчетливо сказал он и снова сбросил одеяло.

Мгновение Габби смотрела на него, затаив дыхание. Неужели он пришел в себя? После того как она сменила Барнета, у их подопечного несколько раз проявлялись проблески сознания.

Однако раненый снова затих и, кажется, уснул. Через несколько секунд в спальне слышались только его тихое посапывание и потрескивание углей.

Обведя взглядом комнату, в которой ярко горел камин, Габби поняла, что в спальне действительно очень тепло. Ей и самой было жарко. Траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами внезапно показалось ей тесным. Габби вытерла вспотевшую шею и заправила непокорный локон в скромный пучок на затылке. Потом промокнула пот со лба и начала обмахиваться лежавшим на коленях полотенцем. В душной комнате смешалось множество разных эапахой, в том числе запах горчицы, входившей в состав припарок, и менее острый, но не менее сильный запах разгоряченного мужского тела.

На тумбочке стоял подсвечник с тремя свечами, распространявшими аромат воска. Габби заметила, что свечи начинают догорать. Она слегка приподнялась и по очереди задула свечи. Дополнительного освещения не требовалось; достаточно было пламени камина. Свечи давали совсем немного света, можно было прекрасно обойтись без них. Габби так часто обрабатывала рану, что сумела бы это сделать даже в полной темноте.

– …бриэлла, – внезапно сказал раненый, и Габби быстро повернулась к нему.

Он действительно произнес ее имя или просто бормочет во сне?

– Вы очнулись? – резко спросила она.

Ответа не последовало.

Впрочем, Габби его и не ждала. Глаза больного были закрыты, он дышал глубоко и спокойно. «Наверно, ему стало легче», – подумала Габби, осторожно сменяя очередную повязку. Лицо Уикхэма пылало не так, как прежде, и ворочался он меньше.

«Еще час, и меня сменит Джим», – со вздохом подумала она. Хотя Джим был недоволен решимостью хозяйки помогать, как он выразился, «отъявленному злодею», но выполнял свои обязанности с мрачным усердием. Конечно, он будет ворчать, браниться и осыпать ее новыми предостережениями, с этим ничего не поделаешь. И все же Габби радовалась его предстоящему приходу.

Во-первых, она устала до изнеможения. Во-вторых, чувствовала раздражение, о причине которого не хотела думать. Полуобнаженный, беспомощный мужчина, к которому она прикасалась, был незнакомцем, преступником; более того, он оскорблял ее, угрожал ей и решился на насилие. Но Уикхэм был ослепительно красив и невероятно мужествен. Если вдуматься, то в его физической притягательности не было ничего странного, и все же Габби была недовольна собой. Во всяком случае, сильно смущена.

Его голова металась по подушке, растрепанные волосы казались особенно черными на фоне белой наволочки. Он начал что-то бормотать, но так тихо, что Габби не могла разобрать ни слова.

Она инстинктивно посмотрела на рот Уикхэма, пытаясь понять слова по движению губ. Запекшие от жара губы были красивыми – твердыми, решительными, разве что чуть тонковатыми. За последние два дня она достаточно насмотрелась на эти губы, силой вливая в них бульон, лекарство или питье. «У вас такие зовущие губы».

«У тебя тоже», – подумала она. Что будет, если она прижмется губами к этим красивым губам?

Когда эта мысль сформировалась в ее мозгу с той же неотвратимостью, с какой облака собираются в грозовую тучу, Уикхэм пошевелился и открыл глаза. Застигнутая врасплох, Габби вздрогнула, как будто у нее над ухом выстрелили из пушки.

Какое-то мгновение она всматривалась в его синие глаза, но взгляд раненого был бессмысленным. Через секунду его веки опустились вновь.

Она облегченно вздохнула. Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, Габби решила заняться делом. Она осторожно дотронулась до припарки, убедилась, что та совсем остыла, и сняла повязку с раны. Молодая женщина швырнула тряпку в лохань, поставленную специально для этой цели. Сейчас она сядет у камина, подождет прихода Джима и почитает принесенную книгу.